Нефертари. Царица египетская - Мишель Моран

— Госпожа! — Няня открыла дверь в мою спальню; увидев пустую кровать, она прошлепала в туалетную комнату. — Госпожа, почему ты не спишь?

С яростной решимостью я повернулась к няне.

— Сделай меня сегодня такой же красивой, как Исет!

Мерит отступила назад и нерешительно улыбнулась.

— Принеси мои самые дорогие сандалии, — горячо потребовала я, — и подведи мне глаза золотом, да погуще — все золото, сколько есть.

Мерит улыбнулась уже во весь рот.

— Хорошо, госпожа.

— И принеси любимое ожерелье моей матери. То, которое стоит сто золотых дебенов[33].

Я повернулась к зеркалу и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Мерит принесла украшения и поставила передо мной тарелку инжира.

— Поешь, только как следует, не копайся в еде, словно цапля.

Няня засуетилась вокруг, собирая гребни и заколки.

— Что сегодня будет? — спросила я.

Мерит уселась на табурет, взяла в руки мою ступню и стала натирать маслом.

— Сначала фараон Рамсес поплывет в храм Амона, где верховная жрица готовит эту скорпиониху к свадьбе. Потом будет пир.

— А Исет? — не унималась я.

— Она станет супругой фараона, будет сидеть в тронном зале, помогать Рамсесу править страной. Подумай, сколько прошений ему приходится читать. Его визири рассматривают тысячи ходатайств, и сотни из них принимают, чтобы представить фараону. Ему помогают фараон Сети и царица Туйя. Один он не справится.

— Значит, Исет будет разбирать дела? — Я вспомнила, как Исет ненавидела учебу. Ей куда больше нравилось сплетничать с подружками в бане, чем переводить клинопись. — Думаешь, Рамсес сделает ее главной женой?

— Ну, Рамсес на такую глупость не пойдет.

Ранним утром, до наступления жары, Мерит навощила мой парик, заменила на нем разбитые бусинки. Потом долго колдовала над сурьмой, растирая ее с пальмовым маслом, пока смесь не стала совсем однородной, после чего невиданно тонкой кисточкой нанесла краску мне на веки. Наконец она повернула меня лицом к зеркалу, и я вздохнула. Впервые в жизни я казалась старше своих тринадцати лет. Исет и Хенуттауи наносили на веки широкие черные полосы, но на моем узком лице лучше смотрелись тонкие линии, проведенные Мерит от внутренних уголков глаз к вискам. В парик мне вплели сердоликовые бусины такого же цвета, что и сердоликовый скарабей у меня на поясе. Золотая пыльца, которую Мерит добавила в сурьму, прекрасно сочеталась с золотым плетением сандалий.

Мерит застегнула на мне ожерелье и поправила парик.

— Ты прекрасна, словно Исида, — пробормотала она. — Только держи себя как взрослая. Сегодня — никакой беготни с Рамсесом. У него свадьба! Тебя увидят царевичи многих стран, от Вавилона до Пунта, — не будь как неразумное дитя.

Я твердо кивнула.

— Никакой беготни.

Мерит пристально поглядела на меня.

— И неважно, чего захочет фараон. Он теперь царь Египта и должен вести себя, как полагается царю.

Я представила Исет в моих покоях, представила, что они с Рамсесом будут делать ночью под изображением моей матери.

— Обещаю.

Мерит прокладывала нам дорогу через набитые людьми залы. Снаружи, за белым шатром, у пристани, откуда поплывут корабли к храму Амона, собрались сотни придворных. Ни Рамсеса, ни Исет еще не было. Мерит держала небольшой полог, прикрывая нас от лучей восходящего солнца. Никого из учеников эддубы я не увидела, зато Аша разглядел меня с другого конца двора и окликнул:

— Неферт!

— Помни, что я тебе говорила, — сурово сказала Мерит.

Аша подошел и удивленно уставился на мой сердоликовый пояс, на золотую краску на веках…

— Неферт, да ты же красавица!

— Я такая же, как всегда, — сердито ответила я.

Аша отступил, задетый моей серьезностью.

— Ты из-за своих комнат? — Аша посмотрел на Мерит, которая нас словно и не слышала, и понизил голос: — Понятно. Исет поступила так из вредности. С Рамсесом она просто мед, но мы-то ее знаем. Я скажу ему…

— Нет! — прервала я. — Он еще решит, что ты завистливый и мелочный.

На пристани загремели трубы, и из дворца вышла Исет. Она должна дойти до пристани и доплыть в лодке до храма Амона, стоящего на восточном берегу. Рамсес поплывет в своей лодке за ней, а за ним последуют придворные в лодках, украшенных серебряными и золотыми флажками. Потом верховный жрец объявит Исет супругой фараона, и она возвратится вместе с Рамсесом, в его лодке. В ознаменование брачного союза ей вручат фамильный перстень фараона. Рамсес понесет невесту на руках через пристань — и до самого дворца, в котором они вместе будут править. И потом они покажутся только ночью, во время пира. Брак вступит в силу, лишь после того, как Рамсес перенесет ее через порог Малькаты. Если он этого не сделает, то в глазах Амона даже обряды, совершенные жрецами в храме, ничего не значат. На миг мне пришла в голову мысль, что Рамсес может не захотеть. Вдруг он поймет, что Исет вовсе не такая роза, какой притворяется, а горсть шипов, — и передумает.

Такого, разумеется, не случилось. Мы плыли по реке целой флотилией, а народ на берегах выкрикивал имя Исет. Женщины поднимали высоко над головами трещотки из слоновой кости, а бедняки хлопали в ладоши. Казалось, на землю сошла богиня. Дети пускали по воде цветы лотоса, девочки, которым удалось разглядеть лицо невесты, плакали от радости. Потом мы достигли храма, Исет объявили супругой Рамсеса, и они вернулись под ликование тысяч гостей. Рамсес взял Исет на руки и скрылся во дворце.

Праздник в белом шатре получился очень веселый и непринужденный. Аша не преминул подсесть ко мне за стол.

— Ну вот, теперь Исет — жена фараона. — Он посмотрел на закрытые двери дворца. — Зато теперь тебе не придется с ней видеться. Она все время будет сидеть в тронном зале.

— Да. Вместе с Рамсесом.

Аша покачал головой.

— Нет. Рамсес поедет со мной. Будет война с хеттами.

Я поставила чашу с вином на стол.

— Что ты говоришь?!

— Город Кадеш принадлежал Египту со времен Тутмоса. А фараон-еретик позволил хеттам его отобрать, и теперь все портовые города, благодаря которым процветал Египет, помогают обогащаться хеттам. Фараон Сети больше такого не потерпит. Он уже вернул все земли, потерянные Еретиком, остался только Кадеш…

— Я знаю, — нетерпеливо перебила я. — Пасер нам все это уже рассказывал. Только он не говорил, что Египет готовится воевать.

Аша кивнул.

— В месяце паофи.

— А если Рамсеса убьют? Или ты вернешься калекой? Аша, ты же видел воинов…

— С нами такого не случится. Мы ведь идем биться впервые. Нас будут хорошо защищать.