Король на площади - Наталья Колесова

— Да с этим согласятся все мужчины на свете!

— Ничего подобного! — воскликнула Эмма. — Пьетро не был таким! Да и ты… Иначе почему ты здесь?

— Тебе и в самом деле хочется это знать?

Эмма продолжила, не заметив или проигнорировав его намек:

— Так что поначалу он попросту отмахивался. Моя мать — хрупкая, нежная и чувствительная женщина. Но тут она оказалась как кремень. Может, сожалела о том, что не сбылось в ее собственной судьбе? Капля долбит и камень — через несколько лет отец согласился. Как раз тогда моя старшая сестра удачно вышла замуж, мне же подходящего жениха еще не нашлось, и отец был настроен благодушно…

— И сколько вас всего в семье?

— Трое. Три дочери. Какая трагедия для настоящего нордлэндца, правда? Я средняя. Ну ты знаешь, на старшего ребенка всегда возлагается множество надежд, младший — услада старости… и еще про них сочиняют волшебные сказки. — Эмма улыбнулась, глядя на рисунок. — А средний всегда ни то ни се. Но я была просто счастлива быть ни тем ни сем… Потому что из-за этого попала во Фьянту. Темно.

— Что?

— Уже темно, — повторила Эмма, разглядывая свою работу. — Хватит на сегодня.

Пересыпала мелки, или как бишь они называются, с подола в коробку и протянула ему рисунок. Он развернул лист к окну — солнце и впрямь сегодня опустилось стремительно, как будто целая пара часов выпала у него из сознания…

Я по-прежнему сидела на полу, глядя на Кароля снизу. А он рассматривал себя. Слишком долго, на мой взгляд. Поэтому я решила дать необходимые объяснения:

— Это пока лишь набросок, только в цвете. Еще необходимо подобрать освещение, композицию…

— Ты нарисуешь меня в профиль? Как… м-м-м… монету?

— Не уверена. Скорее всего, нет.

— Тогда зачем ты это рисовала?

Я всплеснула руками — какой же непонятливый! — и собралась вновь повторить про эскизы и композицию…

Но Кароль глянул на меня поверх рисунка, и я сказала правду:

— Захотелось.

Как я могла упустить такое?! Кароль словно летел в прозрачном эркере, пронизанном золотом солнца: резкий профиль, склоненная голова, напряженные сильные руки… Большая хищная птица, парящая над морем. Над городом.

Сильная.

Опасная.

Красивая.

Я уперлась руками в пол и с трудом поднялась — ноги занемели. Кароль запоздало поддержал под локоть, по очереди поглядывая то на меня, то на рисунок.

— Что ты на меня-то смотришь? Иди лучше в зеркало взгляни.

— Это я и не я, — сказал Кароль задумчиво. — Не то чтобы я часто разглядывал себя сбоку, конечно…

— Но я так вижу!

— Я понял, — согласился он смиренно. — Кто я такой, чтобы спорить со взглядом художника?

Я зорко посмотрела на него: издевается? Кароль был задумчив. Солнце уже полностью опустилось, и в комнате становилось все темнее. Я спохватилась:

— Ох, как поздно! Дама Грильда будет недовольна!

— Она взяла над тобой патронаж? — осведомился Кароль, следуя за мной. — Следит, чтобы ты возвращалась вовремя и не грешила? А если не придешь ночевать, тебя попросту выселят?

— С чего это я не приду ночевать? — удивилась я.

— Ну… — содержательно отозвался Кароль.

— Думаю, ей попросту скучно, да и боязно оставаться дома одной. Тем более теперь, когда твой друг полицмейстер напугал ее сбежавшим преступником!

Массивный ключ легко повернулся в замке — то ли его недавно смазывали, то ли часто пользовались. Кароль протянул ключ мне.

— Можешь приходить сюда когда хочешь, а не только когда мы условимся.

Я с сомнением приняла ключ — с ним я напоминала себе кастеляна какого-то замка. Очень тяжелый, украшенный ковкой под стать двери: в Ристе любая металлическая дверь, ворота или калитка — настоящее произведение искусства. Повторов в кованом узоре не бывает, над каждым поработал искусный художник, а воплотил не менее искусный кузнец.

— Чей это все-таки дом, Кароль?

— Мой.

— О, — сказала я, не зная, как реагировать. Такой большой и новый дом в столице, в респектабельном районе… А ведь я даже не задумывалась, где живет Кароль; он представлялся мне неким перекати-полем.

— Твоя комната слишком темная и тесная. Так что пользуйся этим домом как мастерской.

— Спасибо, но…

— Должен же я как-то отблагодарить тебя за помощь в ту ночь! — перебил меня Кароль. — А ты прекрасно держалась, видимо, жизнь в Волчьей стране регулярно подкидывает тебе окровавленных мужчин, а?

Я не отозвалась на его шутливый тон, произнесла ровно:

— Я ухаживала за Пьетро до самой его смерти.

— Вот как.

И Кароль замолчал. Мы шли по темнеющим улицам. В этом квартале они были прямыми, широкими — без труда могли разъехаться два экипажа — и хорошо освещенными. Надо будет заглянуть сюда во время вечернего дождя, когда размытое золото фонарей отражается в зеркале мокрых булыжников…

Считается, что солнечная, яркая Фьянта — неиссякаемый источник вдохновения для художников и поэтов. Но именно здесь, в каменном, полном ветров и дождей Ристе, я раз за разом нахожу себе объекты и пейзажи, которые непременно хочется перенести на холст или бумагу…

И один из таких объектов сейчас как раз идет рядом.

«Объект» словно услышал мои мысли, взглянул, улыбнулся быстро.

— Встречаемся завтра в доме в это же время? У меня много дел, так что на площади не появлюсь несколько дней.

Будешь скрываться от своих убийц? Не повторив этот вопрос вслух, я взглянула на острый профиль Кароля.

Или охотиться на них?

Так вот откуда взялась ее удивительная выдержка — Эмма ведь и глазом не моргнула, увидев лезущего в окно окровавленного мужика! Да и перевязку делала вполне уверенно. Он-то решил, что подобные навыки входят в обязательное воспитание волчьих девиц!

А Эмма просто ухаживала за умирающим мужем… Он поморщился, представив, каково ей пришлось. Но если она упомянула об этом, то готова говорить и дальше. И больше.

Не то чтобы он был уж совсем бескорыстен, предложив ей целый дом под мастерскую. Хотя поначалу, после предупреждения Эрика, собирался лишь подыскать для художницы безопасное убежище. И чего зря время терять — пусть заодно займется наконец его портретом.

Да и…

Конечно, скорбь по любимому супругу, с которым Эмма провела так мало времени, понятна и достойна всяческого уважения. Но он, всегда движущийся вперед без бесконечных оглядок на прошлое, каким бы оно ни было — добрым или полным кошмаров, — искренне считал, что потеря одного мужчины может быть излечена только другим мужчиной. Живым, горячим и сильным.