Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи - Олег Ивик

Отчаявшись победить китайцев силой оружия, сюнну решили применить свой испытанный метод: они отправили к императору посла, который «стал произносить хорошие слова и просить о восстановлении мира, основанного на родстве»{167}. Сын Неба передал это предложение на рассмотрение сановников, и тут мнения разделились. Некоторые предлагали согласиться на заключение мира, другие настаивали на том, чтобы превратить сюнну в подданных империи. В конце концов возобладало следующее мнение: «Сюнну недавно потерпели поражение, находятся в трудном положении, [сейчас] удобно сделать их нашими вассалами, чтобы [их представители весной и осенью] являлись на границу с выражением своей верности Хань». Сюнну действительно находились в непростом положении. И все же до того, чтобы становиться вассалами Хань, они еще не дошли — время покажет, что, несмотря на потерю части своих территорий, они еще очень долго будут разговаривать с Поднебесной на равных. Выслушав китайского посла, шаньюй «пришел в ярость и задержал его у себя, не отпуская обратно»{168}.

Китайцы стали готовиться к новой войне, но ее предотвратило печальное событие: в 23- или 24-летнем возрасте скончался полководец Хо Цюй-бин, проведший шесть успешных операций против сюнну{169}. Наверное, в Поднебесной и без него имелись талантливые полководцы, тем не менее со смертью Хо Цюй-бина ситуация как-то зависла, и между двумя державами на несколько лет воцарился мир. В 114 году до н. э. умер шаньюй Ичжисе, и державой стал править его сын Увэй. Китайцы в то время воевали с юэсцами, и им было не до сюнну. А когда они, разгромив одно из двух юэских государств, вспомнили о своих давних северных врагах, выяснилось, что сюнну и близко не подходят к новым рубежам. Два полководца с небольшими армиями были отправлены от границ Поднебесной: один — на север, другой — на запад. Первый прошел более двух тысяч ли, второй — несколько тысяч ли, и оба вернулись, «не встретив ни одного сюннусца».

Результаты разведки вдохновили китайцев. Император прибыл в Шофан и на вновь отвоеванных землях устроил смотр своим войскам. Он собрал сто восемьдесят тысяч конников, «чтобы продемонстрировать свою военную мощь». Однако демонстрировать ее было некому, поскольку сюнну находились в тысячах ли от его владений. Тогда к шаньюю был направлен посол со следующим заявлением:

«Голова правителя южноюэского царства уже висит на северных воротах ханьского дворца. Если вы, шаньюй, в настоящее время в состоянии вступить в войну с хань[ским государством, то наш] Сын Неба лично возглавит войска, чтобы встретить [вас] на границах. Если же вы, шаньюй, не в состоянии вступить в борьбу, то обратитесь лицом к югу и признайте себя подданным Хань. К чему так далеко убегать и скрываться в местах к северу от пустыни, где жить трудно и холодно, на землях, лишенных воды и трав! Так делать не следует».

Но молодой шаньюй Увэй еще не терпел поражений от Китая и считал, что сам знает, что ему следует и чего не следует делать. Он пришел в ярость. Казнить посла он все-таки не рискнул и поэтому казнил собственного чиновника, который ведал приемом гостей и допустил дерзкого китайца в его юрту. Посла же шаньюй сослал на берега Байкала. Однако, поостыв, Увэй «так и не решился напасть на ханьское пограничье» и вместо этого стал посылать в Хань своих послов «сладкими речами просить мир, основанный на родственных отношениях». Он даже пообещал послать своего старшего сына-наследника в Хань в качестве заложника{170}.

Тем временем китайцы продолжали укреплять свои позиции в оставленных сюнну землях к северу и северо-западу от Ордоса, а также в Ганьсуском проходе: в северо-западной части прохода были основаны города Дуньхуан и Цзюцюань, а затем и область Цзюцюаньцзюнь — это должно было перерезать пути сообщений между сюнну и цянами{171}. Одновременно Хань налаживает отношения с царствами Средней Азии (Давань, Дася, Аньси) и с переселившимися в район к северу от Сырдарьи и еще находившимися в подчинении у Дася юэнжи{172}. Тогда же император У-ди отдал свою внучку замуж за правителя усу ней, «чтобы отделить сюнну от западных государств, которые им оказывали помощь». Усуни принцессу приняли, хотя окончательно отпадать от сюнну они еще не собирались. Впрочем, китайцы, не дожидаясь, пока усуни перейдут на их сторону, стали «расширять на север свои пахотные поля, вплоть до укреплений Сяньлэя» — то есть распахали пограничные с усунями земли{173}.

