Портрет дамы - Диана Стаккарт

— Позволь мне дать тебе совет, Дино, на случай, если тебе когда-нибудь придется искать покровительства сильных мира сего, чтобы заработать себе на хлеб. Все эти поклоны и расшаркивания перед богачами, которые готовы платить за привилегию обладания произведением искусства, созданного нами, — всего лишь игра.

Говоря, он складывал письмо. Затем он наклонил горящую свечу, пролив воск на бумагу и припечатал его камнем со странным узором.

Засунув письмо под камзол, он продолжил:

— Мы обмазываем власть имущих медом лести. Взамен они предоставляют нам свое покровительство. Что до тех художников, которые не желают склонить голову… Они почитают себя выше нас, но очень скоро обнаруживают, что гордостью сыт не будешь.

— Но ведь Моро, или любой другой вельможа, прочитавший это письмо, решит, что вы над ним издеваетесь, — запротестовала я.

Учитель пожал плечами.

— Боюсь, что нет. На самом деле, чем более нелепы эти разглагольствования, тем больше им это нравится… и тем шире они открывают кошельки. Конечно, я всегда прошу вдвое больше той суммы, которая мне нужна. Таким образом, когда они щедро даруют только половину, обе стороны остаются довольны.

— Понятно, — растерянно ответила я и опустила взгляд, внезапно почувствовав себя дурой. Мне следовало бы лучше знать учителя и догадаться, что он не мог на самом деле всерьез писать эту чушь. Кто знает, возможно, мой отец тоже вынужден сочинять столь же заискивающие послания своим заказчикам?

— Не огорчайся, Дино, — попытался приободрить меня учитель. — Теперь ты знаешь правила игры и, когда станешь старше, с легкостью примешь в ней участие. Но обратимся к более важным делам. Расскажи мне, что ты узнал на похоронах Беланки.

Я охотно ухватилась за возможность сменить тему, несмотря на то, что новый предмет разговора заставлял меня чувствовать себя столь же неловко. Я в подробностях рассказала, кого видела в часовне.

Мои умозаключения о том, что три светловолосые девушки тоже являлись горничными Катерины, были встречены одобрительным кивком, равно как и догадка, что пожилая рыдавшая женщина — та самая служанка, которая опознала тело Беланки.

— Без сомнения, это Лидия, — согласился учитель, — хотя нам нужно будет взглянуть на нее вместе, чтобы не осталось сомнений. Думаю, стоит узнать побольше о ее отношениях с Беланкой и выяснить причину столь сильной скорби.

Он с равным интересом выслушал мои выводы относительно носильщика и пажа, оба из которых вполне могли быть влюблены в убитую девушку.

— Очень хорошо, Дино. Я вижу, мои уроки по композиции картины не прошли для тебя даром, — одобрительно сказал он. — Известно, что действия могут сказать гораздо больше, чем слова. И тот факт, что эти двое намеренно сели так далеко друг от друга в таком ограниченном пространстве, говорит о многом. Ты сможешь нарисовать их?

Я сделала, как он просил, и была очень польщена, когда просмотрев наброски, он сказал, что теперь узнает этих людей. Покончив с этим, я также быстро расправилась с остальными прихожанами… Кроме одного. Когда я дошла до мужчины, который сел на скамью позади меня, уверенность меня покинула.

Мое первое впечатление было таково — опасный и привлекательный мужчина. Опасно привлекательный. Как мне показалось, он был на год или два моложе учителя, хотя жесткие линии на его лице усложняли задачу определения возраста. Он не носил бороду, но, похоже, бритва не касалась его лица уже несколько дней. Судя по черным вьющимся волосам чуть выше плеч и регалиям наемника, он, вероятно, был одним из солдат герцога.

За время своего пребывания при дворе я видела подобных мужчин бессчетное количество раз. Когда они не участвовали в сражениях и не несли караул у ворот замка, то в основном бесцельно шатались по округе. Эти солдаты в своих скандально коротких камзолах и пестрых штанах, с лихо прицепленными к поясу мечами были дерзкими и грубыми типами. Только самые отчаянные забияки, будь то мужчины или женщины, осмелились бы искать с ними ссоры.

И все-таки было что-то в этом человеке, что отличало его от этой неотесанной братии. Возможно, это была какая-то ленивая чувственность или окутывающий его терпкий аромат. Может быть, дело было в очертаниях его рта, говорящих о чувствительности их обладателя и одновременно холодной жестокости. Или в руках, слишком красивых и элегантных для человека, который зарабатывает себе на жизнь, размахивая мечом.

