Ереван. Мифология современного города - Светлана Лурье

Образ ереванца “на экспорт” начал формироваться именно в 60-е годы, когда частыми стали поездки за пределы Армении, да и в Армению приезжало множество гостей. Этот образ носил черты имитации “мужественной брутальности”, которая в армянском исполнении получалась довольно злобной и нервной. Это естественно, поскольку шла она “от головы”, строилась осознанно. Более того, озлобление вызывала неожиданная для армян “нечитаемость” их настоящих символов мужественности со стороны представителей других народов.

Может быть, самая главная причина конфликта с представителями других народов заключается в следующем.

Действия армянина в среде “своих” начинаются обычно с публичной декларации или демонстрации своих намерений, своих мотивов. Это “прочитывается” окружающими, что позволяет человеку избежать неодобряемых средой действий (чего он бы ни в коем случае не хотел).

Не встретив неодобрения на свое “преддействие”, армянин приступает к самому действию. Если же “преддействие” не было понято окружающими, и уже само действие получает неодобрение или встречает отпор, армянин может расценить это как “предательство”…

Демонстративность поведения армян создавала проблемы именно в 60-е годы. Ереванская среда, где молодежь разных взглядов свободно высказывала свое мнение, а демонстративность поведения одного не означала ущемления прав другого (наоборот, была способом реализации вежливого поведения), все-таки разительно отличалась от общесоветской действительности. Вне Армении демостративность воспринималась как стремление лидировать, как намерение отхватить кусок побольше, а за слишком свободные взгляды ереванцы 60-х снискали всесоюзную славу невоздержанных на язык, бесшабашно смелых, “антисоветчиков” и развратников.

Например, армянина, носящего бороду, за пределами Армении тут же относили к числу тех отчаянно храбрых борцов за право молодежи носить бороды, дискуссии о которых шли во всех газетах. В то время как армянский бородач не имел за спиной опыта борьбы за свою бороду. Он носил ее для красоты, подражая, например, поэту-лирику Саят-Нове. Что, конечно, дома не встречало никаких “комсомольских” реакций.

Аналогично, исполнители джазовой музыки, выезжая на гастроли в другие республики, видели не только теплый прием, но и непомерно бурные, “идеологические” реакции как борцов за джаз так и “бойцов идеологического фронта”, что повергало нетренированных музыкантов в ужас. По рассказам одного из них, прошло немало времени, прежде чем они стали осознавать, что занимаются рискованным и неугодным властям делом. Дома, в Армении, им об этом ничего не говорили…

Этот контраст осознавался уже в 60-е годы, об этом много шутили. Разговоры 60-х были полны “охотничьих рассказов” о поездках и успехах (в командировочных делах ли, у женщин ли), связанных с “геройским” поведением.

Однако радовались, да не очень: такой образ носил опасные, конфликтные черты, что было, на взгляд большинства армян, очень неприличным.

Ереванцы постепенно старались перестроить сложившийся у других народов образ о себе в сторону более “безопасного” и понятного, что удалось только к 80-м годам. Здесь отметим лишь, что именно этой “спасательной операции” по искусственному созданию безопасного образа в глазах соседей были посвящены почти все без исключения кинофильмы армянского производства.

Вечно ищущий общих черт с внешними сообществами армянин, а особенно ереванец 60-х, открывавший для себя Россию, Грузию, Прибалтику, США, Францию, учился объяснять свои действия словами и мотивами, взятыми из других культур. Шла адаптация без адаптации. Скорее – перевод, чем заимствование. Армяне нашли себя, и намерения менять себя для связи с внешним миром у них не было. Надо было научиться просто получше себя “объяснять”.

Промышленность и наука Еревана

Если “Ереван культурный” рождался у всех на виду, и многие старшие ереванцы могут рассказывать о нем без конца, то Ереван промышленный и научный создавался под покровом тайны.

Между тем, и здесь кроется много интересных загадок. Даже в нынешней Армении немногие знакомы с тайнами создания армянской промышленности.