Однако сюнну не торопились признать растущую силу Поднебесной. Увэй тянул время, отказывался от обещания прислать заложника, поминал былые времена, когда китайцы присылали в степь принцесс, ткани и съестные припасы, требовал, чтобы к нему направляли послов более высокого ранга. Он заявил, что «хотел бы поехать в Хань, встретиться с Сыном Неба и лично договориться о братских отношениях». Император даже приказал построить специальные апартаменты для встречи высокого гостя. А тем временем конные отряды сюнну совершали набеги на пограничные земли.

После смерти Увэя в 105 году до н. э. в державе сюнну начались внутренние проблемы: за короткий восьмилетний период сменилось три шаньюя, из которых по крайней мере один был очень молод. Но это не мешало кочевникам регулярно разорять пограничные земли Поднебесной{174}.

Еще при жизни Увэя, в 110 году до н. э., ханьские войска, расположенные на северном направлении, начинают покидать свои рубежи (хотя и не до прежних фаниц). На западе дела обстояли чуть более успешно, и китайцы еще некоторое время продолжали свою экспансию. В 102 году до н. э. они захватили Давань и установили контроль над большей частью Восточного Туркестана{175}. Но уже через год даваньцы, сочтя, что поставленный китайцами правитель «излишне угождает [ханьцам] и является виновником разорения страны», убили его. И хотя новый правитель послал своего сына заложником в Хань, контроль китайцев над Давань, безусловно, ослаб{176}. А через несколько лет Ли Гуан-ли, военачальник города Эрши, потерпев поражение от сюнну, а заодно обидевшись на императора, который казнил его родственников по обвинению в колдовстве, сдался в плен со всей своей армией{177}. Ситуация все больше начинала напоминать старые времена бесконечных набегов, бесполезных договоров и переговоров о них. Только утраченные земли Ордоса и столь любезный их сердцам Иныиань сюнну не вернули уже никогда.

Глава 5.

Большая политика

История державы сюнну — это прежде всего история ее взаимоотношений с Китаем. И дело не только в том, что мы знаем ее в основном по китайским источникам. Данные археологии свидетельствуют о том же: поток китайских изделий у сюнну сильно превосходил поток изделий с запада. Ни с одним крупным государством, кроме Китая, сюнну никогда не граничили, и их основные интересы — конечно, помимо традиционного скотоводства — были сосредоточены на границах Поднебесной. С Китаем сюнну воевали и торговали, из Китая получали — когда добром, когда силой — продукты земледелия и ремесел, из пограничных княжеств угоняли рабов, к императору Поднебесной обращались за поддержкой в случае внутренних неурядиц и гражданских войн…

После того как Маодунь заключил с Китаем первый «договор о мире, основанный на родстве», женился на присланной ему китайской невесте, оговорил размер ежегодных подарков (которые точнее было бы назвать ежегодной данью) и продолжил, несмотря ни на что, регулярные грабительские набеги на приграничные земли, эта модель взаимоотношений стала базовой для его преемников. При вступлении на престол очередного шаньюя (или очередного императора), договор перезаключался, и Сын Неба начинал отправлять в степь богатые подношения, причем, помимо ежегодных, ему вменялось в обязанность делать еще и особые подарки шаньюю по самым разным поводам — их размер мог во много раз превосходить регулярную дань. Иногда к подаркам прилагалась очередная невеста из императорского рода. После заключения договора сюнну на несколько лет прекращали набеги, но потом возобновляли их, и китайцы отправляли в степь очередного посла с мольбой о мире и обещанием новых поставок риса, вина, шелка…

Завоевывать Китай сюнну не собирались, и в Поднебесной это понимали. При императорском дворе постоянно шли дебаты по сюннуской проблеме, но вопрос об угрозе завоевания не ставился ни разу{178}. Было ясно, что ни возделывать землю, ни руководить сельхозработами на китайской территории кочевники не хотят. Их вполне устраивало, что этим занимаются сами китайцы, а они имеют под боком постоянный источник дармовых товаров.