Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945. - Артем Драбкин

И вот, после школы попал я в 8-й запасной авиаполк под Саратовом. Месяца через два приехали «покупатели». Война-то знаешь какая была? Сбивали очень много. С полка, из 30 летчиков, 10 останется, а 20 — тю-тю, вот командиры и едут в запы отбирать пополнение.

Нас в запе две группы было: одна наша, а другая из Люберец, из Высшей школы воздушного боя. Разницы, я тебе скажу, между нами не было. Мы, закончившие Армавирскую школу, летали нисколько не хуже. Зона у меня была хорошая, но мы учились делать всякие петли, полупетли — кому она нужна, эта полупетля?! Гораздо сложнее сделать глубокий вираж — разворот с креном больше 45 градусов. Ты попробуй его сделать на одной высоте, с одинаковой скоростью вращения и по минимальному радиусу. Вот это фигура! Кажется просто, а попробуй сделай! А петлю сделать — это что там — ерунда.

Так вот, «покупатели» из 86-го гвардейского истребительного полка 240-й дивизии. Отобрали по списку, даже не проверив технику пилотирования, 8—10 человек… А что ты думаешь? Выбрать бабу красивую — это одно дело, а летчиков? Все молодые, а по внешнему виду не узнаешь же, кто действительно будет хорошим летчиком, а кто неважным. Как в каждой профессии, так и в летном деле есть хваткие, а другие вроде и летчики, вроде и летают, а вот не умеют пилотировать красиво. А сколько народу на взлете и посадке побилось?! Вот я ни одного самолета не сломал, а были такие, которые по 2—3 самолета ломали. В принципе, это немудрено. Мы же на поршневых самолетах летали, да еще и с хвостовым колесом. Вот на реактивном ты газ дал и разгоняешься по прямой: никуда его не крутит, не вертит. А у поршневого самолета есть реакция винта, разворачивающая самолет в сторону его вращения. Сложнее всего удержать самолет, пока он скорость не наберет. В это время силы воздушного потока не хватает, чтобы использовать руль поворота для парирования разворота машины. Опытный летчик — он газ даст плавно, а молодой газанет, и самолет, например, влево мотанет. Чем удержать? Тормозом, по идее, но самолет-то с хвостовым колесом — тормознул, машина вперед клюнула и винтом об землю. Все — отлетался.

Привезли нас под Подольск Московской области. Помню, ко мне на аэродром приехали отец и брат — я с ними не виделся с тех пор, как в армию ушел.

В полку мы потренировались и в конце лета 1943 года полетели на фронт. Там один вылет совершили на облет линии фронта, а после этого сразу же было несколько вылетов на сопровождение штурмовиков. Ужас! Ни туда, ни сюда не рыпнешься! Если ты бросишь штурмовиков, могли отдать под трибунал.

— Какой была техника сопровождения штурмовиков?

— Просто было. Обычно сопровождали штурмовиков не один и не два истребителя. Слева, справа пары, пара чуть выше сзади. Скажем, тебе сказали, что ты пойдешь и будешь прикрывать правый фланг. Вот ты идешь справа девятки и следишь, чтобы с этой стороны их никто не мог сбить. Обычно немцы атаковали сзади. Ты чуть повыше летишь, чтобы было преимущество. На снижении скорость наберешь и отразишь нападение. Немцы же тоже соображали — на штурмовики, если истребители выше их, не полезут. Тут еще такой момент. Сопровождая штурмовиков, мы ходили «ножницами» над ними. Таким образом удавалось держать скорость выше, чем у штурмовика, а иначе собьют.

— Когда в атаке штурмовики становились в круг, где находились в это время вы?

— С ними вместе на кругу, но чуть выше. Тут главное — их не потерять на фоне земли.

«Пешки», к примеру, сопровождать было куда легче. У них скорость больше, высота тоже больше. Когда идешь в сопровождении, то идешь группой. Когда они начинают бомбить, с ними тоже проще, чем со штурмовиками.

А вообще, разные моменты были. Помню, вылетели на штурмовку. Перелетели мы через линию фронта. И вот идут шесть штук Ю-87. Эти машины могли пикировать под 60—80 градусов! Они уже выстроились, чтобы что-то штурмовать на нашем переднем крае. Я за одним пристроился и подловил его на выходе из пике. Здорово получилось. Я летел на Як-9Т, и вот я, наверное, три 37-миллиметровых снаряда в него всадил! В воздухе немец, конечно, не рассыпался, но я видел, как он свалился на крыло и рухнул на землю. Самое интересное, что, когда сбиваешь, страха нет, один азарт. Не думаешь, что тебя тоже могут убить запросто. Азарта много и на «свободной охоте». Такая прелесть! Правда, на «свободной охоте» меня и сбили.

— Как это произошло?

— На девятом вылете, 7 сентября меня сбили. Как получилось? Я к тому времени уже летал прилично. И вот наш командир эскадрильи Зайцев (если мне не изменяет память, такая была у него фамилия) читает задание. Смотрю — а у него руки трясутся. Что это за командир эскадрильи, у которого мандраж? Но тут, видимо, дело было в том, что он недавно был сбит. Правда, над своей территорией — в плен не попал, но вот так это на нем отразилось.

Дали нам задание лететь на «свободную охоту». Я до этого все время летал ведомым, а тут командир эскадрильи мне говорит: «Товарищ Канищев, вы пойдете ведущим». Ладно, ведущим так ведущим. Летали мы на Як-9Т с мощной 37-мм пушкой. В то время приемник и передатчик стояли только на самолетах ведущих, а у ведомых были только приемники. Поэтому мне пришлось пересесть с моего самолета на самолет командира эскадрильи под номером 72.

Отправили нас в район Духовщины — «Смертовщины», как мы ее называли. Фашисты там долго стояли и сумели хорошо укрепиться. Много там было и зенитных батарей. Мы пересекли линию фронта, все нормально. Смотрю, идет поезд от Смоленска на Ярцево, к фронту, — вагоны, платформы с зенитными орудиями. Я говорю ведомому, мол, будем штурмовать этот поезд. Сделали мы два захода. Чую, шмаляют они по нам — в кабине запах гари от разрывов снарядов. На третьем заходе вдруг удар. Снаряд попал в мотор. И все — мотор сдох. Но пропеллер крутится, его не заклинило. Я ведомому кричу: «Иди на базу, я подбит». А он крутится вокруг. Я ему снова: «Уходи!»

Думаю — что делать, куда садиться? Я знал, что ближе всего линия фронта на севере. Решил: буду идти перпендикулярно линии фронта, чтобы мне перетянуть ее и сесть на своей территории. Вообще, был бы я поумнее, тактически пограмотнее и если б знал, что не перетяну, нужно было вдоль леса лететь и сесть на брюхо. Самолет поджечь и убежать к партизанам. Но получилось по-другому. Смотрю — впереди зенитная батарея, и оттуда по мне лупят. Летят эти красные болванки, и кажется, что точно в меня. Думаю — убьют, я же прямо на них иду. Я ручку отдал и по ним последние снаряды выложил. А этой 37-миллиметровой пушкой мы пользовались при посадке как тормозом: в случае отказа тормозов начнешь стрелять — и самолет останавливается. Так что я как выстрелил, так скорость и потерял. А мне-то всего один-два километра оставалось до своей территории. Может, дотянул бы, а может, эти зенитки меня бы и убили… В общем, плюхнулся я на капонир зенитного орудия, и машина скапотировала. А что было потом, я не знаю.