Критическое исследование хронологии древнего мира. Античность. Том 1 - Михаил Постников

2. Близко к ним лежат фальсификации, в которых молодой автор пытается утвердить свое «Я» или проверить свои силы в жанре, гарантировавшем ему защиту в случае неудачи. К этому классу явно принадлежат, скажем, подделки Макферсона и Чаттертона (в последнем случае проявилась редкая патология полного отождествления себя с обожаемыми старинными авторами). В ответ на невнимание театра к его пьесам Колонн ответил подделкой Мольера и т.д.

Заметим, что, как правило, наиболее известные фальсификаторы этого типа в дальнейшем ничем особым не выделялись. Айрланд, подделавший Шекспира, стал посредственным литератором.

3. Еще более злостными являются фальсификации, сделанные молодым филологом с целью быстро прославиться (пример — Вагенфельд). Более зрелые мужи науки фальсифицировали с целью доказать то или иное положение (Пролюциус) или заполнить лакуны в наших знаниях (Хигера).

4. К «заполняющим» фальсификациям относятся также биографии фантастических личностей вроде «святой Вероники» и т.п.

5. Многие фальсификаторы были движимы (в комбинации с другими мотивами) соображениями политического или идеологического порядка (Ганка).

6. Частным случаем последних фальсификаций надо считать монашеские фальсификации «отцов церкви», декретов пап и т.п.

7. Очень часто книга апокрифировалась в древность из–за ее обличительного, антиклерикального или вольнодумного характера, когда издание ее под собственным именем было чревато тяжелыми последствиями.

8. Наконец, последним по счету, но не по важности является фактор элементарной наживы. Примеров так много, что их можно и не приводить.

Разоблачение фальсификаций

Если фальсификация сделана умело, то ее разоблачение представляет колоссальные трудности и, как правило (если сам фальсификатор не сознается), происходит чисто случайно (пример — Сигониус). Поскольку, как заметил Ланн, история склонна забывать о своих фальсификациях, с удалением по времени разоблачение фальсификации делается все более трудным делом (пример — Тацит). Поэтому нет сомнения, что очень много фальсификаций (особенно гуманистических) до сих пор остаются неразоблаченными.

В этой связи особенный интерес представляет информация об обстоятельствах находок тех или иных рукописей. Как мы видели на примере Тацита и увидим позже на примере многих других сочинений, «открытых» в эпоху Возрождения, информация эта очень скудна и противоречива. В ней нет почти никаких имен, а сообщается лишь о «безымянных монахах», принесших «откуда–то с севера» бесценные рукописи, пролежавшие «в забвении» многие столетия. Поэтому судить на ее основании об аутентичности рукописей невозможно. Напротив, сама противоречивость этой информации наводит (как в случае Тацита) на серьезные сомнения.

Весьма странно, что информации об обстоятельствах находок рукописей, как правило, нет даже в XIX веке! Либо о них сообщают непроверяемые данные: «купил на восточном базаре», «нашел в подвале монастыря тайком (!) от монахов», либо вообще молчат. Мы еще не раз к этому вернемся, а пока лишь процитируем известного ученого проф. Зелинского:

«Истекший 1891 год надолго останется памятным в истории классической филологии; он принес нам, не говоря о мелких новинках, два крупных и драгоценных дара — книгу Аристотеля о государстве афинском и бытовые сценки Герода. Какой счастливой случайности обязаны мы этими двумя находками — об этом соблюдается теми, кому знать надлежит, упорное и значительное молчание: лишь самый факт случайности остается несомненным, а с установлением этого факта устраняется всякая надобность задавать себе вопрос…» (см. [72], стр. 96).

А, ей–ей, не мешало бы спросить «тех, кому знать надлежит», откуда они взяли эти рукописи. Ведь, как показывают примеры, ни высокие академические звания, ни общепризнанная честность в обыденной жизни еще не гарантируют от подделок. Впрочем, как отмечал еще Энгельс, нет людей более доверчивых, чем ученые.

§ 3. Деятели эпохи Возрождения

Все же не нужно думать, что деятели эпохи Возрождения сплошь были фальсификаторами типа Поджо. Напротив, в массе своей они были честными людьми, искренне увлеченными открывшимися перед ними перспективами.

Одним из первых был знаменитый Петрарка.

