Небо падших - Юрий Поляков

– Павлик, вся надежда на тебя! Найди девочек…

– А мальчиков не надо?

– Таких указаний не было… – растерялся он. – А что, есть информация?

– Шучу. Это Третий Любимый Помощник голубой, как яйца дрозда, а Оргиевич – нормальный мужик!

– Ну и шутки у тебя! Значит, девочек… И лучше русских, их тут много по ночным клубам пляшет. Местных не надо – они нас сразу прессе сдадут… Еще и сами опишут, жоржсандки хреновы! Да, вот чуть не забыл – ужин тоже тебе придется оплатить… Сам знаешь, как посольства теперь финансируются – скрепки купить не на что!

– А что я с этого буду иметь?

– Лично представлю тебя Оргиевичу!

– Мало. Знаете, во сколько мне влетит эта «бордельера»?

– Что еще?

– Братеева там быть не должно!

– Ну ты и мстительный.

– Козлов надо наказывать.

– Согласен.

Познакомиться в непринужденной обстановке с самим Вторым Любимым Помощником – о чем еще можно мечтать! Человек, удачно выпивший вместе с десятым клерком, который в администрации Президента промокашки носит, получает иной раз возможность заработать столько, что и отдаленные потомки не будут знать, куда еще засунуть наследственную зелень. А тут сам Оргиевич!

Но, пораскинув мозгами, на организации «бордельеры» я еще решил и заработать. К стенду «Аэрофонда» уже несколько раз подходил французский хмырь, обсыпанный перхотью, как конфетти. Он имел в России серьезные интересы, разнюхал о предстоящем визите Оргиевича и все выпытывал, когда тот должен посетить авиасалон. Я навел справки и выяснил, что хмырь был чуть ли не последним Бурбоном, наследником французского престола, и славился деловыми связями, а также грандиозными пьянками, которые регулярно устраивал в своей огромной квартире на Елисейских полях. Я заслал к нему Катерину. Бурбон не только согласился полностью профинансировать «бордельеру» у себя в квартире, но и предложил мне сто тысяч франков за посредничество. Возможность нажраться и покуролесить в обществе Второго Любимого Помощника, попутно решив деловые вопросы, стоит дорого!

С прикомандированным ко мне советником по культуре мы объехали лучшие ночные клубы и отобрали дюжину танцовщиц – милых, изящных дев с крупами нежными, как шелк, и твердыми, как курс на рыночную экономику. Мы брали только «экстракласс» и никого из серии: «Мужчина, не хотите ли познакомиться с моей киской?» Эх, вот почему, как верно заметил Серега Таратута, нет женщин в русских селеньях – они все давно в парижских и гамбургских борделях.

Проинспектировать девушек я поручил Катерине, еще злой после подлого поведения Антуана и ночного исполнения роли Жанны д'Арк. Получив от временного поверенного общее представление о сексуальных пристрастиях Помощника, она осмотрела девиц с дотошной ненавистью эсэсовки, отбирающей славянок для господ-офицеров.

Советник по культуре, в прежние годы курировавший по линии КГБ проституток, кормившихся вокруг Интуриста, провел суровый инструктаж:

– Шаг влево, шаг вправо – поедете на родину. И ни одна сука никуда дальше Смоленска сиську не протащит! Вам ясно?

– Ясно…

– Человек с вами будет большой, очень большой! Забудете о нем, как только все закончится. Ясно?

– Ясно…

– Никаких презервативов. Не любит. И полная стерильность. Если у него хоть кольнет потом или капнет, я вам ваши кормилицы навсегда запломбирую! Ясно?

– Я-я-ясно-о… – блеял «экстра-класс», испуганно переглядываясь.

Мне их стало немного жаль, и я приободрил:

– Гонорар тройной, как на Северном полюсе. Не бойтесь, девушки, кому не достанется Большой Дядя – я всегда к вашим услугам!

Катерина усмехнулась.

– А ты, милая, будешь сидеть в шале и греть мне постельку! – поставил я на место свою любимую секретаршу.

– Как скажешь, Зайчуган! – покорно шепнула она.

Ведь знал же, что ее покорность заканчивается обычно большой пакостью, но прошляпил и на этот раз!

Временный поверенный был в восторге от того, как выполнено задание. А Второй Любимый Помощник удовлетворенно улыбнулся, оглядев стол, в гастрономическом отношении представлявший собой совершенно бессмысленное, но эффектное смешение французской и русской кухни; седло ягненка под соусом из трюфелей соседствовало со стопкой блинов и ведром красной икры. Посреди стола на огромном серебряном блюде в позе андерсеновской русалочки сидела одна из девушек, обложенная по окружности королевскими креветками. Вдоль одной стены выстроились одетые во фраки официанты, напоминавшие стрижей на телеграфном проводе, а вдоль другой – голые девочки, прикрытые для пикантности листиками кудрявого салата.

– Да, временный, быть тебе послом. Угодил! – повторял Оргиевич, потирая руки. – А бабы-то, бабы! Знатная «бордельера» сегодня будет! Налетай, мужики! – махнул он рукой свите, расположившейся у него за спиной.