Уже в 90-е годы по долгу службы знакомясь с данными Госкомстата о промышленных предприятиях Армянской ССР, я [Армен Давтян] был поражен, не увидев в их списке ни одного из известнейших заводов или институтов. “Данные о стратегически важных предприятиях хранились в Москве и не были доступны руководству республики”,- объяснили мне. Выходило, что руководство Армянской ССР осуществлялось без учета ПО “Поливинилацетат”, Армэлектрозавода, Канакерского алюминиевого завода… Как такое могло быть?

Мечта армян о своем городе была в большой мере именно промышленной. В знаменитом стихотворении “Кудрявый мальчик” Егише Чаренц видел в мечтах “город на заре с дымящимися трубами заводов”. 50-60 годы создали много рабочих мест в горной промышленности и энергетике, однако желание рабочих кадров и иногородней интеллигенции жить именно в Ереване было создавала такой сильный приток их в столицу, что нужда в новых предприятиях стала быстро расти.

Собственные инженерные кадры, обученные в Москве, переехавшие из Тбилиси, Баку, и, наконец, городов зарубежья, были очень инициативны, стремились занять места на производстве и в науке.

Конечно, препятствием на пути всяких инициатив была партийно-номенклатурная система, директивное управление советским хозяйством…

…К которой армянская научно-инженерная мысль сумела найти свой “ключик”.

В то время в СССР существовало 2 типа министерств: союзно-республиканские (имевшие в республиканском совмине свои аналоги) и союзные (руководившие предприятиями прямо из Москвы, в обход республиканских властей). Эти последние владели самыми важными, стратегическими отраслями промышленности. Самыми наукоемкими и передовыми технологиями оборонного профиля. По сути, это были “государства внутри СССР”, обладавшие, к тому же, огромной мощью. Должностные лица от министра до руководителей заводов входили в “золотой запас” руководящих кадров страны.

Вот к этим защищающим от местных властей министерствам и обратили в свой взор инициативные руководители.

Первыми, как ни удивительно, оказались вчерашние “иностранцы” – новоприезжие армяне. А конкретнее – те, кто не нашел места в Ереване в качестве директора очередной сапожной мастерской или фотоателье (любимые сферы приложения новоприезжих), и был поселен “на выселках” – в городках Чаренцаван и Арарат, целиком застроенных “хрущевками”. Они умудрились добиться для своих градообразующих заводов перевода в подчинение союзным оборонным министерствам. Их жизнь сразу изменилась. Получив военные заказы, они вышли из под опеки республиканских властей, а “глаз Москвы” был все же далеко. У руководства заводов создавалась возможность для проявления некоторой самостоятельности.

Вслед за ними начался бум в Ереване. Каждый год создавались многие десятки заводов и институтов, подчиненных Миноборонпрому, Минэлектротехпрому, Минсудопрому, Минприбору, Мингео, Минэлектронпрому, Минсредмашу (ядерному ведомству).

В московских ведомствах ценили изобилие грамотных кадров, к тому же их подготовкой занялись отличные местные институты и техникумы. Все это давалось союзным ведомствам легко: без завоза рабочих и инженеров, как во всех других республиках!

В 60-е годы в Ереване производились уникальные полимеры для военных целей, клеи, станки, вычислительные машины. В многочисленных институтах разрабатывались передовые области физики и химии, кибернетики и электроники, энергетики и точной механики.

Все большее число институтов и заводов добивалось для себя статуса секретности. Для этих целей союзным чиновникам отвозился коньяк, устраивался их приезд в Армению… Несомненно, большим количеством шикарных пансионатов и домов отдыха Армения обязана руководителям таких предприятий, которые имели долгосрочную программу обработки своих московских патронов с целью усиления их покровительства.

Удаленность руководства давала возможность руководителям предприятий вольно обращаться с финансами, сырьем, реже – конечной продукцией. Создалась возможность пускать их “налево”. Это была та золотоносная жила, которая срастила часть руководства предприятий с криминалитетом. Побочным эффектом чего стало резкое снижение банальных квартирных и карманных краж: преступники переключились на махинации и подпольные производства.

Республиканской осталась практически только обувная промышленность. Она осталась несекретной. Спроси ереванца, какая специальность была самой популярной в 60-е. Наверняка скажет – “обувщик и строитель”. В то время как на самом деле это были электронщик и химик. Только секретные – даже родной армянский Госкомстат о них не знал…