Охота на Бугимена - Ричард Чизмар

мать, и она склонила голову ему на плечо. В этот момент я почувствовал, что и моих сил больше не хватит. Жаль, что Кары со мной не было – она училась на летних курсах в университете Хопкинса и не могла пропустить первую лабораторную работу.

Эгоистично пытаясь отвлечься от горя этой семьи, я притворился, что потягиваюсь, и как бы невзначай разглядывал церковный интерьер. Заполненным оказался почти каждый ряд. Все эти люди жили по соседству – я увидел десятки знакомых лиц. Кто набрал морщин и жирка, кто похудел; все без исключения постарели. Там были друзья родителей, люди, которых я не видел несколько лет, бывшие учителя и тренеры, несколько одноклассников, хотя и никого из дружков детства – большинства из них уже не было в городе. Кавано переехали в Южную Каролину, как только Джефф окончил школу. Брайан Андерсон занимался на летних курсах в колледже в Западной Вирджинии. Никто не знал, куда пристроился Крейг. Стив Сайнс пошел служить в ВВС и в то время был на севере, в Мэне. Карлос Варгас жил в окрестностях столицы, где только-только начал работать инженером. Томми Ноэль и еще кое-кто нашли работу в «Арсенале». Остальные разлетелись кто куда по всей стране, словно одуванчик ветром разметало… Вот подумал об этом, и внезапно взгрустнулось.

В ребра ткнулся костистый локоть; я обернулся и увидел знакомое, словно отчеканенное выражение на папином лице: «Не отвлекайся». Я виновато кивнул и продолжил слушать проповедь отца Френсиса.

Но за мгновение до того, как получить взбучку от отца, успел заметить двоих, которых раньше не видел. Они сидели у выхода: темные костюмы, каменные лица. Выступающие подбородки торчали точно в направлении отца Френсиса, однако глаза безостановочно прочесывали прихожан. Полиция, подумалось мне, и по лопаткам пробежали мурашки. Что ж, немудрено. В конце концов, разве убийцы не возвращаются на место преступления, чтобы посмотреть, что они натворили?

8

В промозглые летние дни после похорон Наташи Галлахер нечто загадочное и новое закрутилось в моей жизни.

По неясным причинам, когда бы я ни ехал на почтамт, или во «Фрэнкс Пицца» на Сороковом шоссе, или в магазинчик на Эджвуд-роуд по маминым заказам, я вдруг замечал: домой я еду длинным путем. Вместо того чтобы объехать по Двадцать четвертому, минуя Сороковое, или прямо по Хансон-роуд, меня заносило окружными путями по целой грозди неприметных ответвлений, что неизбежно вели на Готорн-драйв, где стоял дом Галлахеров.

Первый раз, когда я проехал мимо, мистер Галлахер как раз затормозил на подъездной дорожке и выходил из машины, держа в руке что-то в оберточной бумаге. Я сполз по водительскому сиденью, прибавил газу и укатил. К дереву перед крыльцом Галлахеров была привязана большая ярко-красная лента, а часть двора под окном Наташиной спальни перегораживали полоски желтой полицейской ленты. Несколько дней спустя, когда я вновь поехал тем же путем, ни красной, ни желтой лент уже не было. На следующей неделе у дерева появился самодельный мемориал из цветов, свечей и фотографий.

Мне и самому не ясно, зачем я стал проезжать мимо Наташиного дома. Человеческая природа? Может быть. Нездоровое любопытство? Возможно. Навязчивое желание? Совершенно точно. Мои дни и ночи изобиловали рассказами, повестями и фильмами, что рассматривали зияющие темные бездны человеческого зла. Мне чертовски хотелось превратить эти экскурсионные поездки в профессию. Так разве не логично перенести все это очарование жутью в реальную жизнь? Честно сказать, ответа у меня не было.

Примерно в это же время я стал названивать Карли Олбрайт. В детстве она дружила с Карой, и я запомнил Карли умной, жизнерадостной, громогласной девчонкой в ярко-красных очках. Дружны мы, правда, никогда не были. Они обе выросли по соседству в Лонг-Бар-Харбор, жилом районе на побережье неподалеку от Сорокового шоссе, однако жизнь разлучила подружек – семья Карли переехала в дом побольше в центре Эджвуда, а сама Карли в старших классах перевелась в «Джон Кэрролл», частную католическую школу в Бель-Эйр.

Теперь же, закончив Гаучер-колледж, Карли вернулась домой в Эджвуд, жила с родителями и работала в «Иджис». Послушать ее, то была работа ради работы: она писала о местных событиях типа гаражных распродаж, церковных базаров и бесплатных пунктов неотложной помощи при «Ассоциации молодых христиан». Добавьте сюда некролог-другой, статейку о спортивных состязаниях в средней школе, и вы составите полную картину, как заморить тоской начинающего журналиста.

Именно так и появился мой интерес к Карли – невзирая на унылую картину рабочих дней, она занималась делом, была вхожа в новостные студии и телеграфные агентства, а еще к маститым журналистам, которые десятилетиями освещали серьезные события. Моего восхищения не передать: ей всего двадцать два, а на жизнь зарабатывает сотрудничеством с настоящей газетой. По иронии судьбы, Карли испытывала сходное отношение ко мне из-за моего диплома Мэрилендского университета.

– Знаешь, у них один из трех крутейших журфаков на всю страну, – сказала она мне как-то на вечеринке. А еще позавидовала моим продажам рассказов. Так что у нас с ней сложилось что-то вроде взаимовосторженного сообщества, и в грядущие недели Карли оказалась не только надежным источником информации, но и хорошим верным другом.

К вящему облегчению всего города, в начале недели сообщили, что Наташа Галлахер не подверглась сексуальному насилию – ни до, ни после убийства. Также установили время смерти – сразу за полночь. Выходит, она покинула пределы дома вскоре после того, как поднялась к себе, чтобы лечь спать.

Вопрос о том, как Наташа была похищена из спальни, что ее родители при этом не услышали ни звуков борьбы, ни вообще каких-либо звуков, стал вопросом номер два для нашего городка. Вопрос номер один звучал, конечно же, так: кто совершил это ужасное убийство?

Полиция не предлагала ответа, хотя бытовало предположение, что Наташа знала своего похитителя и покинула спальню по доброй воле. Однако дни шли, а новой информации по делу не появлялось ни у полиции, ни у газетчиков.

– Ерунда какая-то, – прокомментировала вопрос от «Балтимор Сан» Марта Блэкберн, коренная жительница Эджвуда. – Все, что мы от них слышим, – это «расследование ведется, мы круглые сутки прорабатываем зацепки». Ну конечно, «расследование ведется»! Две недели прошло, как нашу девочку убили. Чем же еще они могут заниматься? Мы хотим знать, есть ли подозреваемые. Это совершил кто-то местный или заезжий? Как считает полиция, может ли такое повториться? У меня, знаете ли, трое своих детей…

Мама не переносила разговоры о происшедшем. Едва дома начиналось обсуждение – происходило это нечасто, – она неизменно принималась рыдать, а потом, извинившись, уходила прилечь. У отца же была своя теория.