Последний шанс - Эльмира Нетесова

— А когда помирал, испускал дух, все тебя звал, Степушка. Кричал на всю избу. Уже хрипел, но орал:

— Прости, Христа ради! Отпусти душу с покаянием… Дай отойти! Не поминай лихом… И вдруг затих, будто словами подавился. Мы поняли, что это конец. А тут врач подоспел. Ну, чем сумел бы помочь? Мертвому и живая вода ни в помощь. Глянул наш фельдшер и обомлел со страху. Всякое видывал, но не такое. Видать, в штаны налудил, что во двор тут же выкатился. У самого сердце зашлось. Оно и немудро. Как мы с Вовкой живы осталися и сами не ведаем, — оглядела детей. Те сидели за столом, отодвинув от себя тарелки. Есть не хотелось. После услышанного пропал аппетит.

— Нынче наши мужики из деревни не выходят и в лес боятся сунуться. Про сруб забыли. Из домов никакими деньгами не выманить. Жизнь дороже, — сказал Вовка и добавил:

— А мне бревна надо напилить для ремонта дома. Некогда отсиживаться на печке, завтра в лес пойду.

— После девяти дней! Раньше не смей. Слышь, Вовка! Ни сам, с мужиками иди, чтоб ничего худого не приключилось, — встряла Настя дрожащим голосом.

— Давайте окна откроем, хоть дом проветрим, — предложила Клара. Кто-то из братьев тут же открыл окно нараспашку, раздвинул занавески и все за столом услышали тяжелый вздох со двора. Там не было никого. Зато вздох услышал каждый.

Клара в ужасе прижалась к Степе, тот обнял женщину, прижал к себе. Сестры ухватились за братьев. У тех тоже волосы на голове зашевелились. Стыдно признаться, ведь мужики, а даже мертвого отца испугались. А что, как теперь с кулаками в дом вскочит и понесет всех, вломит каждому, чтоб не поминали загодя.

— Давайте окно закроем. Что-то страшно и холодно! — передернула плечами Настя. Но подойти к окну никто не решался.

— Да это корова вздыхала. Я ее подоила во дворе, а вернуть в сарай запамятовала! — вспомнила мать и спокойно вышла из дома.

— Ну и напугала, холера рогатая!

— Я чуть под стол не влезла, — призналась сестра-учительница.

— Ты там до самого института жила, все от папашки пряталась, — напомнили ей дружно.

— Ладно вам ехидничать. Иль забыли как вас тятька из баньки голышом повышвырнул в сугроб, за то, что бутылку самогонки у него сперли. Все задницы ремнем ободрал! Да еще грозил уши оборвать каждому. Вот тогда в избу воротиться боялись, все до единого спали на чердаке! — напомнила братьям.

— Да, крутой был пахан, — не выдержал Ваня.

— Крутой, не то слово! Лютый! — поправил Степан, оглянувшись на окно на всякий случай. За ним непроглядная тьма вползала громадным медведем.

— Задерните занавески, — попросила Настенька, сжавшись в комок рядом с матерью.

— А помните, как папашка принес шкуру медведя и положил ее на пол перед койкой. На нее долго наступать боялись. Все казалось, что оживет и набросится, изломает всех! Пока привыкли, взрослыми стали, вспомнил брат.

— А куда она делась? — спросил Вовка.

— Я ее из дому вынесла. Волосы полезли и разносились во все углы. Поначалу картоху ей укрывала, а потом она вовсе сопрела, — ответила мать и добавила невесело:

— Отец за ту шкуру все кишки мне достал. Упрекал, что сгноила. А куда б примостила ежели от ней тяжелый дух на весь дом шел. Надо было избавляться. Вот и вынесла. Так Прохор меня за это цельную неделю в дом не пускал. Грозился с самой шкуру снять до самых пяток.

— Я когда замуж вышла, мои попросили познакомить с родителями. Я им чуть-чуть рассказала про тятьку. У свекрухи сразу отшибло желание с ним знакомиться. Она так и сказала, что с таким лучше не знаться. Муж его однажды увидел. И потом меня жалеть и понимать стал. Но никакой связи не поддерживали. Обозвал он моего обидными словами. Тот мне посочувствовал, как я с ним в одном доме жила, — пожаловалась Настя.

— А ко мне в гости завалился, такой шорох навел, жена с детьми к соседям убежала, жила покуда тятька не уехал. Я и сказал, чтоб больше не возникал в гости. Детей перепугал так, что в постели ссаться стали.

— Ни дед, сущий зверь! — согласилась мать.

— И у меня устроил шабаш! Куражился три дня. А в другой раз и вовсе невесту из деревни приволок. У меня уже Алеша имелся. Года три мальцу было. А папашка на своем, мол, женись на этой! Совсем сдурел! Я его с той телкой еле выпихнул. Слышали б вы, как он меня на весь двор и улицу обосрал! Устроил цирк, старый дуралей! — вспомнилось свое Степану. И все тут же подскочили. С грохотом открылось окно на кухне. Со звоном брызнуло на пол стекло.

