9-й вал - Нина Цуканова

Я слышал металлический звон оружия на поляне. Если идет бой, то мне, раненому и безоружному, нечего туда лезть. Я осторожно выглянул из-за кустов… Поляна была пуста.

– А-а-а! – заорал я и выглянул еще раз, в надежде, что морок спадет и я увижу своих. Но на поляне было пусто. А в ушах оглушительно звенело…

– Юссариан!!! – что есть мочи заорал я: – Лиана! Инвар!

Меня оставили! Бросили! Я один!.. опять один!!!

Я в панике заметался по поляне, упал и поднялся снова.

– Кто-нибудь! – слабо взвыл я.

Земля качнулась, накренилась и жестко приложила меня по левому боку, вышибив из темнеющего поля зрения сноп искр и вызвав особенно сильный взрыв оружейного звона в ушах…

Я умирал.

Вот, оказывается, как это происходит… Что ж, оно и к лучшему. Один я жить не смогу…

… Закатное солнце окрасило ресницы золотым. Я почему-то не умер.

Наверное, кровь запеклась на солнце и остановилась. Я с трудом приподнялся и сел. Посмотрел на раненую ногу. Точнее, то, что от нее осталось.

Ниже колена был просто тихий ужас. Неповрежденной кожи практически не осталось (да и поврежденной, в общем-то). Голень местами была обглодана почти до кости; ошметки мяса торчали клоками. Голеностопный сустав был поврежден. Стопа цела, вроде, но сильно легче от этого почему-то не становилось.

– Супер, – мрачно заметил я: – Накачал Ка-ну ноги!

Я снова усмехнулся. Ну вот о чем я сейчас думаю?

От потери крови знобило и трясло. Нога болела безумно.

Встать удалось далеко не сразу, и то, держась за дерево. Я сломил длинную прочную ветку и, тяжело опираясь на нее, сделал шаг. Адская боль, темнота, удар о землю… Что ж, я знал, что легко не будет.

Я подтянул непослушную ногу к себе. Жесткая осенняя трава душещипательно заскребла по голому мясу и кости… Кровь из раны (хотя, что тут называть раной, когда у меня от ноги и осталась одна большая рана!?) еще текла, но помаленьку, по капельке. Не то что сначала, там вон лужа целая натекла…

Из перевязочного материала у меня были лишь портянки, но я полагал, что это не самая лучшая идея… Ладно, пусть в открытую заживает. Лесной воздух и солнечные лучи, говорят, целительны…

Я снова поднялся. Я должен идти. Мне надо догнать отряд.

Кариджану.

(26 сентября)

Пишет Кариджану.

В холоде спится плохо. Я сполз с настила из веток, расправляя затекшие конечности.

А-ай! Как же это больно, когда ветки скребут по голому мясу!..

Опираясь на палку, встал.

В лицо светило солнце, но тепла не давало. Казалось, что негреющее холодное осеннее солнце создано исключительно для красоты.

Его косые пологие лучи безучастно скользили по стылой земле, даже не пытаясь ее согреть. Я стоял, жадно впитывая всем телом драгоценные крохи тепла.

Мне решительно не хватало оружия, тепла, потерянной крови и пищи.

Я еще немного погрелся на солнце и двинулся в путь.

Дорога давалась тяжело. Идти приходилось очень медленно, с частыми передышками.

… Как же так получилось, что я остался?

Я был совершенно не готов к одиночеству. В принципе. Никак.

Как они могли?! Как!?

Что ж, вероятно, у них не было выбора…

Главное теперь – их догнать. Я помню (мы обсуждали с Юссарианом) две опорные точки: города Агъерри и Монтелик.

Если я не догоню отряд в Монтелике – я пропал.

(27 сентября)

Ну что я могу сказать? С такой скоростью нескоро я их догоню…

Да, у отряда, видимо, были причины. За ними была погоня, и они ну никак не могли задерживаться.

(28 сентября)

Эта ночь была еще холоднее. У меня отнялись пальцы рук, и я долго безнадежно дышал на них едва теплым воздухом.

Разводить костер было нельзя: это неминуемо привлекло бы внимание тех, кто охотился на нас.

Сегодняшний путь дался мне особенно тяжко. Я не прошел и половины запланированного расстояния. Пытался ускориться, но только сильнее выдохся.

Я начал всерьез переживать, что с такой скоростью я, вероятно, уже значительно отстаю от отряда.

(29 сентября)

Юджин избегал меня. И, по возможности, ни с кем не разговаривал. Зря я так набросился на него вчера: ему и без того было несладко…

Сегодня на нас напали ополченцы. Но мы на голову их разбили, и они стали отступать.

Один парень самозабвенно попытался посражаться еще, но быстро понял, что он в меньшинстве, и сдался. Я хотел дать отмашку, чтобы его отпустили, но не успел.

Горло его со свистом пробила стрела, и он с хрипом осел на землю и повалился ничком.

