Пожар Саниры - Эд Данилюк

– Ух ты… – прошептала Лакути.

Она не отрываясь следила за танцорами. Санира с болью взглянул на неё.

– Это мой брат! – с гордостью сообщила Корики.

– Да он у тебя о-го-го! – воскликнула молодая женщина, и все три подруги, покосившись на Саниру, снова рассмеялись.

К танцу присоединились последние два странника из шайки Десуны. Их появление было ожидаемым. Из-за сложности танца его исполняли только те группы мужчин, которые его вместе разучивали. Иначе одновременности не добиться. Это могли быть купцы, из лета в лето передвигающиеся меж городами, или юноши, вместе проходившие обряд возмужания.

Танцоры двигались, как бы отражаясь друг в друге. Охотники невысокими короткими прыжками стали надвигаться на костёр. Потом, когда уже казалось, что они прямо сейчас окажутся в пламени, развернулись.

Четыре пары босых ног одновременно ударяли в землю, четыре поблёскивавших в свете костра тела двигались совершенно одинаково, четверо мужчин в один и тот же момент резко поворачивались в одну и ту же сторону.

Ритм барабанов постепенно нарастал, движения танцоров убыстрялись, но поразительная слаженность движений сохранялась, и это завораживало, затягивало.

Санира уже давно стоял. И не просто стоял – невольно отбивал ритм ногами. Зрители, образовавшие огромный круг у костра, делали то же самое. На лицах читалось восхищение. Несколько пожилых мужчин и женщин подошли, чтобы посмотреть.

Ритм ускорялся. Близилось невероятное завершение, когда охотники одновременно метают копья в костёр. При этом воткнуться копья должны под совершенно одинаковым наклоном и на одинаковом расстоянии друг от друга. В этот момент танцоры замирают, барабаны умолкают, и под восхищённый рёв зрителей змеи огня устремляются из костра вверх по деревянным рукоятям, обмотанным тряпичными лентами.

Увидеть этого, увы, не довелось. Вмиг всё изменилось. В толпе началось движение.

– Наистарейшая вернулась! – раздался крик.

Кольцо зрителей сломалось. Толпа бросилась к далёким кострам. Танцоры сделали ещё несколько движений, уже враздробь. Потом и они побежали следом.

Наистарейшая действительно уже пришла в себя. Трон[12] её теперь стоял вне магических кругов, и она, обессиленная, сидела, откинувшись на спинку и глядя неподвижным взглядом на чёрный свод небес.

Жрицы под свои унылые песнопения закапывали в особой яме голову и костяк жертвенного барана. Вокруг них новым жаром пылали тринадцать священных костров.

Все смотрели на Наистарейшую, ожидая, когда она заговорит. Субеди же продолжала глядеть на звёзды и молчала.

От группы жриц отделилась Цукеги и склонилась перед Субеди. Заговорила, но слов слышно не было. Наистарейшая повернула голову и посмотрела невидящим взглядом на толпу. Что-то сказала. Воцарилась полная тишина. Цукеги выпрямилась и громко повторила её слова:

– Сёстры-богини гневаются на нас.

Толпа, и без того безмолвная, оцепенела.

– Они сожгли наши жилища.

Наистарейшая явно теряла связь с действительностью, глаза её закатывались. Цукеги вновь склонилась над ней. На этот раз оказавшись почти у самого рта Субеди.

– Нам надлежит отстроить Город и прожить в нём тринадцать лун, строго следуя обычаям и помня о богинях. Затем сёстры позволяют принести им его в жертву.

Толпа зашевелилась. Новости, принесённые Субеди из потустороннего мира, обнадёживали.

– Каждый тринадцатый мужчина отправится на новое место, чтобы закрепить его за нами и начать строительство нового Города.

Послышался настороженный шелест голосов. Это хорошей новостью назвать было трудно.

Гарола шевельнулся. Наистарейшая перевела на него взгляд и кивнула.

– Времена предстоят тяжёлые, подобные войне… – Она вновь умолкла. Её взгляд стал блуждать по толпе. – Даже страшнее войны. – Она повернулась к старшему воину Города. – Гарола получает полномочия военного времени. Подчиняйтесь его решениям.

День второй

Тропинка среди полей

Нотаба дома Зечаци не выспался и сильно устал. Вся его одежда была в налипших влажных веточках и пожухлой листве, обувь покрыта слоем мокрой грязи, заткнутый за пояс медный клевец перекосился и грозил вот-вот вывалиться.

Рарара обнюхал Нотабу, признал своим и теперь весело вилял хвостом.

– Пусто, – говорил мужчина, поглаживая пышные чёрные усы, – вообще никого!

Сразу после совета жриц Гарола отослал стражников осмотреть окрестности. Если до утра воины никого не увидят, им надлежало возвращаться. Вот стражник и возвращался.

– Лесные заняты своими делами, а больше никого во всей округе нет, – развёл руками Нотаба. Потом с тревогой глянул в сторону холма, утыканного чёрными точками пожарищ. – Какие новости?