— Что это? — побледнели женщины, поверив в проделки покойного.

— Давайте не будем его ругать, — предложил Вовка дрожащим от страха голосом.

— Хвалить не за что! — огрызнулся Степка.

— Да это чердачная лестница упала. Соскользнула по стене и попала прямо в окно, — вернулся со двора Иван.

— Давай другое поставим. Из кладовки возьмем новое. Я три окна сделал на замену. Это старое, уже сгнило! — предложил Вовка. Когда заменили разбитое окно, а женщины убрали стекло, все снова подсели к столу.

— Ну, что? Помянем тятьку?

— Хватит с него поминок! Давайте о себе вспомним. Столько лет не виделись и не собирались вместе. Забыли, кто как выглядит. Давайте выпьем за встречу! — предложил Степа и невольно вздрогнул от громкого стука калитки. Казалось, она вылетела из петель.

— Да что такое? Кого там черти носят? — выглянули в окно и увидели, что к крыльцу прошли двое. Это была сестра, та самая, какая покинув богатого мужа, ушла к любимому вместе с дочкой. Ей отец еще при жизни запретил переступать порог своего дома. И вытащив из петли, отдал другому, но вслед сказал:

— Нету больше у тебя родителей!

— Уже похоронили? Мы так торопились, чтоб успеть и все же опоздали. Как досадно, — сетовала сестра.

— Дальше ждать было нельзя. От отца несносный дух пошел, потому с похоронами поспешили, — оправдывалась мать и подвела к столу дочь с зятем.

Клара внимательно рассматривала родню Степана.

— Вовка! Принеси стул из кухни, — командовала старшая сестра. Когда тот принес, поймала младшего за вихры, притянула к себе, расцеловала в обе щеки.

— Мы тут на ремонт дома скинулись, давай и ты отслюнь! — потребовала учительница.

— За нами не заржавеет! И на ремонт, и на велосипед Вовке дадим, — полезла в сумочку, достала деньги, отдала матери, та сыну подвинула:

— Теперь ты хозяин в доме, всему голова! Будь бережным, но не скупым.

Вовка понятливо кивнул головой.

— Как дома? Все в порядке? — спросила мать старшую дочку.

— Мы уже в дороге были, в отпуск собрались. А тут твой звонок. Пришлось вернуться с полпути. Но что делать? И на похороны опоздали, и отпуск скомкан.

— Ничего, завтра на могилу сходим! — успокаивали женщину.

— Отец не велел мне приезжать сюда, запретил навещать могилу. Но, думаю, теперь он разрешил бы, все мы при жизни ошибаемся, и прощаем друг друга. И хотя отец к нам частенько был неправ, я прощаю его. Пусть Господь отпустит отцовские грехи и не помянет его злое…

— По-моему, кроме лиха он ничего не делал. Другого не умел, — продолжил кто-то из братьев, и услышали грохот на крыльце. Казалось, по нему и по крыше промчалась тройка лошадей.

— Труба посыпалась! — вернулся в дом побледневший Володька.

— Завтра сделаем. Угораздило ж ее на ночь глядя повалиться, — досадовал Степан.

— А напугала как! — дрожала Анна.

— Уж чего только ни подумаешь, во всякую чертовщину поверишь, — поскреб затылок Толик.

— Да что там говорить, так и кажется, что папаша всех испытывает, как в детстве, — вставила Анна и предложила:

— Давайте все на чердаке спать. Там прохладно, полно сена, вспомним детство. Ведь вот тогда мы от отца туда убегали. Он нас на чердаке не искал. И мы до самого утра спокойно спали.

— А что, и верно, там свежо, — поддержал сестру Толик. И взяв одеяло с подушкой, вышел из дома.

— Ты пойдешь со мной на чердак? — спросил Степан Клару.

— От твоего папаши поневоле сбежишь куда угодно! — отозвалась баба заикаясь.

— Я тоже с вами пойду, — сказал Вовка.

Димка с Иваном молча вышли из дома, прихватив одно одеяло на двоих.

— Мам! Давай и ты с нами! — позвала Настя, но женщина отмахнулась:

— Мне пужаться нечего. Ежели Прошка вздумает набедокурить, он достанет, где хошь. От него нигде не спрячешься. В избе останусь заместо домового, — пошла в свою комнату и вскоре уснула.

Вся родня, расположившись на чердаке, вскоре успокоилась, люди разговорились:

— А мой сорванец весь в деда пошел. В школе все жалуются. Дерется змей со всеми прямо на уроках. Во дворе никому от него прохода нет. Поймал как-то дворник его. Он у подъезда курил, сделал замечание. Так мой шельмец отмочил! Горящий окурок бросил старику за шиворот. Тот и загорелся вскоре. Дым со всех дырок повалил. А мой бандюга хохочет во всю глотку. Нет бы помочь погасить старика, убежал домой и с балкона наблюдал, как там дворник поджаривается. Вот разбойник! Не терпит замечаний!