– Антик, зачем?! – прохрипел я: – Он же сдался!

В глазах лучника, холодных и бесчувственных, на миг проскользнуло что-то, напоминающее… торжество?

Я не выдержал и дал ему пощечину. Антик метнул на меня злой, непонимающий взгляд.

Я вспомнил тех пятерых на холме. Сомневаюсь, что он их только ранил…

Я отчетливо ощутил как во мне поднимается холодная, леденящая душу ярость.

– Что ты себе позволяешь? – заговорил я преувеличенно спокойным тоном: – Ты же знаешь! Нельзя никого убивать! По крайней мере, без необходимости! Это наш принцип! Ты знаешь об этом? Знаешь, нет?! – я развернулся на каблуках и сделал пару шагов; Антик смотрел на меня холодно и презрительно: – Значит так, Антуан. Я лишаю тебя права носить оружие. Сдай свой лук.

Я вытянул руку.

Антик смотрел на меня ошарашено, не веря своим ушам. Потом чуть заметно нахмурился, сжал губы и зло швырнул лук мне под ноги.

(29 сентября)

Пишет Кариджану.

Сегодня скрылось солнце. Вместе с ним я лишился своего главного источника тепла.

Путь давался мне тяжелее день ото дня.

Ближе к вечеру, мне улыбнулась удача, и я набрел на поляну, где росла клюква. Ягод там было от силы горстки полторы, да и клюква не самый питательный продукт, но это, все же, было лучше, чем ничего.

Ягоды взбодрили меня и немного придали сил. Хотя я по-прежнему безнадежно отставал.

… Я все равно не сдамся. Пока я дышу, я буду идти вперед.

(30 сентября)

Кавалеры с «собаками» и отчаянные ополченцы на нас уже нападали, а вот с религиозным фанатиком мы столкнулись впервые.

Он явно был не в здравом уме, потому что в одиночку пожелал схлестнуться с отрядом. Точнее, с наиболее опасным, по его мнению, представителем оного. А вообще, Том просто оказался к психу ближе всех.

Томмазо запросто, одной рукой уложил худощавого и вертлявого старика. Но тот подло схватил его за ухо. Том резко вывернулся из "захвата", согнувшись и двинув корпусом, но накинув при этом плащ себе на голову. Пока Том выпутывался из плаща, старикашка с проклятиями убежал.

– Тьфу! Вот псих, – сплюнул Том и, спохватившись, торопливо заправил под кофту выпавший крест вместе с чем-то еще. Выпрямился. И встретился глазами с Мэу.

… Мэу не ворожила. Она просто смотрела на него. Лицо ее было напряжено и несколько перекошено.

– Мой медальон… – прохрипела она, двинув только левой стороной губ. Потом громко, истерически дрогнувшим голосом, воскликнула: – Мой медальон!

Том застонал и отвернулся.

Мэу с рычанием бросилась к нему, Томмазо торопливо снял его с шеи, и девушка выхватила медальон уже из его рук.

– Как это понимать? – подключился я. – Том?

– Ну… Да, медальон, эм… был у меня. Мэу, я не хотел, правда… Я нечаянно его взял.

– Ты хочешь сказать, что нечаянно украл и – нечаянно – все это время прятал мой медальон?! – вскрикнула девушка.

– Он просто… был такой классный! Шикарный просто… Оно как-то само собой получилось. Я думал, что лучше себя контролирую. Прости, Мэу.

– Ну, ты и крыса! – прошипела та.

Том смотрел чуть в сторону, как-то исступленно, но твердо, взгляд его не бегал и не опускался.

– Вообще, это не я, – совсем бессмысленно, видимо, исчерпав все мало-мальски пригодные отмазки, сказал он, прикрыв глаза и подняв брови.

– Это мое клептоманское Альтер-эго, – договорил за него Гюстав, прикрыв рот ладонью.

– Я из-за этого с Ка-ну поссорилась, – отчаянно воскликнула Мэу, схватившись за голову: – А его даже рядом больше нет! А я не знала, что и думать. Решила, что и впрямь на балу потеряла!..

Мэу, к слову, носила сейчас его куртку.

– С Ка-ну ты не из-за меня поссорилась! – бросил Том: – А из-за того, что вещи дороже людей ценишь. Ка-ну правильно сказал, кусок металла тебе дороже друзей.

– Если ты украл "случайно", почему сразу не вернул, – холодно поинтересовался я.

– Смалодушничал! – рявкнул Том.

– Это тебе с рук не сойдет! – закричала Мэу.

Томмазо мрачно посмотрел на меня.

– Я не могу оставить это безнаказанным. Имей в виду.

Том с напускным безразличием хмыкнул и отвернулся.

(30 сентября)

Пишет Ка-ну.

Так тяжело мне не приходилось со времен моего изгнания из клана. Чувство, когда ты при каждом шаге думаешь, что после следующего упадешь замертво…

Сегодняшний вечер тоже подготовил мне сюрприз, но, на сей раз, неприятный.