Мадара и Санира тоже не выспались. Ночевать около костра на голой земле, будто какие-то лесные, было невыносимо, но хуже холода и неудобств мучили дом Ленари мысли о гневе сестёр-богинь и предстоящем голоде. Когда кому-нибудь всё же удавалось на несколько мгновений забыться, перед глазами тут же вспыхивал гигантским вихрем пламени уничтоженный Город…

Мадара начал было пересказывать, чем закончился обряд очищения, но Санира сразу же перебил его:

– Радига дома Зунати едва не напал на лагерь торговцев!

Ему хотелось быть равным в этом разговоре. Хотелось, чтобы воин общался с ним, а не с отцом. Санира даже улыбнулся, пытаясь показать, что к попытке Радиги он относится со здоровой долей взрослой иронии. От собственной смелости юноша охрип, но это было даже хорошо. Мужчины часто говорят хрипло. Стражник не ухмыльнулся. Отец не поддакнул. Оба молча посмотрели на Саниру, потом отвернулись.

– У Гаролы военные полномочия! Не так уж всё плохо! – пробормотал Нотаба, покосившись на Мадару. – Ты как думаешь?

Санира не знал куда деваться от стыда. Воин пропустил его слова мимо ушей. И даже из вежливости не сказал «Думаете?». Сказал «Думаешь?», обращаясь к отцу.

– Множество человек с ожогами; несколько, говорят, сломали руки-ноги, кого-то придавило упавшим бревном. И всё же никто не погиб, запасы по большей части уцелели, вражеской армии поблизости нет. Может, сёстры-богини хотели лишь напугать нас? Теперь же готовы к милости? – произнёс Мадара, кинув опасливый взор на небо.

Там ничего не изменилось. По-утреннему свежее лицо богини-Небо, голубое, присыпанное кое-где пятнышками облаков, по-прежнему улыбалось миру. Яркое солнце дарило приятное тепло.

– Будем надеяться! – воин тоже посмотрел вверх. Потом перевёл взгляд на Саниру. – Это же на тебя вчера напали на центральной площади?

Юноша сердито глянул на Нотабу. Что, заметил-таки ещё одного собеседника?

– Непонятная история! – хмыкнул стражник. – Радига дома Зунати, кстати, говорит, что его тоже стукнули по голове.

Только ночью, во время пожара. А тебя, значит, утром. И мешочек украли. А зачем?

Санира пожал плечами.

– Молодые! – рассмеялся Мадара. – Всё им игры!

Воин поправил заброшенный за спину деревянный щит, кивнул на прощание и лёгкой трусцой побежал к Городу. Он только что в одиночку провёл ночь среди холмов, каждое мгновение готовый отбить нападение волков или врагов, уверенный в своих силах. Бесстрашие стражников вызывало восхищение и зависть.

Юноша смотрел вслед Нотабе. Тот бежал легко и быстро. Откуда только воин берёт после такой ночи силы!

Отец дёрнул Саниру за руку и двинулся к Лесу.

Юноша попытался пристроиться рядом, но сразу отстал – идти нужно было не по тропинке, а по рыхлой, пропитанной влагой земле. Гораздо разумнее было бы двигаться позади, вот только… У него ведь теперь борода!

Отец шагал налегке – за спиной у него был лишь мешочек. При необходимости он опирался, как на посох, на своё длинное боевое копьё. А вот Санира тащил за плечами огромный керамический зерновик, копьё у него было охотничье, слишком короткое, ноги разъезжались в грязи. Даже выданная бабушкой по случаю похода в Лес настоящая обувь не помогала.

– Значит, никто на Город не нападает? – крикнул Санира в спину отцу.

Тот обернулся и тут же спокойно пропустил его вперёд. Идти стало гораздо легче. Одновременно обнаружилось, что двигавшийся теперь позади Мадара всё равно остаётся в их маленькой группе главным.

– А ты думаешь, это враги сожгли Город, чтобы было легче нас ограбить? – хмыкнул Мадара. – Наслушался женских разговоров?

– Почему женских? – с обидой пробормотал Санира. – Об этом все говорят!

Об этом на самом деле говорили все. В огне погибли основные укрепления, жилые стены, три сплошные линии плотно примыкавших друг к другу домов, каждая – непреодолимая для неприятеля преграда. Нетронутыми, правда, остались ров глубиной в человеческий рост и высоченный частокол, однако для надёжной защиты их было мало.

– Ну, ты же слышал Нотабу, – говорил Мадара. – Никакой вражеской армии нет. И вообще, ты помнишь, что мы должны были сжечь свои укрепления сами? И что всё своё добро, всё ценное, всё, что могло бы заинтересовать лиходеев, мы ещё накануне сложили в сани[13]? Хочешь грабить? После обряда укрепления исчезнут, а добро будет вывезено в поля! Приходи, грабь! Зачем пожар?