Мой первый роман про... - Чинара

в шелуху, и теперь, крепко держа ее за руку и знакомя с островом, я улыбаюсь, но в душе с сожалением провожаю разлетающиеся и тщательно заготовленные действия.

— Здесь очень красиво. — раскрасневшись заявляет лисичка после часового похода, и я с удовольствием отмечаю, что ее дрожь и волнение ушли на второй план, а ушки перестали топорщиться в преддверии опасности.

— Рад, что тебе нравится, Кэсси. — удачно подлавливаю ее, когда девушка неожиданно оступается. — Ты должно быть устала с дороги. Пойдем в дом?

Мои руки плотно лежат на ее талии, сдерживаемые от мысли спуститься ниже. И приоткрывшая взволнованный ротик Кэсси совершенно не помогает, одаривая меня вполне определенным плотоядным взглядом.

На секунду сознание молниеносно скользит по мыслям остальных Дарителей. Кто-то, как и я показывает остров, кто-то кормит своих осчастливленных, а кто-то… стоны и новые толчки, на пляже, у дерева, в доме, крики «прошу еще!», шлепки, движения языка по телу, затвердевшие соски, широко раздвинутые бедра… Для нее не успело пройти и секунды, а я, отряхнув голову, пытаюсь отделаться от того, что невозможно. Ведь я не только здесь сейчас, а везде там.

— Хочешь есть? — крепче сжимая ее руку, спрашиваю.

— Да. — смущенно кивает девушка. — И можно мне принять ванну?

— Конечно. — непринужденно улыбаюсь в ответ. — Я помою тебя. — ведь именно так я отвечал сотням другим.

***

Дом выполнен из марсового темного стекла, подстраиваемого под день и ночь. Внутри напоминает один из «особняков мечты», которым владеет только королевская родня. Комнаты огромны и белоснежны, пол-шелев дарит необходимую температуру каждому посетителю, не забывая массажной волной воздействовать на стопы.

Когда мы останавливаемся в купальне, меня вновь одолевает нервная дрожь. Понимание необходимости озвучить, что я волне могу помыться сама борется с острым желанием ощутить касание влажных и этих несравнимо больших и крепких пальцев на своем теле. Он всего лишь тебя искупает, искушает подсознание. Стандартная процедура, и ничего более.

Даритель, ничуть не смущаясь, легким движением снимает с себя рубашку и сбрасывает брюки, оставаясь в белых шортах. И я впустую убеждаю себя не смотреть на каждый миллиметр такого мощного и крепкого тела. А взгляд нестерпимо спускается туда. В глупом предвкушении. Ожидая, что он спустит шорты, и я увижу…

Но ноги мужчины бесшумно ступают ко мне, и тело вздрагивает, когда он без усилий, кончиком пальца проводит по тета-шву платья, послушно расстегивающемуся под его воздействием и полностью обнажающему меня. Ткань падает на пол, и я обхватываю себя руками, стараясь прикрыть грудь.

— Все хорошо? — участливо интересуется, гладя меня по волосам и дотрагиваясь до уха.

Я никому не разрешаю их трогать, даже Эмили.

Для большинства животные уши всего лишь модифицированный орган слуха, для меня же одно из сильных зон возбуждения, по которому нежно проходятся пальцы Дарителя. Закрыв глаза, прикусываю нижнюю губу и с силой свожу ноги, понимая, что наверняка заливаюсь краской. Не знаю, осознает ли он насколько чувствительно для меня его прикосновение, но через секунду мужчина берет меня на руки и молча несёт к округлому бассейну. Он садится и бережно устраивает меня лежать на своих коленях. Вода подстроена под необходимую мне температуру, а также наполнена криносами, позволяющими моему телу без усилий держаться на поверхности.

Не заметив откуда появилась в его руке мягкая ова-губка, ощущаю ее приятное прикосновение к шее, нежно опускающееся ниже и заставляющее меня прикрыть глаза, когда поверхность намыливает правую грудь и переходит к левой. Ласковые движения проходят по животу и вновь поднимаются вверх к шее, рисуя причудливые тропы на моем теле, с каждым новым прикосновением все больше расслабляющимся и одновременно наполняющимся сладостной судорогой.

Его руки скользят вверх и вниз, снова и снова, деликатно обходя место между ног, где разгорается пламя. Первый, второй, третий и последующие разы я благодарна ему за вежливость, но там так сильно ноет, что меня начинает охватывать странное разочарование. И в момент очередного путешествия его руки внизу, я чуть дергаю бедрами, желая ощутить хотя бы малейшее короткое касание …

Удивленная собственной неожиданной дерзостью, открываю глаза и с испугом смотрю на него. Мужская рука, держа губку, замирает над моим телом, глаза встречаются с моими и по звуку, я понимаю, что ова падает в воду, а на шею ложатся намыленные пальцы, увеличивая в теле скопившееся напряжение. Стальные глаза поражают, в них виднеется пустота, но она будто прячет что-то… что-то…

Не успеваю додумать, зажмурившись от прикосновения к груди. Пальцы нежно поглаживают затвердевший сосок. Я снова прикусываю губу, но не могу побороть стон, а мужчина тем временем чуть приподнимает меня, опускаясь ниже в воду, разворачивает меня лицом к себе, раздвигая мои дрожащие ноги и ловит ртом мои губы, заставляя сознание плавится еще больше. Пальцы обеих рук обхватывают соски и слегка оттягивают их, лишая меня остатков контроля. Это все так ново, необычно… весь этот жар и тяжесть внизу живота.

Мне страшно от непонятных ощущений, в руках неизвестного Дарителя… Но еще больше пугает мысль, что это может прекратиться…

— Пожалуйста, … — молю я, сама, не зная, о чем прошу.

— Ты все еще не хочешь быть осчастливленной? — измученно звучит в ухо шепот Дарителя.

Хочу. Очень хочу. Но я мотаю головой.

— Хорошо. — он наклоняет мою голову к себе и, когда влажным языком проходится по уху, я вскрикиваю и испытываю двойное наслаждение, ощущая, как его рука спускается, наконец, туда, и прикасается к разгоряченной, пылающей плоти. Сладостные волны судорогами несутся по телу. Не представляю, как он делает это со мной, но я извиваюсь на его пальцах, а жар наполняет все больше и больше. Разум покидает, оставляя лишь жадность, воплотившуюся в моих потерявших стыд просьбах:

— Еще…пожалуйста…еще…

— Давай, Кэсси… — шепчет мужской голос. — Кончи

Мои тихие стоны превращаются в громкие крики, и очередное его прикосновение превращает тело в сотни длойских-огоньков.

***

Когда-то давно она создала себе десятерых сыновей. Точнее они никогда не были ее сыновьями, выполняя роль любовников. Но обнародовать их истинные обязанности не позволяло ее лицемерие. Ведь она распространяла о себе иные легенды, и похоть никак не шла к светлому наряду. Влюбившись еще в пору своей молодости, она не сумела получить ответа