Наследие Белых (СИ) - Герда Куинн

плакать. Впервые я узнал, что такое слезы боли и разочарования, грусти и мерзавки — безнадежности… Даже возле могилы родителей, я не позволял себе проявлять каких — либо чувств. Но не сейчас…

— ТВАРЬ! — закричал я на всю округу, сметая с импровизированного стола бумаги и чернила.

— К тьманникам всю тактику и стратегию! — ревел мой зверь. — Иди сссам! Рассбери всю Интикию по кирпичику. Найди ее! НАЙДИИИИ!

Такие приступы бешеного безумия в последнее время наступали все чаще и чаще. Мозг переставал рассуждать разумно, приходилось поджать хвост и сидеть, ждать вестей.

И думать, думать, думать…

Как она там?

Как дитя?

Ждет ли еще меня или забыла?

— Нет! — протестующе огрызнулся зверь. — Не сссмей думать о ней плохо! Она шшшдет! Не сссомневайссся!

Вот так и жил. Отсчитывая секунды, минуты, часы и дни до нашей встречи. Но летели месяцы, а мы так и не продвинулись к заветной цели.

В минуты отчаяния я вспоминал и нашу первую встречу, и нашу первую близость. Сравнивал, какой она была зажатой и напуганной во время брачной ночи и той ночи, когда горе сплотило нас… ее маленькие груди, ягодички, трепещущий голосок. Моя суть требовала разрядки и немедленно. Но со зверем мы понимали, что лишь одна девочка способна нам это дать, подарить забвение, нежность, покой, но пока она далеко…

Моя маленькая Эйрин. Моя отдушина. Моя любовь. Истинная, Белая, красивая…

Я до сих пор чувствовал ее родной запах. Запах весеннего луга, мяты.

Слезы опять брызнули из глаз. Воспоминания помогали не свихнуться, не забыть, но они были болючими, жаркими! Как расплавленный металл…

— Погоди, Шеннар! Я тебя достану! Из под земли! Порублю тебя, гада, на куски живьём! Заставлю извиваться от боли и страха! Ты увидишь и почувствуешь всю ярость Лоннлейского Короля, который убьет тебя. Отец не посмел сделать это, так сделаю я! Положу конец твоим черным делишкам! Все твои прихвостни будут валяться у меня в ногах, но знай — не пощажу НИКОГО! Твоих сук будут безжалостно драть мои воины. Все получат по заслугам!

— Всссеее!

Вместе с болью явился страх, что мы не успеем, не спасем ее и дитя. Он, словно колючая ржавая проволока окутывал разум и все тело, которое начало кровоточить. Осунувшийся, изголодавшийся и обезвоженный зверь немного успокоился и задремал, я последовал его примеру, вслед за исчезающим за горизонтом Ламейном. Стоило голове коснуться подушки, уснул. Во сне пришла она, но в этот раз другая. Холодная, далекая и неприступная для меня. В ее ярких, серебристых глазах более не билась ключом жизнь. Они были черными и безжизненными. Смотрели насмешливо. Разорванная на клочки одежда валялась рядом.

Королева Экрисса стояла полностью обнаженная, но все такая же гордая и независимая. Губы улыбались, но не мне! Не мне, а другому мужчине.

Зверь застонал, заворочался в измятой и влажной от пота постели, пытаясь прогнать чужое видение, но никак не получалось это сделать. Пришлось досматривать сон до конца.

…Эйрин была в комнате не одна. Накрытый на двоих стол, свечи и потрескивающие в камине дрова, создавали романтическую обстановку. Мужчина сидел в тени, скрытый от чужих взоров. Однако его похотливый взгляд и блестевшие в темноте глаза говорили о многом. Девушка была спокойна, не чувствуя подвоха, жадно пила сладкое вино, которое все время подливал незнакомец. Огонь, отображаясь в камне кольца, жег мне глаза.

Однако эти двое были так поглощены обществом друг друга, что не замечали никого вокруг. Вот и стол перевернут…

Чужие руки на ее плечах, освобождают от одежды, рвут ее в клочки. Чужие руки зарываются в шелковистые волосы. Чужой рот, целует любимые губы, подавляя ее стон. Все ЧУЖОЕ, даже ОНА!

Руки незнакомца притрагиваются к соскам, ласкают их, пока они не становятся твердыми горошинками. Он берет в рот сначала один из них… Потом другой. Наслаждаясь ее телом, играясь ее чувствами, даря восторг.

…Эсмонд снова застонал. Крупные капли пота выступили на лбу. Тело горело. Яд Нагатской Сути не справлялся с этой болезнью, под названием — РЕВНОСТЬ.

Сейчас он ревновал. Ревновал, как никогда. Закусил до боли губу, стоило незнакомцу раздвинуть ее бедра и войти в нее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Неет! — закричал вмиг зверь, разрывая когтями рубаху, а вслед за ней и грудь.

Он хотел облегчить боль и вытеснить эту “ гадину, “ этого “ мерзкого детеныша “ из своего больного и разрывающегося на мелкие ошметки, сердца.

— ТВАРЬ! Убью! Обоих! Сгною в башнях…

Я проснулся глубокой ночью. Вся постель была пропитана моей кровью. Раны конечно уже затянулись, но боль от потери дорогого не ушла. Она набросилась с новой силой, как голодная собака набрасывается на черствый хлеб. С хрустом вонзает в него клыки, выгрызая гнилую мякишку, а после и сухие корки. Не брезгуя, собирает по земле крошки.

Эта боль была другой и мой агрессивный зверь проснулся с новыми силами. Требуя казнить, наказать виновных! ВСЕХ!

Советник ворвался в палатку с хорошими вестями. Кулаки разжались. Я взял меч.

С победным кличем войско двинулось на сонный город. На моих губах расцвела ехидная улыбка. Сейчас, как никогда захотелось трахнуть девчонку в последний раз, заглянуть в эти бесстыжие глаза.

— Почему? Почему, Эйрин, ты моя девочка, позволила другому мужчине воспользоваться тобой?

Больше всего кричал зверь, разрывая голосовые связки:

— Убью! Кто посмел тронуть МОЁ?!

Видения ВСЕГДА сбываются!

Я знаю это…

— За что, Эйрин? Почему не дождалась? Я уже близко!

СОВСЕМ БЛИЗКО!

Бойтесь меня все…

Глава 12

Ночь была жаркой и очень глухой. Она оглохла от взрывов, выстрелов, трассирующих линий, воплей и плача. Ланеронская Армия прошла сметающим всё на своём пути маршем, оставив после него пропитавшиеся кровью землю и камни площадей. Разбитые камни, растрескавшиеся от жара, закопченные и стенающие.

Северяне, Лиловые Наги, педанты и аккуратисты во всём — финансы, реформы, война. Во всём — порядок и полный отчёт: столько — то и столько — то. Лоннлейнцы — горячи, жертвенны, если гореть — то дотла, если биться — до смерти, любить — до судорог в теле, до дрожи и сумасшествия, истые южане.

Теперь они слились вместе — два характера, два направления и выжигали, выжигали, выжигали Интикию, как заразу. Южане рвали на части, северяне — вынимали душу, не брезгуя насилием и грабежом.

— Шшшенар мне ответит! — прошипел Ланеронский Король — За бесчестие моей сестры я обесчещу всссех Интикийских женщин. Вперёд, воины! Я развязываю вам руки! Берите всё, что хотите! Восток — Ваш! Людей — забрать, как трофей. Нагатссских самок —