Ведьмочка для художника, или Возвращение в Мир Мечты - Регина Хайруллова

а я стою вот здесь, в глубокой могиле, не то человек, не то мертвец, не то призрак. И лишь вдохи и выдохи говорят мне, что я ещё жива. Это неправильное слово, ведь на самом деле в Мире Мечты нет ни живых, ни мёртвых — здесь лишь души, которые тоже притягиваются силой тяготения, но они всё же иные. Не могу этого объяснить, ну а тогда, стоя в густом мраке, я и вовсе об этом не думала: я лишь впивалась ногтями в ладони, чтобы болью унять страх.

Когда глаза привыкли ко тьме, я разглядела ряды стеллажей, которые до бесконечности возвышались и убегали в незримую даль и глубину места, которое, как я потом узнала, зовётся Библиотекой.

Здесь были мириады книг, и каждая манила своим кожаным или тканным переплётом, драгоценной инкрустацией, золотистыми сияющими буквами незнакомых мне языков. Я не знала, какой коснуться, какую мне перелистнуть, какой запах краски или чернил — а были и рукописи — мне вдохнуть. Я водила пальцами по полкам, пока на задела один фолиант, и тут меня отбросило.

Явилось нечто вроде видения.

Ослепляющее пятно, пронзающий тонкими иглами крик чаек, далёкий полосатый маяк, подобный тому, у которого я рассталась с моим родным миром. Я увидела это за один миг, пока не прикрыла глаза рукой, и тогда всё исчезло, и снова явилась тихая Библиотека, и снова темнота, в которой не разглядеть собственных пальцев.

Я решила, что сошла с ума. Что вообще давно сошла, что, наверно, лежу сейчас в больнице или брожу по берегу с камнями в рюкзаке, который остался там, на Земле, и бормочу, и творю какие-то безумства, а меня или уже поймали и привязали, чтоб не сбежала, или только ловят.

Сколько прошло времени? Я не знала. Ищет ли меня мама? Нужна ли я хоть кому-то? Выберусь ли я из своих безумных видений или нескончаемого сна? Я ничего не знала.

Следующая книга привела меня в лес. Мимо пронеслась девушка-призрак в сиреневом подвенечном платье. Пробрела художница с кистью в одной руке и хлебными крошками в другой. Незнакомка кормила птиц, а рядом с ней сидел какой-то мужчина во фраке. Нелепость. Кто носит фрак в лесу? Зачем он там? Зачем я там?

Потом были динозавры. Были ожившие деревья, говорящие горы и золотые орлы, была королева, ступающая босиком по ледяному царству, была гадалка в захудалой комнатке, где было душно и пахло свечами и горелыми травами. Вот интересно, видели ли они меня? Нет, кажется. Я словно незримый наблюдатель, словно сам Бог, который глядит на всё через стекло, прозрачное в одном только направлении.

Я была лишь зрителем, и вот тогда, наверное, мне и захотелось стать писателем, чтобы не просто смотреть на другие миры, как я всегда делала, читая книги, но и творить их и быть самой подобной Богу.

После десятка миров я убедилась, что каждая книга вела в определённое место, которым можно было неподвижно любоваться: всякое движение снова относило меня к полкам Библиотеки.

Я не знаю, сколько блуждала в лабиринтах стеллажей и завораживающих миров. Я побывала везде, куда только дотянулась, увидела десятки цивилизаций, тысячи лиц, бесконечное множество существ. Когда я уже насытилась этим и утомилась, я заметила книгу с переливчатым камнем на переплёте. Я подумала, в ней точно есть что-то интересное, и не ошиблась. Стоило коснуться её, как меня не оттолкнуло, а втянуло внутрь, словно я была жидкостью, которую кто-то пил из трубочки, а трубочка эта — буквы фолианта, наделённые магической силой своего автора-Творца.

Стараясь не шевелиться, я открыла глаза и увидела Артура. Его добрую улыбку и потрёпанный цилиндр, который он теребил в руках. Рядом, помахивая хвостом, стоял Сириус.

Я огляделась. Высокие стены, усыпанные разноцветными звёздами-огоньками, убегали вверх и замыкались сводами на неведомых высотах. Тишина окутывала нас, и только изредка где-то капала вода.

— Где мы? — спросила я.

— В Пещере Тайн, — сказал Артур, и голос его разнёсся по огромному пространству, соприкоснулся со стенами и вернулся к нам эхом.

Глава 13. В гостинице

Та самая гостиница, где я ночевала когда-то. Те же круглые столики внизу и плетёные кресла с мягкими подушками, та же сердитая женщина у стойки, те же смущение и робость, но на этот раз всё будет по-настоящему.

Не пустые мечты, не томительные жаркие сновидения, от которых просыпаешься с колотящимся в груди сердцем и от которых тебе и неловко, и прекрасно, и так хочется, чтобы они стали реальностью. Вот теперь и станут. Как долго я ждала. Как же болезненно долгожданно всё это.

— На сутки, — говорит Артур и протягивает деньги. Здесь не откупишься песнями и картинами.

«Интересно, как он теперь зарабатывает?» — мелькнула у меня мысль, пока мы поднимались, но тут же улетучилась, стоило Артуру взять меня за руку.

Всегда холодная ладонь. Ей немало доставалось от ногтей, вонзавшихся от безысходности или от злобы на себя — теперь эту самую ладонь целуют мягкие губы, и кожу обжигает горячим дыханием. Оно поднимается к запястью с тонкими венами, проходится по внутренней стороне локтя, ключице, задерживается на шее.

Но мы идём дальше по коридорчику, сворачиваем в номер и запираем дверь. Хочется броситься на него сей же миг. Но я сдерживаюсь. Пусть проявит свою силу, пусть он начнёт.

Разглядываю пока торшер. Кружевной абажур, а под ним — что-то вроде лампочки. Наверно, тоже надо говорить какой-нибудь факт, чтобы он заработал.

Интересно, долго ещё ждать? Я начинаю нервно водить рукой по торшеру и вдруг замираю, когда Артур наконец обнимает меня со спины. И вот чувственные, мягкие, но настойчивые, чуть щекотные прикосновения, от которых мириады мурашек волной пробегают к кончикам пальцев ног.

Я обнимаю его в ответ. Прижимаюсь близко-близко.

А перед закрытыми глазами зияет томное небытие, и мысли куда-то уплывают, и остаётся лишь непередаваемое блаженство. И пусть оно длится вечно, и пусть пока его губы не отделяются от моих, и пусть весь мир замирает в этом ожидании, в этой неге, как застыли сейчас мы оба — пускай.

Впрочем, это ведь ещё только предощущение, предвкушение. Обещание большего.

— Я скучал, — коротко и тихо говорит Артур, мой Артур де Вильбург, мой милый, любимый Артур. Он подхватывает меня на руки и несёт к кровати с бахромчатым покрывалом.

И эти два слова пронзают меня насквозь и отдаются в каждой клеточке, и мурашек ещё больше, и я точно знаю, что в эту фразу вложена вся его боль от