Зов Колдовского ущелья - Диана Марселлас

— А что, пока ты не видишь во мне ее проявлений? — с улыбкой спросил Мелфаллан.

— Пока нет, — просто ответил начальник порта. — А насчет шари'а я не могу сказать ничего определенного. Быть может, повстречаю когда-нибудь ведьму, тогда и решу, как относиться к этому народу. А сейчас… Сейчас я могу с уверенностью заявить лишь одно: уловы у нас отличные. — Он помолчал, напряженно и нервно размышляя о чем-то. — А с этим Бартолом вам все же придется встретиться, мой граф.

— Да, я не могу проигнорировать шпиона Теджара, так как обязан соблюдать элементарные правила приличия.

На протяжении следующего получаса Эннис увлеченно наблюдал за происходившими в порту событиями и время от времени отвечал на возникавшие у Мелфаллана вопросы по ходу прочтения письменных отчетов. Распрощавшись с графом, начальник порта отправился в док.

Как и предчувствовал Мелфаллан, его уже ожидал Ландрет.

— Мой граф, я протестую! — Его желтоватое лицо выражало тревогу. Он преградил дорогу Мелфаллану и всплеснул пухлыми руками. — Вы должны принять капитана Бартола.

На этот раз Мелфаллану удалось скрыть раздражение. Ему предстояло еще многому научиться.

«Ничего, скоро я наберусь опыта», — сказал он себе.

Брилли сидела на том же месте уже целый час, наблюдая за ходом мыслей прохожих, за направлением ветра, прислушиваясь к шуму моря, терпеливо ожидая Зова. В первые годы использования дара она иногда воображала, что слышит Зов, или путала его с чужими думами. Колдовство всегда действовало по собственной воле. Однажды, это было на втором году ее магической практики, оно и вовсе покинуло Брилли. В первые дни она, охваченная тихой паникой, просто ждала его возвращения и читала пещерные книги и дневники в надежде найти объяснение случившемуся. Из записей было ясно, что многие из ее предшественников переживали нечто подобное, но все они так болезненно переживали потерю дара, что заканчивали вести дневники.

Прошли недели, месяцы, и Брилли уже почти привыкла к мысли, что должна жить обычной жизнью, обычными мирскими заботами, тщетно пытаясь уверить себя, что так будет даже лучше. Неожиданно колдовство вернулось к ней и с тех пор больше не исчезало. По каким причинам оно уходило, в связи с чем опять появилось — ответов на эти вопросы она так и не нашла.

Скорее всего дар каждого подчинялся особым правилам, отличающимся от других, и поэтому невозможно вывести определенные закономерности и технологии, согласно которым ботало Колдовство. Брилли воспринимала мысли всех попадавших в поле ее зрения людей, ее сознание могло проходить сквозь стены, огибать углы, если она того желала. А стены пещеры не позволяли ей уловить даже разговоры рыбачивших у соседних островов мужчин. «Почему?» — не раз задавалась девушка одним и тем же вопросом.

Ее собственный мозг был весьма восприимчивым — Брилли ощущала, что волнует окружающих, какие эмоции они переживают. Но этим ее таланты не ограничивались. Она могла немного изменить ход мыслей человека, затуманить его сознание, отвлечь внимание. Влиять на мозг посторонних не нравилось Брилли — эта сфера колдовства доставляла ей определенный дискомфорт. Она предпочитала наблюдать и прислушиваться, не вмешиваясь и никого не пугая. Хотя многие из ее предшественников действовали иначе. Возможно, этим-то они и вызвали ненависть аллемани, которая, в свою очередь, породила страшные законы. Лишь иногда, как в случае с капитаном Бартолом, Брилли приходилось прибегать к одной из уловок: она воздействовала на чье-либо сознание, главным образом для того, чтобы получить возможность спастись от неприятностей. Хотя такая хитрость небезопасна: люди могли понять, что происходит.

Брилли не понимала тех методов и средств, при помощи которых лечила людей, знала лишь несколько правил, заученных в ходе практики. Если больному требовалась серьезная помощь, ее колдовство ослабевало и оставалось в таком состоянии на протяжении некоторого времени. В этот период она словно бы врачевала саму себя. Иногда у нее получалось оградиться от восприятия чужих мыслей, но случалось и так, что поток внутренних голосов буквально захлестывал девушку, и она убегала от него в свою пещеру. Это была бесконечная игра, непрерывный процесс наблюдения и изучения. Постепенно ей удалось научиться воспринимать умение лечить людей и магические способности как единое целое.

«Каждый из нас находит особое утешение, особый мир, — писала Тора. — Раскрывает для себя свой дивный дар. Мы должны гордиться тем, что имеем».

Брилли мысленно рисовала себе облик Торы Джоданн — ее лицо, фигуру. Она представляла, что слышит голос Торы — это получалось настолько реальным, что порой казалось, они были знакомы и когда-то встречались. В своих мечтах Брилли подолгу разговаривала с Торой как со старым другом. Она представляла, как сидит с ней в библиотеке, плывет в лодке, как идет с ней рядом по широкой дороге. Быть может, кто-то посчитал бы эти мечты глупыми и непонятными выдумками, но они вносили уют в одинокую жизнь Брилли.

Тора оберегала тех же людей — жителей побережья Ярваннета, о которых заботилась теперь Брилли. Тот самый народ, который несколько столетий назад явился в эти земли и возненавидел ее собственных предков, а затем истребил их. Но Великое Бедствие было вызвано не Гармоном и не Кларой, никем из простого милого люда, окружавшего теперь Брилли, но их предшественниками. Тора не раз подчеркивала это в своих записях.

Мнения других обитателей пещеры разделялись: кто-то категорически не соглашался с Торой, кто-то высказывался о ее рассуждениях одобрительно. Некоторые колдуньи заявляли, что обязаны бороться с завоевателями и истреблять их при любой возможности. Одна колдунья, проникшая в замок Ярваннет под видом целительницы, отравила графа, дав ему ядовитого масла, а потом злорадствовала, описывая случившееся дневнике. Ее записи вскоре оборвались, и Брилли подозревала, что она погибла не от рук аллемани. Скорее всего ее убил Монстр. Любой чудесный дар может быть извращен. Монстр служил наказанием для колдуний шари'а.

Брилли могла выбирать: или лечить, или не лечить. А задумываться о продолжении борьбы, которую шари'а проиграли много лет назад, ей даже не хотелось. Изменить прошлое уже не могла ни она, ни Гармон, ни Клара, ни даже сам граф Мелфаллан. И стоило ли мечтать об уничтожении аллемани? Что осталось бы в итоге? Искалеченная безлюдная земля, уставшая от смерти и насилия, посещаемая призраками? Нет, шари'а наверняка пожелали бы своему краю лучшей участи.

Примерно так рассуждали в своих дневниках рьяные защитники Торы. Душу Брилли же иногда посещали сомнения. Должна ли она простить окончательно людей, истребивших когда-то ее народ? Верно ли действовала, врачуя их и возвращая к жизни? Не являлось ли это предательством по отношению к замученным предкам? Быть может, исполненная ненависти женщина, отравившая однажды графа аллемани, поступила правильно? И как изменились бы ее собственные принципы, попадись она однажды в плен?