Скрытая жизнь Древнего Рима. Рабы и гладиаторы, преступники и проститутки, плебеи и легионеры… Жители Вечного города, о которых забыла история - Роберт Напп

Исходя из этого идеала, в древнем античном обществе утвердилось мнение о физическом и интеллектуальном превосходстве мужчины над женщиной. Мало кто из мужчин возразил бы Платону, когда в своей пьесе «Вакханки» (41) он писал: «Нет более жалкого существа, чем женщина». Убеждение, что лишь мужчина достоин жизни, было настолько глубоким, что породило сцену, изложенную в неканоническом Евангелии от Фомы, где Марии, матери Иисуса, нужно было стать мужчиной, чтобы преуспеть: «Симон Петр сказал им: „Пусть Мария уйдет от нас, ибо женщины недостойны жизни“. Иисус сказал: „Смотрите, я направлю ее, дабы сделать ее мужчиной, чтобы она также стала духом живым, подобным вам, мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в Царствие Небесное“» (Фома, 114).

Артемидор часто выражал презрение к женщинам: так, если мужчина ассоциировался с правой стороной головы, то женщина – с левой (Сонник, 1.21); сон о том, что мужчина превращается в женщину, является дурным знаком (Сонник, 1.50). Вообще толкование снов и астрологические предсказания неизменно ориентировались на мужчин. Они всегда считали женщин существами беспомощными и нуждавшимися в защите от всякого рода обманов; физически слабыми, непригодными к труду из-за вынашивания детей, неопытными (и они действительно не разбирались в «мужских» вещах); зависимыми от родственников-мужчин или опекунов в отношении собственности, закона и т. п.; сплетницами, эмоционально неуравновешенными, изменчивыми, уязвимыми и похотливыми.

И однако, те же мужчины ценили своих жен. Две надписи на одном надгробии являются одними из самых трогательных в латинской эпиграфике. Вот что писал муж: «Я – Луций Аврелий Гермион, вольноотпущенник Луция, мясник, работающий на холме Виминал. Эта женщина, Аврелия Филемато, вольноотпущенница Луция, которая ушла из жизни раньше меня, моя единственная жена, целомудренная телом, преданно любившая своего верного мужа, жила равной ему в верности, без себялюбия, которое отвлекало бы ее от долга ее».

А вот с какой любовью Аврелия относилась к мужу: «Это Аврелия Филемато, вольноотпущенница Луция. При жизни меня звали Аврелией Филемато, благонравной, презирающей подлость толпы, преданной своему мужу. Он был тоже из вольноотпущенников, теперь разлучен со мной, увы! Он был для меня больше чем отец. Он взял меня к себе на колени, когда мне было 7 лет, – и теперь, спустя сорок лет я умерла. Он был первым среди людей, потому что я была ему преданной и верной супругой» (CIL 1.1221 = CIL 6.9499 = ILS 7472, Рим).

Аврелия Филемато служит примером идеальной женщины, когда хвалит свою скромность, превосходство, честность и преданность; она сама выражает этот идеал, но, поскольку муж пережил ее и поставил ей памятник с этой надписью, мы можем предположить, что это его чувства, хотя она вполне могла их разделять. В коллекции древнегреческих и древнеримских эпитафий Ричмонда Лэттимора женщин чаще всего называют красивыми, любимыми (дорогими, милыми, доброго нрава), плодовитыми, целомудренными и хорошими хозяйками. Больше всего превозносятся в эпитафиях такие достоинства женщин, как верность, благонравие и трудолюбие. И конечно, жена должна знать свое место, не проявлять высокомерия в присутствии мужчин; ей подобает «учиться в безмолвии со всякою покорностью. А учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии» (1 Тимофей, 2: 11).

Женщина являлась для мужчины лишь средством достижения цели; возможно, она и сама себя так воспринимала. Целью мужчины считались создание семьи и обзаведение потомством, чтобы было кому передать в наследство нажитое имущество или свое дело. Иногда женщина помогала мужу, например торговала с ним в лавке, но если бы она вздумала самостоятельно заняться каким-то делом, то наверняка вызвала бы всеобщее осуждение. Здесь стоит отметить, что ни в нашей литературе, ни в археологических источниках практически невозможно обнаружить взгляды, которые были бы выражены самими женщинами. Пожалуй, исключением являются эпитафии (если предположить, что некоторые действительно сочинены женщинами) и египетские папирусы. Но даже в них я не нашел противоречий с мироощущениями мужчин или какого-то иного представления мужчин о месте женщины в обществе. Хотя нам показалось бы это странным, не следует думать, что втайне женщины всегда мечтали об «эмансипации». Насколько мы знаем или можем представить исходя из сравнительного анализа имеющихся сведений, ни одна из них и не помышляла о какой-то иной жизни, не питала никаких скрытых устремлений. Мы не находим ни малейших намеков на то, что в классическом Древнем мире женщина мечтала о жизни, отличавшейся от той, какая досталась ей в удел, – свойственное ей мировоззрение не давало почву для выработки альтернативного устройства жизни. Поэтому правильным будет вывод, что женщины мирились со своим положением, которое нам представляется угнетенным и зависимым, и хотели только большего благополучия и достатка, порой выходя за границы дозволенного, но в большинстве случаев строго соблюдая их, порой восставая против них, но никогда не ниспровергая их. Взяв это предположение за основу, мы и постараемся написать правдивую картину жизни простой женщины и ее мировоззрения.

