Анелька - Болеслав Прус

- И вовсе я не пьян! - рассердился Мацей, отталкивая жену.

Гжиб продолжал:

- Кум Мацей, конечно, немного того... под хмельком, но он сказал умное слово. Я тоже вам советую: не спешите подписывать. Лучше подождать. Кто выждать сумеет, тот всегда больше возьмет. Помните, хозяева, как вы пять лет назад хотели с паном договориться? Просили мы тогда по одному моргу на хозяйство, а он не давал. Через два года давал уже по два морга, а теперь дает три...

- Кто же согласится на три! - раздался одинокий голос.

- Если даст четыре, тогда уступим...

- И пяти мало!

В другом конце корчмы выступил новый оратор.

- Люди! Думается, мне, что Юзеф не дело говорит...

- Вот как!

- Это почему же не дело?

- А вот почему: что в руках, то мое, а что еще не в руках, то не мое! Правда, нам что ни год сулят всё больше, да, может, через год уже и трех моргов не дадут - кто его знает? Пан сейчас идет на уступки, потому что ему нужно лес продать. Ну, а если лес сгорит? Или пан все имение захочет продать? Новый-то помещик, может, и ни единого морга нам за лес не даст. Юзефу легко говорить "ждите!" - у него и так земли тридцать моргов. А нам-то досталось всего по десяти, и дети у нас взрослые, - женятся, так чем мы их наделим? Что же, я хлопца своего в лес отправлю листья жрать? Ему не лес, а земля нужна да хата.

- А разве вы не хотели бы получить заместо трех четыре морга? - спросил Гжиб.

- Ясно, хотел бы, - согласился его противник.

- Ну, если хотите четыре, так надо выждать.

- Послушайтесь меня, люди! - крикнула жена того мужика, у которого болели глаза. - Не подписывайте!

- Ишь ты! И бабы туда же!

- Заткни глотку, ведьма, не твое дело!

- А чье же? - еще громче закричала женщина.

- Да разве твой помер уже, что ты за него тут горло дерешь?

- Много он понимает! - возразила жена. - Вы меня послушайте, у меня ума больше, чем у всех вас.

- Вот погодите, кума, вернется из школы мой Юзик, тогда вы с ним умом померяйтесь! - подала голос из-за печки женщина, одетая по-городскому.

- Тише там, бабы! Разверещались, холера их возьми!

На лавку влез лысый Войцех и закричал:

- Соглашайтесь, пока не поздно! Будет у каждого свой кусок земли, а теперь много ли вам проку от того, что ваша скотина на чужой земле бродит? Лучше своя полоска, чем...

- Побойтесь бога, Войцех! Ведь у вас на ногах мои сапоги!

- Как же это так? - спрашивали вокруг.

- Заложил я их ему за рубль, а он в них ходит!

- Ну и сквалыга!

- Берет проценты, да еще в чужих сапогах хочется ему щеголять.

Сконфуженный Войцех слез с лавки и, погрозив кулаком, вышел из избы.

Встал Гайда, мужик огромного роста, на голову выше всех.

- И я вам говорю - ждите! - начал он, стукнув по столу кулаком. - Мы знаем, каково нам сейчас, пока еще есть у нас права на лес, да не знаем, как будет, когда каждому дадут два-три лишних морга, - и уж тогда к лесу и сунуться не смей...

- Э, если и подпишем, все равно в лес дорогу нам не закажут, - возразил сторонник договора с помещиком. - А вот если появится тут немец со своими людьми да начнут они по табели справляться и командовать: "Этой дорогой езди, а той - нельзя", - вот тогда нам всем солоно придется!

- Ничего, и немцу руки укоротим, - сказал Гайда.

- Ой, не укоротите, нет! - отозвался крестьянин из чужой деревни. - Вот у нас рядом немец объявился, сразу в бумагах стал копаться да землемеров привозить, и пришлось мужикам половину скота продать. А когда его лесник, тоже немец, застал в лесу Шимона. Мазурка и Шимон с ним поспорил, немец недолго думая всадил в него заряд, как в зайца, так что из Шимона потом целых три месяца дробь лезла.

На середину корчмы выскочила баба, одетая по-городскому.

- Люди, пожалейте вы и себя и меня, вдову! Ничего не решайте без моего Юзика. Как только приедет, он такой вам совет даст - ахнете! Вот какой хлопец!

- Эй, хозяева, договаривайтесь лучше со своим паном, а то как бы он вам шваба не посадил на шею! - предостерегал крестьянин из другой деревни.

- Он сам хоть и поляк, а не лучше шваба! - возразил Гайда сердито. - И одевается не по-людски, всегда на нем одежа белая либо какая-то клетчатая, и баба его все только по-швабски болтает. Что с ним, что без него - нам один толк! У других панов мужик хоть лекарство иной раз получит, когда болен, или книжку ребятишкам подарят. А этот еретик и заработать человеку не даст. Меня в усадьбу никогда не зовут - и слава богу, я других вожу и на хлеб себе зарабатываю, а те, кто на пана работает, денег никогда не видят...