Мы встретились взглядами лишь на мгновение. В его обрамленных густыми ресницами темных глазах мелькнуло выражение равнодушного превосходства, когда он определил мой возраст, пол и положение. Очевидно, он счел меня недостойным своего внимания и обратился взглядом к действию, происходящему у ограждения алтаря.

Я поспешила последовать его примеру, пытаясь сосредоточиться на монахе, который перекрестил тело покойной и обрызгал его святой водой.

Пришло в голову, что этот мужчина был, вероятно, одним из тех наемников, о которых не слишком уважительно отзывался учитель, солдат удачи, посвятивший себя богу войны. Я должна была найти его пугающим и даже отталкивающим.

Однако, лишь обменявшись с ним короткими взглядами, я неожиданно и необъяснимо была очарована этим человеком.

Я продолжала смотреть прямо перед собой, несмотря на то, что мои щеки горели и наливались краской, так же как и шея. Я, конечно же, понимала, что мужчина позади меня понятия не имеет, что его присутствие так смущает меня. Без сомнения, он уже забыл о моем существовании и не вспомнит о нем, если только я не привлеку к себе внимание каким-нибудь неуместным поступком.

Но я никогда его не забуду, я в этом уверена!

К тому моменту монах совершал последнее коленопреклонение, и два сутулых дьякона вышли из тени в глубине часовни. Они подняли дроги с телом Беланки на плечи и проследовали за монахом к выходу. Поднявшись вместе с другими прихожанами, я осмелилась бросить еще один взгляд на мужчину, сидевшему за мной. К моему удивлению, скамья была пуста. Он исчез так же бесшумно, как и появился.

Я вышла из часовни. Хотя вечернее солнце было еще ярким, на горизонте собирались тучи, предвещая грозу.

«Именно такое небо подходило для столь убогих похорон», — подумала я, проходя сквозь калитку на кладбище.

Вспомнив те случаи, когда мне приходилось следовать по этой извилистой тропинке, я в нерешительности замедлила шаг. Мой путь лежал к усыпальнице Сфорца, вырубленной у подножия небольшого холма. Каждый мой поход в этот сырой, похожий на пещеру склеп заканчивался весьма плачевно. Неудивительно, что это внушило мне глубокую неприязнь к данному месту.

К счастью, в этот раз мне не придется спускаться под землю. Место, отведенное для могилы Беланки, находилось в дальнем углу кладбища. В отличие от представителей знати, которые покоились в каменных гробницах, она найдет свое последнее пристанище в могиле, едва заметной за спутанными кустами дикого винограда. Я с грустью подумала, что ей суждено вечное одиночество, поскольку у нее не было семьи, рядом с которой она могла бы быть похоронена.

Действительно ли она была одна в этом мире, или, как и я, покинула свой дом в какой-нибудь деревушке, чтобы отправиться навстречу великим приключениям, которые, как ей казалось, ждали ее в Милане? Может быть, у нее были родители — а также братья и сестры, которые не находили себе места от беспокойства по мере того, как проходили месяцы и годы без каких-либо весточек от нее. Узнают ли они когда-нибудь о постигшей ее участи, или ее исчезновение будет терзать их до конца жизни?

Все эти вопросы были равно применимы и в моем случае, что не слишком радовало. Посему я сосредоточилась на разворачивающемся передо мной действии. Чувствуя себя не в своей тарелке, пребывая среди скорбящих — хотя мои намерения были самыми благими, — я держалась в сторонке. Лидия снова разрыдалась столь горько, что у меня самой слезы навернулись на глаза. Я отчаянно заморгала, еле сдерживаясь, и с каменным лицом стала смотреть, как дьяконы поставили настил из досок на землю и подняли тело Беланки.

Ее саван так сильно облегал тело, что нисколько не скрывал его очертаний. Под сопровождение последнего «Отче наш» и всхлипывания прихожан монахи без лишних церемоний опустили ее в могилу.

Краем глаза я заметила тень неподалеку. На этот раз я не стала скрывать свой интерес и обернулась.

По моему телу пробежала дрожь, когда я узнала в человеке, прислонившемся к близлежащей усыпальнице, солдата из часовни. На фоне коричневатого потрескавшегося камня его темная фигура в черной тунике и черных с красным штанах казалось еще более темной и мрачной. Поверх туники на нем была надета прилегающая черная кожаная куртка, и сквозь разрезы на рукавах выглядывала белая рубашка — наряд, говорящий одновременно об изысканности и суровости. Обязательный меч у бедра, декоративные ножны, блестящие на послеполуденном солнце. По его манере держаться за оружие я почувствовала, что — декоративный или нет — этот кусок стали в его руках мог быть смертоносным.