Как это было у меня: 90-е - Сергей Васильев

Мы были семейной парой, я был «комсомольский вожак», и потому после окончания института нас не выгнали сразу из общежития.

Когда я начал банковский бизнес, мы все еще продолжали жить в этой комнате, жена лишь изредка уезжала к теще в Коломну.

Когда же я стал получать в банке огромную по тем временам зарплату в две тысячи рублей, мы сразу сняли просторную, но старую двухкомнатную квартиру в Жуковском.

Это была наша первая квартира, где мы жили отдельно и были как хозяева.

Впрочем, уже через год я стал зарабатывать столько, что легко купил квартиру — там же, в Жуковском. Это произошло как-то буднично, хотя получение собственной жилплощади для молодого советского человека было заветной целью и мечтой — тем более для того, который приехал в столицу издалека. Мы даже толком не «обмыли» это событие.

Жизнь закрутилась так быстро, что я уже понимал: скоро все изменится, нужно передвигаться в Москву, в центр.

И через год мы купили огромную, как тогда казалось, четырехкомнатную квартиру, в самом центре, на Кутузовском проспекте — напротив дома, где жил Брежнев. Что еще было круче в 1993-м?

Эта квартира еще недавно была коммуналкой, и агенту, который оформлял сделку, пришлось расселить четыре семьи. На входной двери так и осталась висеть табличка с четырьмя фамилиями старых хозяев и новым звонком.

Квартиру мы отделали уже по-новомодному — по евростандарту.

Впрочем, в ней мы тоже долго не задержались. Мы решили пожить за городом, арендовали дом на Рублевке, поехали туда на лето — и остались там уже навсегда.

Тот первый съемный дом был большой, деревянный. Он находился в старом престижном (по советским понятиям) совминовском поселке с асфальтированными дорогами внутри, вековыми елями и большим прудом с набережной и лодками.

Попав туда, ты словно оказывался в каком-то спецраспределителе, где есть всё и где тебя никто не трогает. Вокруг тишина и покой…

Дом был деревянный, старый, ремонта в нем не проводилось давно, и уже через год мы переехали ближе к Жуковке, в поселок администрации президента, в кирпичный дом позднесоветской постройки — еще больший по размерам, с просторным парком и теннисными кортами.

Только крах банка заставил нас покинуть этот дом — арендная плата тогда показалась мне уже не по карману.

Мы переехали назад в совминовский поселок, в дом поскромнее. Жена и теща принялись как-то его украшать и налаживать быт, но именно тогда, в момент падения банка, я решил, что хватит уже ездить по съемным площадям, пора строить свой дом!

Чтобы начинать что-то новое в бизнесе, нужен прочный фундамент, нужен тыл.

Где-то в 1994-м нашей московской командой мы выкупили рядом с Рублево-Успенским шоссе огромное морковное поле, где думали построить целый поселок больших каменных домов. Кризис банка застал этот проект в самом начале, и планы пришлось поменять.

Мы решили построить что-то поскромнее и побыстрее. Выбрали канадскую технологию — строить из сэндвич-панелей.

И уже в апреле 1997 года, то есть менее чем через год после краха банка, мы наконец-то въехали в новый поселок.

Была ранняя весна, распутица. Наше «морковное» поле тогда представляло собой большую строительную площадку, где среди грязи и недостроенных фундаментов мы начали обживать наш новый собственный дом.

Первыми на это поле въехали мы, въехали всей семьей — с тещей, детьми и ротвейлером Тиной. Следом за нами въехали в свои только что построенные дома Игорь с семьей, а затем Андрей, Виталик, Леха и Серега.

И с того момента мы стали не только лучшими друзьями, но и соседями на всю жизнь.

P.S.

Сейчас то старое советское «морковное» поле превратилось в большой ухоженный престижный поселок. Дома перестроились в каменные, поселок разросся, у нас появилось много новых соседей.

Глядя на большие ели и березовую аллею, новые жители с трудом себе представляют, что здесь было раньше. Все считают, что тут вечно стоял лес.

Там выросли наши дети, и каждый год рождаются новые, кто-то умирает, жизнь идет, и мне часто кажется, что из всего, что создали и построили мы с друзьями в девяностых, только это и останется навсегда…

«Короткие деньги» (1992–1994 годы)

В начале девяностых еще не было организованного рынка межбанковских кредитов. Он начал создаваться сам собой, силами самих участников.