А в свите Второго Любимого Помощника, кроме референтов, охранников, прикормленных журналистов и раскормленных шутов, именующихся почему-то ведущими деятелями российской культуры, наблюдались еще две весьма колоритные личности – Гоша и Тенгизик. Это были знаменитые воры в законе, о которых с восторженным испугом писала вся отечественная пресса. Западная печать тоже не молчала. «Фигаро», возмущаясь, уверяла, что, если бы не дипломатические паспорта, французские власти ни за что не допустили бы их в страну, «форбс» прозрачно намекал на то, что с помощью Гоши и Тенгизика Кремль обделывает свои самые пакостные делишки, такие, которые нельзя поручить даже костоломам из бывшего КГБ.

Кстати, в Кремле у них действительно был офис на одном этаже с кабинетом Оргиевича. И как-то раз один свежеизбранный губернатор приехал жаловаться в Москву на полную отморозку бандюков у себя в области. Ему порекомендовали обратиться к Гоше и Тенгизику. Поговорив с ними несколько минут, губернатор заплакал и поехал восвояси – мириться со своими областными мордоворотами.

Гоша и Тенгизик имели обыкновение несговорчивым конкурентам «забивать стрелку» в Кремле. Ход, что и говорить, сильный: супостатам, оставившим свою охрану возле Спасских ворот, били морду прямо в кабинете, из окон которого был виден Царь-колокол. После этого на конкурентов снисходило просветление – они становились уступчивыми до неузнаваемости и подписывали любые бумаги. Странно, почему наш президент до сих пор не применит тот же метод устрашения к лидерам оппозиции! Дешево и сердито.

«Бордельера» началась. Бурбон произнес пространный тост в духе Генона о глубинных евразийских связях между Россией и Францией и выразил восторг в связи с тем, что имеет счастье принимать под своим кровом такого высокого гостя. В ответ он был крепко поцелован Оргиевичем в губы. Далее последовало ал-лаверды. Второй Любимый Помощник долго говорил о многовековой любви России к Франции и даже умудрился представить войну 1812 года чем-то наподобие совместных натовских учений.

Вечер удался! Девчонки отбросили салатные листочки и отплясывали на столе «калинку-малинку», призывно потряхивая раскатистыми грудями – меньше четвертого размера мы не брали. Сам я дважды выпил с Оргиевичем на брудершафт. Бурбон, получив от высокого гостя твердое обещание вернуть ему французский трон, в доказательство своей беззаветной преданности России лакал водку прямо из горла. Временный поверенный с лакейской угодливостью подливал Гоше и Тенгизику «столичную», еще с до-перестроечных времен хранившуюся в посольских подвалах. Свита жрала и пила так, словно ее только что по Дороге жизни доставили из блокадного Ленинграда. Известный сатирик, лауреат Бейкеровской премии, которого Второй Любимый Помощник всюду возил с собой в качестве дорожного тамады, каждый тост говорил стихами:

Заявляю вкратце я:«Будь здорова, Франция!»

Или

Поднимаю свой бокал,Чтобы завсегда стоял!

После легкой кулинарной подготовки и основательного алкогольного разогрева настал черед разврату. Надо сказать, квартира Бурбона никогда не служила излюбленным местом сбора общества «Борьбы за моногамию и моноложества имени Св. Инессы». Официанты и те здесь были особенные – наблюдательные извращенцы. Вся радость их жизни состояла в обслуживании таких вот оргий, поэтому секреты чужих удовольствий они хранили, как свои собственные. Но даже ко многому привыкшие официанты были взволнованы, когда Второй Любимый Помощник, лицо которого не сходило со страниц газет, мощным бурлацким движением придвинул к себе русалочку вместе с блюдом, расстегнул брюки и, окунув орудие в сметану, рыча, завладел девицей не совсем естественным способом, да еще с таким азартом, что королевские креветки брызнули в разные стороны как живые.

– А ну давай, орлы! Гоша! Тенгизка! Эй, временный, не сачкуй, а то на пенсию отправлю! – крикнул Оргиевич. – Бурбон, мать твою за ногу, у тебя что – отсох?

Знаменитые бандюки оказались, как и следовало ожидать, садистами не только по профессии, но и по сексуальной ориентации. То, что они вытворяли с истошно оравшей от боли крашеной блондинкой, на суде обычно квалифицируется как «групповые развратные действия, совершенные с особым цинизмом и повлекшие за собой тяжкие телесные повреждения». Временный поверенный сначала по осторожной гэ-бешной привычке хотел на всякий случай сачкануть. А может, просто переволновался, готовя «борделье-ру», и ему было не до секса. Но после окрика начальства он торопливо выбрал девушку поскромнее и увлек ее за кадку с искусственной пальмой. Остальные члены свиты разобрали танцорок, и начался русский блуд – бессмысленный и беспощадный. Я, как и обещал, принялся утешать тех, кому не достался Большой Дядя.