Товарищ Резак (СИ) - Горшенев Герман

Люди это делают постоянно, неосознанно, совсем немного. Давление газов из нашего пищевода постоянно сбрасывается. Мне, как собаке, совершенно это очевидно, но человеческому уху и человеческому носу это незаметно абсолютно. Это как дышать — действие неосознанное, а то что человек может обнаружить носом либо унюхать — это уже прорывы Инферно. В этих случаях, с моим чутким обонянием, только бегством спасаться. Есть ещё несколько индикаторов, такие как запах кожи, запах изо рта и даже запах носков, но не имея возможности записывать, я решил пока ограничиться первым.

Мне не известно, что кто-нибудь этим занимался ранее. Переписывать теорию вероятности и прочие монументальные труды мне не хотелось. Буду заниматься чем могу, раз силой обстоятельств и случаем, мне выдан такой замечательный нос.

Новую область науки назвал «Запахология» и создавал теорию, получившую рабочее название «Теория классификации пуков». Это маленькая часть теории призванный систематизировать запахи. Раз мне, человеку всю жизнь проработавшему в сфере технических наук и конструирования достался такой замечательный нос, просто глупо не использовать эту возможность. Разумеется, данной главой я не намеревался ограничиваться, но для начала можно попытаться заняться и этим. С чего начинать никакой разницы, возможное теория впоследствии будет переименована в какую-нибудь гордо звучащую: «Общая классификация и систематизация образования запахов и условия восприятия».

Самым главным для меня открытием было выделение базовых запахов. Я выделил три: запах поноса, запах печёнки и запах мусора. Все остальные оттенки запаха, как цветовые точки на экране монитора, складывающиеся в миллионы цветов, были соединением этих трёх в разных пропорциях. Были конечно и запахи прямой ферментации. Возможно я их называю неправильно, но в этой области я ранее специалистом не был и могу немного путаться в терминах. Если вы весь день ели чеснок или пили компот с экстрактом эстрагона, то и эти запахи будут присутствовать разумеется, но они не мешают первым трём, а только дополняют.

Поле для научной деятельности было необъятное. Везде где были люди, везде было поле для научных изысканий.

Я бродил повсюду. Приходил несколько раз в палату к Коржу и тут-же попадал под чесание. Целью визиты было посмотреть, как себя чувствует мой товарищ и показать, что мне не плевать как он выздоравливает, а не получить сеанс ненормируемого массажа.

Ещё одним видом научной деятельности для меня стало изучение себя. Может и звучит странно, но сейчас во мне происходили грандиозные метаморфозы. Моё умение я однозначно классифицировал как сенс, именно так его здесь называли. Я специализировался на крупных живых объектах. Птичек, зайцев, небольших собак, кошек я не чувствовал в упор. Несколько раз пугался, когда уверенный в том, что рядом никого нет, спугивал у себя из-под носа сороку, улепётывающую от меня с дикими воплями или гуляя по посёлку, обнаруживал в нескольких сантиметрах от морды шипящую надувшуюся кошку. Самым тяжёлым для меня было понять механизм работы и систематизации информации. У меня не было красных и зелёных точек как на радаре, я просто знал.

Это не всё, чем порадовало меня моё новое тело. Чутьё было выше всяких похвал, а ещё одним источником информации стал слух. Если человек двигается бесшумно, то это только для него и других людей. Мы, собаки, прекрасно всё слышим. Любой Бобик в курсе, что в сад за абрикосами залезли воры и только природная лень позволяет ворам сохранить подобие инкогнито. Встать и погавкать зависит от настроения. Что касаемо нюха, то запахи не могут быть незамеченные, они могут быть проигнорированные, только вопрос только подветренной стороны. Если по ветру к вам идёт тракторист, просидевший всю смену за рычагами, а после смены немного пяпнувший, вы о его приближении узнаете.