- Ну, ну... не так уж он плох, бывают хуже, - вступился кто-то из сторонников соглашения.

- Он, хоть бы и хотел, никакого вреда мужику сделать не может, потому что никогда его в усадьбе нет...

- Вранье! - запальчиво перебил Гайда. - Вот у меня по его приказу свинью застрелили, такую и за тридцать рублей не купишь. А на прошлой неделе, когда его девчонка, Янельця, подошла к моей хате и подарила моей Магде ленту, он так на нее рассердился, как будто это не лента, а целое поместье... Эх! - заключил он уже вполголоса, садясь на место, - детишек его мне жаль, особливо девчонки, а не то я бы ему показал!

Из двери за стойкой появился Шмуль и с улыбкой раскланялся на все стороны.

Гжиб обратился к нему:

- А вы как скажете, Шмуль, - подписывать нам с помещиком бумагу или нет?

- Это уж как хозяева хотят, - дипломатически ответил арендатор.

- А кто, по-вашему, прав - я или те, кто хочет подписывать сейчас?

- И вы, Юзеф, правы, и они правы. Каждый делает так, как ему выгодно.

- А вы подписали бы?

- Что же вы думаете, Юзеф, для меня это новость - подписывать? Ого, сколько раз в день я всякие бумаги подписываю!

- Знаем. А согласились бы подписать, чтобы за три морга...

- Какие три! Четыре! - зашумели вокруг.

- И четырех мало!

- Вам думается, что четыре морга слишком мало, - сказал Шмуль, - а помещику - что это слишком много. Каждый хочет того, что ему выгодно.

- Значит, подписали бы? - допытывался неумолимый Гжиб.

Но еврей и на сей раз не дал решительного ответа. Он сделал шаг вперед и, заложив одну руку за пояс, а другой помахивая, словно отбивая такт, сказал:

- Смешной вы человек, Юзеф! Каждый у меня спрашивает, что я бы сделал, как будто на всем свете у меня одного есть голова на плечах! Пан спрашивает, вы спрашиваете. А я... Будь у меня ваша земля, я бы рассудил, согласиться или не согласиться на четыре морга. Будь я помещик, я бы прикидывал: дать или не дать вам по четыре морга? А потом сделал бы так, как моя выгода требует. И вы так делайте!

Гжиб опять влез на лавку.

- Братья! Ради того чтобы между нами навсегда было полное согласие, подпишем с паном договор... только по пяти моргов.

- Мой не подпишет! - крикнула жена красноглазого.

- Дай ты ей в морду, Ян! Чего она за тебя отвечает?

- Он... мне... в морду? - еще громче заорала женщина. - Ах, так! На, получай! Вот тебе!.. Марш домой, нечего с этими пьяницами связываться! - И, выкрикивая это, она колотила мужа по затылку, пока не вытолкала его в сени.

- Подождите, люди добрые, вот Юзик мой приедет, он вам посоветует, все твердила женщина в городской одежде, но ее никто не слушал.

Проголодались ли мужики, или надоело им спорить, только они гурьбой повалили из корчмы. Все стали запрягать, выкатывать телеги на дорогу и отъезжали один за другим. Не прошло и четверти часа, как в большой опустевшей корчме остались только Мацей с женой, оба сильно навеселе, да спавший под лавкой пьяница. Служанка за стойкой убирала рюмки, а жена Шмуля все писала, писала...

Шмуль ушел к себе в каморку, написал карандашом на клочке бумаги: "Хотят по пяти моргов" - и велел мальчику отнести эту записку пану в усадьбу. Сам же стал собираться в дорогу.

- Ты куда? - спросила у него жена по-еврейски.

- Съезжу к немцу. Он, наверное, купит имение. Если столкуюсь с ним, будет у меня мельница.

- Уж если пан ее не построил, так немец и наверное не построит, возразила жена. - Ничего у тебя не выйдет.

- Так, может, не стоит ехать?

- Нет, все-таки поезжай... Попытайся.

Глава седьмая

Пан Ян мечтает, а Гайда удивлен

Получив записку Шмуля: "Хотят по пяти моргов", пан Ян сразу понял, в чем дело, и почувствовал, что стоит на краю той пропасти, о которой еще несколько дней назад и думать не хотел. Его кинуло в жар, в первое мгновение даже дух захватило, но затем он с удивлением убедился, что утрата всех иллюзий еще не самое страшное.

И с этой минуты мечты пана Яна приняли иное направление, они перешли в область, правда, менее определенную, но зато обширную и благоприятную, где ничто не стесняло их полета.

Сперва он почувствовал что-то вроде обиды на Шмуля за дурные вести, но вместе с тем лишний раз убедился, что этот человек ему предан. Затем он вспомнил о своей прислуге и дворне и решил, что расплатится со всеми из тех денег, которые получит от продажи имения. Он ничуть не склонен был обижать своих слуг, да это и не входило в его расчеты.