Петрарка

В начале эпохи Возрождения высится колоссальная фигура Франческо Петрарки (600–летие со дня смерти которого торжественно отмечалось в 1974 году). Как говорил Леонардо Бруни, Петрарка «был первым, кто обладал такою тонкостью ума, что смог понять и вывести на свет древнее изящество стиля, дотоле утраченного и забытого». Пьер Паоло Верджерио, подчеркивая значение деятельности Петрарки, воскресившего классический стиль, восклицал: «Кто мог бы выйти на ясный свет добродетели и звания среди стольких грязных пороков, среди такого мрака невежества!»

Столь знаменитая личность не могла быть, конечно, обойдена вниманием фальсификаторов. И, действительно, известен, например, якобы принадлежавший Петрарке экземпляр Вергилия, на котором имеется его «собственноручная» запись о первой встрече с Лаурой 6 апреля 1327 г. в страстную пятницу. «Почерк Петрарки подделан был превосходно, но календарная справка обнаружила, что шестого апреля 1327 года был понедельник» ([50], стр. 8—9).

Вопреки общераспространенному мнению, следует со всей силой подчеркнуть, что в целом личность Петрарки представляется во многом неясной и окруженной множеством легенд, из–под которых едва проступает действительность.

Будучи уже авторитетным и известным поэтом, Петрарка вступил во второй период своей жизни — период странствий. В 1333 году он совершил путешествие по Франции, Фландрии, Германии. «Путешествуя по Европе, Петрарка устанавливал личные контакты с учеными, обследовал монастырские библиотеки в поисках забытых рукописей античных авторов и изучал памятники былого величия Рима. В Париже он сблизился с Дионисием (Диониджи) да Сан Сеполькро, ученым монахом, богословом, астрологом и комментатором. Валерия Максима, Овидия, Вергилия, Сенеки и Аристотеля. Дионисий подарил ему «Исповедь» бл. Августина. В это время Августин был для молодого Петрарки не столько богословом и одним из отцов церкви, сколько древним писателем, превосходным стилистом, отличающимся «римским красноречием»» ([33], стр. 59).

Петрарка становится одним из первых и самых яростных пропагандистов античных авторов и, в частности, «величия Древнего Рима». Это был человек с обостренным, слегка истерическим восприятием действительности, постоянно выдававший желаемое за действительное и приходивший в священный восторг при виде развалин античности в Италии.

В 1337 году Петрарка впервые посетил вечный город. Он был потрясен: «Рим показался мне еще более великим, чем я предполагал, особенно великими показались мне его развалины… Я уже не удивляюсь, что этот город завоевал мир, скорее удивляюсь, что завоевал его так поздно».

Рим и его окрестности встретили Петрарку хаосом легенд, из которых поэт отбирал те, которые казались ему «историческими воспоминаниями», формируя тем самым уже некую унифицированную легенду. «В Падуе показывали гробницу Антенора, в Милане с благоговением относились к статуе Геркулеса. В Пизе утверждали, что она основана Пелопсом, ссылаясь при этом на название — Пелопоннесская (так! — Авт.) Пиза. Венецианцы говорили, будто бы Венеция построена из камней разрушенной Трои. Существовало мнение, что Ахиллес правил некогда в Абруццах, Диомед — в Апулии, Агамемнон — на Сицилии, Евандр — в Пьемонте, Геркулес — в Калабрии. Аполлона считали то астрологом, то дьяволом и даже богом сарацин. Античным писателям изменили профессии: Платон стал врачом (! — Авт.), а Цицерон — рыцарем и трубадуром (!! — Авт.). Вергилий считался магом…» ([28], стр. 72).

Этот абсолютно неунифицированный хаос легенд и литературных источников сплошь и рядом противоречил реальным историческим памятникам. Петрарка писал: «Где термы Диоклетиана и Каракаллы? Где цимбриум Марса Мстителя? Где святыни Юпитера Громовержца на Капитолии и Аполлона на Палатине? Где портик Аполлона и базилика Гая и Луция, где портик Ливии и театр Марцелла? Где здесь построил Марий Филипп храм Геркулеса и Муз, а Луций Корнифиций — Дианы, где храм свободных искусств Азиния Паллиона, где театр Бальбоа, амфитеатр Статилия Тауреа? Где бесчисленные сооружения? Агриппы, из которых сохранился только Пантеон? Где великолепные дворцы императоров? В книгах находишь все, а когда ищешь их в Городе, то оказывается, что они исчезли или остался от них только жалкий след». Дымка мечты настолько заволакивала взор Петрарки, что, глядя на отчетливую надпись на пирамиде Цестия, он продолжал уверять, что это могила Рема! Реальная действительность Рима удивляла Петрарку. Колизей был почему–то замком и крепостью одного из феодальных родов, та же участь постигла «мавзолей Андриана», «театр Марцелла», арку «Септимия Севера».