Пока Корж выздоравливал, я принял участие в боевых действиях. Стронги активно использовали собак по тем-же причинам. Слух, нюх и ночное зрение у собаки не в пример лучше человеческого. Я вошёл в состав отряда, задачей которого было обнаружение муров подбирающихся к нашей базе. Место для стаба было выбрано очень удобное, совсем рядом была некая чернота, вблизи которой не летали беспилотники. Артиллерию для удара по нам тоже применять было бесполезно, по тем же причинам. Вместо фугасов, к нам на стаб падали безвредные болванки или снаряды взрывались ещё в воздухе. Если муры хотели нам подгадить, то им надо было подбираться практически под самые стены, на дистанцию прямого выстрела из гранатомёта.

Я и парни моего отряда мочили муров и их хозяев — внешников. Кто такие внешники, я так и не понял, для всех это было и так понятно, а собаке по-прежнему так никто и не объяснил, хотя если я подходил к пулемёту и имел неосторожность его понюхать, то получал целую лекцию об оружии и демонстрацию неполной разборки. Золотое правило, что нужно рассказывать мне всё, на что я обратил внимание действовало безукоризненно, кроме объяснения кто-же всё-таки такие внешники, и почему от них столько проблем. Спросить у моего коллеги, встреченного в лесу или у пантеры я не догадался.

В один из рейдов я почувствовал странных людей. Специально я это не продумывал, просто, когда чувствовал муров я формально рычал и становился в дурацкую стойку с поджатой лапой. Люди почему-то думают, что именно так собака должна стоять, когда чувствует добычу. Была какая-то старая картина из учебника по литературе с изображением такой собаки и охотника. На самом деле так стоять очень тяжело и обычную собаку скорее всего заставить так поджимать ногу не получиться. Автор, как по мне, имел слабое представление об анатомии собак.

Впервые почувствовав внешников, я так удивился, что, начав по привычке рычать, сменил тембр рыка, а затем и вовсе перешёл на писк. Оказывается, за мной следили больше чем я мог подумать. Я не знал, что это внешники, просто они были несколько другие. Ребята как-то подобрались, отправили разведку, которая и доложила, что я обнаружил аж целую колонну внешников. Тогда, имея в отряде всего пять человек и одну квази собаку, потихоньку слиняли сообщив куда следует.

Я ничего не стал менять. Если были только муры, то рычал обычно, поворачиваясь в сторону и становясь в стойку. Для внешников я сохранил рык, переходящий в писк с различными вариациями. Приближение заражённых я одаривал коротким рыком, а если надо было пройти мимо нескольких групп тварей, то помня, как тащил Коржа, брал за рукав кого нибудь из группы и делал несколько таскательных движений в нужную сторону.

Моё умение сенса росло как на дрожжах, впрочем, как и морда. Проплешины на которых росли роговые пластины увеличились, а шерсть выпадала. Я изрядно прибавил в размере. Изменения происходили рывками. Можно было неделю не замечать, а потом за два дня поменяется до безобразия. Я как-то вернулся домой с пятидневного рейда и Чарлик меня не узнал. Тупое животное спряталось за Мальвину, которая только ойкнула при виде моей красоты и прикрыла в ужасе рот ладошкой. Зато Корж был в восторге. Он ржал в голос на всю палату, сознавался соседям, что с самого детства хотел страшную служебную собачищу, а теперь при виде меня бультерьеры вместе с хозяевами гадиться будут. Перебинтованные товарищи по госпиталю согласно кивали и лыбились в предвкушении. Меня же, больше всего в этой трансформации радовало удлинение пальцев. Они были по-прежнему для хождения, но стали иметь гораздо больше степеней свободы. А за счёт того, что они были натренированы держать моё тело, пальцы стали очень сильными.

Я втихаря пробовал пользоваться инструментами. Один раз использовал ножницы по металлу, просунув два пальцы в ушки. В бытность человека перекусить стальку в четыре миллиметра используя, указательный и средний палец точно бы не смог, а тут силы хватило на электрод шестёрку и кусок медного кабеля квадратов в сорок. Очень много движений я перенял от пантеры, вспоминая как она работала лапами, когда Коржа бинтовала.

Я был счастлив. Научная деятельность, налаженный быт, друзья и регулярные пикники с оружием. Нам даже пару раз удалось поджечь бронетехнику неприятеля, и я сидел у пылающей машины, смотря на огонь, грея морду и с удовольствием вдыхая запах горелой резины и пылающего топлива.