Это правда, что женщины оставались далеки от общественной жизни. Ограниченные в гражданских правах, они не могли участвовать в голосованиях и быть избранными, не имели доступа к широкому образованию. Но с другой стороны, глядя на женщину, занимавшую отведенное ей место в обществе, мы видим, что она вела далеко не столь замкнутую и ограниченную жизнь, как об этом писала элита. Женские письма, найденные в Египте, показывают живой и здравый разум их авторов. Женщина предстает перед нами далеко не робким существом, сидевшим взаперти и занимавшимся исключительно семьей и домашним хозяйством. К огромному сожалению, в них редко говорилось о «сокровенном». Зачастую туманный характер написанного создает впечатление, что авторы опасались, как бы эти послания не попали в чужие руки; они крайне редко «делятся» своими мыслями и чувствами, в отличие, например, от писем Цицерона. Однако общее впечатление сводилось к тому, что эти женщины очень ответственно и предусмотрительно подходили к решению важных проблем.

«Дамы» вовсе не сидели взаперти; они ходили за покупками, по различным хозяйственным делам, участвовали в религиозных обрядах и празднествах, были заметны в толпе во время часто происходивших волнений народа. Филон Александрийский, осуждая такие уличные мятежи, подтверждал, что в них участвовали представительницы слабого пола: «Если какая-нибудь женщина, услышав, что на ее мужа напали, движимая любовью к своему мужу, должна подчиниться охватившим ее чувствам и броситься к нему на помощь, все равно она не должна вести себя так же дерзко и смело, как мужчина, противоречить женской природе; но, продолжая помогать мужу, должна оставаться женщиной. Ибо было бы ужасно, если женщина, желая избавить своего мужа от оскорблений, подставила бы под них себя, чем выставила бы жизнь человека как полное бесстыдство и подверженную серьезным упрекам за свою неисправимую смелость; ибо разве женщина может ругаться на площади и давать волю своему невоздержанному языку?.. Но, как это сейчас бывает, некоторые женщины дошли до такой степени бесстыдства, хотя они и слабый пол, что не только дают волю своему языку и бранятся среди толпы мужчин, но даже плюют в них и колотят их, хотя их руки больше привыкли к прялке и ткацкому станку, чем к боксерскому бою. Есть и другие вещи, которые можно стерпеть, но воистину отвратительно, если женщина доходит до такой наглости, что хватает за гениталии одного из ссорящихся мужчин. Так что не позволяйте такой женщине оправдываться тем, что она сделала это, чтобы помочь своему мужу; но осудите ее и подвергните наказанию за ее чрезмерную дерзость, чтобы, если ей снова захочется совершить такое оскорбление, она не смогла этого сделать; и чтобы другие женщины, способные на такие опрометчивые действия, под страхом наказания научились бы проявлять скромность и сдерживать себя» (Филон Александрийский. Особенные законы, 172–175).

Разумеется, в зависимости от местных условий и обычаев, представительницы прекрасного пола по-разному проявляли себя в обществе. В одних странах они вынуждены были скрываться от посторонних, практически жить затворницами; если же им приходилось выходить на улицу, их обязывали покрывать головы накидками, чтобы окружающие не видели их лиц (Петроний. Сатирикон, 14, 16), а в других странах было принято, чтобы женщина полностью скрывала свое тело под покрывалом. Ей постоянно приходилось следить за собой, чтобы не нарушить «приличия». Так, хотя женщинам позволялось посещать с мужьями церковные службы, Павел требовал, чтобы они хранили там молчание, а «если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих; ибо неприлично жене говорить в церкви» (1 Коринфянам, 14: 33–35). Но если семья имела мало рабов или их вообще в ней не было (а такие семьи составляли большинство), муж не мог запретить женщине покидать дом – ведь, пока он работал, кто-то должен был покупать продукты и одежду, выполнять какую-то домашнюю работу. Но даже в своем доме она могла столкнуться с посторонними людьми. Павел в Послании к Тимофею писал о бессовестных людях, что «вкрадываются в дома и обольщают женщин, утопающих в грехах, водимых различными похотями, всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины» (2 Тимофей, 3: 3–7). Так что «дамы» оказывались в самых разных житейских ситуациях.