Уинстон Черчилль: Власть воображения - Франсуа Керсоди

Следуя во всем по стопам отца, Уинстон отправился в редакцию газеты «Дейли джиогрэфик», издавшей четыре года назад путевые заметки лорда Рэндолфа про Южную Африку. Уинстон заключает с издателями аналогичный договор: ему заплатят пять гиней за каждое письмо, отправленное с «кубинского фронта». До сего времени он писал лишь любительские статьи для газеты Хэрроу и Сандхёрста, да еще отправил несколько полемических писем для читательской рубрики «Таймс», вот и весь его творческий опыт; ну а в этот раз он уже будет настоящим журналистом по совместительству и сможет сам оплачивать свои расходы.

И вот 2 ноября два приятеля отправляются в Нью-Йорк на борту пакетбота «Лукания». В Соединенных Штатах предполагалось провести всего полтора дня и отбыть на Кубу без проволочек. Но у Дженни в Новом Свете друзей и знакомых было не меньше, чем в Старом, и она снабдила сына адресом полезного человека в Нью-Йорке – видного адвоката Бурка Кокрана, члена Конгресса и… любовника леди Черчилль. Этот милый человек оказался гостеприимнейшим хозяином. Он ввел молодых людей в светское общество Нью-Йорка и показал им все, что их заинтересовало, от броненосного крейсера до военной академии Вест-Пойнт. В результате господа офицеры и не заметили, как пролетело восемь дней. В Гавану они добрались только 20 ноября. Там их ждали более спартанские условия, но не менее радушный прием: рекомендательные письма из Мадрида произвели большое впечатление, и британских наблюдателей немедленно доставили в Санта-Клару, где расположился штаб маршала Мартинеса Кампоса.

Маршал охотно согласился оказать содействие молодым офицерам: если они желают принять участие в боевых операциях, то могут присоединиться к пехотной колонне генерала Суареса Вальдеса, еще утром выдвинувшейся в направлении Санкти-Спиритуса, что в шестидесяти километрах к югу. Чтобы не глотать пыль на марше, с колонной решили встретиться уже в пункте назначения. К месту предстоящих боев добирались сначала на поезде до Сьенфуэгоса на южном побережье, затем морем до Туны и потом снова поездом на север до Санкти-Спиритуса – всего двести пятьдесят километров и три дня пути. На четвертый день должны были подойти четыре батальона генерала Суареса. Все прошло по плану, и в назначенный день генерал любезно принял корнетов Черчилля и Барнса, в которых (как и его начальство) видел знак моральной поддержки со стороны Великобритании испанской операции по умиротворению острова. Генерал был только рад, что английские офицеры пожелали присоединиться к его колонне. На следующий день отряд выдвинулся к укрепленной деревне Арройо Бланко на северо-востоке.

Последующие десять дней прошли в переходах, марш-бросках, засадах и перестрелках в дебрях влажных и враждебных джунглей Матанзаса. Тяжелая жизнь, полная опасностей и приключений, которой Черчилль, по собственному признанию, был просто очарован. Его желание оказаться под пулями исполнилось быстро и даже сторицей: пули порой пролетали в каких-то миллиметрах от головы[28]. Удивляясь каждый раз, что остался жив, казалось бы, в безвыходной ситуации, Уинстон объяснял свое везение тем, что партизаны стреляли плохо, а удирали быстро; испанские солдаты, напротив, казались ему хорошо подготовленными, а их отвага и выносливость были выше всяких похвал. Испанские офицеры не ложились даже под самым плотным огнем противника, считая для себя недостойным прятаться в укрытиях; Уинстон считал себя обязанным последовать их примеру, чтобы не уронить чести. Перенесенные вместе опасности сплотили британцев и их гостеприимных хозяев, установив между ними отношения братства по оружию; между перестрелками, на марше и привалах они на ломаном французском обменивались взглядами на вооружение, тактику и политику. Уинстон вынес из кубинской экспедиции много ценных сведений, любовь к сигарам и ронкоттелю – ромовому коктейлю. Генерал Вальдес удостоил обоих своих гостей ордена Красного Креста – дипломатический шаг, но вместе с тем и знак признания бесспорной личной храбрости британцев.

Однако корнет Черчилль отправился на Кубу еще и в качестве репортера, и в этом качестве оказался в щекотливой ситуации: если он встанет на сторону повстанцев, обидит новых друзей, отплатив им черной неблагодарностью, а если поддержит испанцев, то поставит в затруднительное положение британское правительство, вызвав возмущение американских и английских читателей, которые в большинстве своем симпатизировали мятежникам. Решив эту дилемму, Черчилль проявил удивительные для своего возраста объективность, практицизм, стратегическое мышление и политическое чутье. И что же он в итоге поведал в своих пяти «письмах с фронта», напечатанных «Дейли джиогрэфик» в декабре и январе под заголовком «Восстание на Кубе»? Если испанцы мастера скрывать правду, то кубинские повстанцы горазды выдумывать небылицы; партизан поддерживает население, они очень мобильны и превосходно информированы обо всех передвижениях врага, но это недисциплинированные и нестойкие бойцы, бахвалы и скверные стрелки, неспособные взять хотя бы один город, имеющий какое-то значение. Испанские солдаты храбры, дисциплинированны и выносливы; их офицеры великолепно обучены и отважны, но островная администрация чрезвычайно коррумпирована на всех уровнях; операции в джунглях столь же дороги, сколь и неэффективны, поскольку ведутся против противника, умело использующего местность и способного нанести неожиданный удар и выйти из боя, когда пожелает. При таком положении дел война может затянуться и истощить скудные ресурсы Испании. Надо ли в таком случае желать победы восставшим? Конечно нет: они могут только разрушать, но не умеют управлять, и только передерутся между собой, окончательно разорив страну. В завершение Черчилль предложил компромиссное решение проблемы, довольно размытое, но в целом весьма напоминавшее план ограниченной автономии. Все это было написано легким языком, с большим юмором, определенной зрелостью взглядов и некоторым предвидением будущего. В свои неполные двадцать два этот корнет осознал то, что французы и американцы поймут только три четверти века спустя: в партизанской войне в заморской колонии победить решительно настроенного противника сугубо военными средствами невозможно, какими бы мощными они ни были…

По возвращении в Англию в конце декабря Черчилль узнал, что его статьи были благосклонно приняты публикой и что британские журналисты приветствовали, не без доли ехидства, появление нового собрата, который, по-видимому, владел пером не хуже, чем саблей. «Провести каникулы, сражаясь на чужой войне, – ворчали в “Ньюкасл лидер” от 7 декабря 1895 г., – это слишком даже для Черчилля». Уинстон вернулся в полк, готовившийся передислоцироваться в Индию к осени 1896 г., и к своим любимым занятиям: поло, скачкам, политике и светским раутам. На приемах у лорда Ротшильда, в салонах своей тетки герцогини Лили, богатой американки миссис Адер или леди Черчилль он встречается и заводит знакомства с главными фигурами в правительстве, финансах и армии: лордом Гарнетом Джозефом Уолсли, сэром Фрэнсисом Джёном, Джозефом Чемберленом, Гербертом-Генри Асквитом, Бальфуром, лордом Джеймсом, герцогом Девонширским, лордом Ландсдауном, полковником Брэйбазоном, лордом Бересфордом, генералом сэром Биндоном Бладом, не говоря уже о самом принце Уэльском – широкий круг высокопоставленных лиц, которые позже будут рады ему услужить в память об отце… или о матери.