Лидером этого рынка на тот момент считалась структура под названием «Кассовый союз» — она позволяла быстро получить или разместить межбанковский кредит.

Связь была допотопная, система контроля рисков, по сути, отсутствовала вообще, и потому уже в конце 1993 года «Кассовый союз» рухнул.

На какое-то время после этого события на рынке не стало лидера! Можно было занять его место — за что мы сразу же с энтузиазмом и взялись.

К тому моменту наш Межбанковский расчетный центр сильно вырос, в нем уже открыли свои корреспондентские счета сотни банков, и потому создавать площадку для межбанковских кредитов нам было легко.

Это сразу поняли мы — и все наши банки-корреспонденты.

Нам достаточно было начать ежедневно котировать ставку межбанковского кредита, или «коротких денег», как их тогда называли. Так на рынке появился овернайт (кредит на ночь) от Тверьуниверсалбанка, а еще кредиты на три и на семь дней.

Поскольку «Кассового союза» уже не было, к нам сразу потекли «короткие деньги» от других банков. И в огромном количестве!

Мы к тому моменту уже обладали всем необходимым для этого: у нас были открыты счета почти всех российских банков, нас хорошо знали на рынке, нам доверяли, наше имя звучало громче, чем у «Кассового союза».

Было только одно «но».

До того момента по остаткам денег, которые у нас держали банки-корреспонденты, мы ничего не платили, они в основном использовали эти средства для собственных расчетов. А теперь мы должны были начать начислять на эти остатки проценты — и немалые, так как в те времена ставка на межбанке достигала 50–100% годовых!

В общем, после запуска этого проекта денег у нас стало еще больше.

Но сразу увеличились и наши расходы по процентам.

P.S.

Этот проект сделал наш МРЦ еще более уверенным лидером межбанковского рынка, но он же усилил и нашу зависимость от «коротких» банковских денег. И совсем скоро мы это почувствовали в полную силу…

Акции банка (1994 год)

Все то время, что мы работали в банке, мы… не были его акционерами!

Это удивительно и даже поразительно, но это так. Мы отдавались своей работе, как будто были хозяевами бизнеса или хотя бы партнерами — но юридически и фактически мы не были таковыми.

В начале девяностых отношения между акционерами и самим банком вообще были очень своеобразными. К акциям относились не как к инструменту власти и собственности, а как к некоему значку, ваучеру, демонстрирующему, что ты имеешь отношение к этой компании или банку — и только.

Банк выпускал акции, платил дивиденды, проводил собрания акционеров и даже выбирал совет директоров из ведущих акционеров, но всем рулило его правление.

При этом акционеры к нему не имели почти никакого отношения.

С самого начала работы Тверьуниверсалбанка как независимого коммерческого банка Александра Михайловна Козырева стала активно распространять акции среди населения Твери и ведущих компаний области. В результате акционерами стали с десяток старых тверских предприятий и десятки тысяч простых горожан.

По сути, ТУБ был «народным» банком. Контрольным пакетом фактически никто не владел — даже Козырева.

У нас самих акций не было вообще.

Из руководителей старых тверских предприятий состоял совет директоров банка, представлявший акционеров, и где-то раз в квартал Козырева его собирала. Приезжали туда и мы.

Это было что-то вроде посиделок в главном офисе, где участвовали мы (правление банка) и акционеры (директора тверских предприятий — какого-то кожевенного завода, какого-то совхоза и т.п.).

В первые годы это было нормально, но постепенно начинало становиться все более и более… забавным.

С каждым годом тверские предприятия-акционеры беднели — и их директора тоже, — а Тверьуниверсалбанк, наоборот, все время богател. Богатели и мы лично — правление. Они приезжали на совет директоров на своих старых «волгах» и «москвичах», а мы — уже на «мерседесах» и «БМВ».

Они были акционерами банка, а мы — его правлением.

Картинка была странной, но всем понятной и закономерной. Мы, а точнее Козырева, дали этим людям возможность — по сути, даром — стать акционерами быстрорастущего банка. А быстрорастущим его делало правление, то есть мы.

Это было странно, но всем понятно.

И все играли в эту игру.

Директора предприятий не мешали нам — Козыревой и правлению — руководить банком, а мы позволяли им быть нашими акционерами.