Четыреста капель крови - Вадим Кленин

смог. Но родителей точно не пытали. И он рванул в туалет. Там тоже неприятно пахло, но хотя бы не миндалем. «И не лопухом», – подумал Рема, вспомнив свои размышления про возможную жизнь на природе. Спешно сделав свои дела, он, уже ополаскивая руки, понял, что предпринять дальше.

– Надо отца выманить в коридор! И все ему рассказать, пока не поздно! Он большой, сильный, да еще и тюнингованный. Он со всем разберется и что-нибудь придумает! Пока ему память не заменили и меня не забыл окончательно.

Однако, когда Рема снова оказался в коридоре, он увидел странную картину. Перед той самой дверью, спиной к нему стоял мальчик примерно такого же роста, как сам Ефрем. Нельзя было точно сказать, что тот делает. Мальчик стоял ровно. К двери, чтобы лучше слышать, уха не прикладывал. А руки его и вовсе были вытянуты по швам. Был бы Рема военным, наверняка бы сравнил его со стоящим смирно солдатом. Казалось, что тот просто ждет команды, не решаясь войти в помещение без нее.

Селиверстов на цыпочках двинулся к нему. Мальчик шелохнулся, лишь когда Рема оказался примерно в десяти шагах. Кивнув каким-то своим мыслям, тот поднял руку и положил ладонь на ручку двери.

– Погоди, не открывай, – яростно зашипел Рема.

Незнакомый мальчик замер, а потом неторопливо, даже несколько неуклюже, покачиваясь как неваляшка, повернулся. Сначала он смотрел на Селиверстова непонимающе. Но потом улыбнулся и произнес:

–Доброе утро как у тебя прошел день.

Речь была странной. Голос звучал неестественно, будто был синтезирован. Говорил монотонно. Между словами не было пауз, а последнее слово прозвучало без вопросительного взлета интонации вверх. Да и каких-либо эмоций на лице тоже прочитать не удалось. Уголки губ как-то искусственно растянулись и приподнялись. Глаза же остались абсолютно равнодушными.

«Мышцы у него что ли сковало?» – подумал Ефрем, всмотрелся в мальчика и обомлел.

Так странно говорила и улыбалась… его точная копия! Будто Рема смотрел в зеркало и видел свое отражение! Перед ним стоял точно такой же Ефрем Селиверстов, примерно десяти лет от роду. В очень похожей одежде (фраза «ну и клоун» едва не сорвалась с губ, но потонула в удивлении и страхе). Такие же серые глаза, широкие скулы и вздернутый кончик носа. Даже едва различимые конопушки были разбросаны ровно таким же рисунком. Разве что улыбка открыла слишком много зубов – у настоящего Ефрема как раз недавно выпал один с левой стороны. Да и тембр голоса, если отбросить саму его странную природу, довольно сильно отличался. Тонкий слух Ефрема пробудил нехорошие мысли. Но сформироваться до конца они не успели.

– Отлично. С утра только голова болит, – все еще соображая, что к чему, на автопилоте ответил Рема. Помолчал, но потом все же решился спросить: –А ты, собственно, кто такой?

– Я тоже сегодня плохо спал, – почему-то невпопад ответил двойник. И не только по смыслу. Обычная фраза прозвучала как-то удивленно, испуганно. Будто произнес ее не уравновешенный собеседник, а недоумевающий в эту секунду Рема. – Всю ночь думал, какой будет гонка. Это же так весело!

Двойник странно понимал слово «весело». Сейчас оно звучало… истерично, а не радостно. Будто веселил не восторг, а самый настоящий ужас. Но больше всего Рему в этот момент удивили глаза… Глаза по-прежнему были холодными.

Сглотнув, Ефрем постарался взять себя в руки и спокойно, даже с некоторым вызовом, произнес:

– Ты кто? Отвечай.

– Мальчик, – отзеркалил вызов визави. Его голос опять скопировал интонацию Ремы.

– Вижу, что не девочка. Зовут-то тя как?

– Ефрем. Для друзей, кстати, Рема, – чуть более фамильярно ответил двойник.

– А фамилия?

– Селиверстов, – еще более оживленно ответил незнакомец. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что этого не может быть. Ефрем Селиверстов – это я. А кто ты – непонятно.

Снова ни капли эмоций не появилось на лице зеркального Ефрема.

– Я тоже Селиверстов. Давай дружить? Братик мне не помешает, – голос подделки уже практически не отличался от собственного голоса Ефрема. С каждой фразой тембр, звучание и интонации становились все ближе к оригиналу. В паузах появилась логика.

– В последнее время мои друзья долго не живут, – помрачнев, ответил Рема.

– Они дураки. А мы – нет. Друзья нам не помешают, – нелогично перейдя на более мрачный тон, ответил непонятный мальчик.

– Ты чего это? Меня копируешь? Зачем? Ты кто вообще такой? – Рема не сдержался и уже возмутился по-настоящему. От ярости недавние разговоры с Жердью вылетели из головы.

– А ты как думаешь? Я – это ты, – заговорил поддельный уже очень похоже на тембр настоящего мальчика.

– Ты врешь!

– Нет, ты врешь!

– Я тебя сейчас поколочу!

– Я сам тебя сейчас поколочу!

Такой наглости Рема стерпеть уже не мог. Сжав правую ладонь в кулак, он со всей силы двинул противнику под дых. Кулак утонул в животе и как-то странно спружинил, будто Ефрем ткнул не в живое тело, а в огромный резиновый пузырь. Кисть отбросило назад, и запястье ответило болью. Но, что самое поразительное, противник даже не пошатнулся, хотя Ефрем точно знал, что ударил сильно и быстро. Любой мальчишка такой же комплекции отлетел бы в стену, а то и стек бы по ней, как медуза по камню, жадно хватая воздух. Даже несмотря на то, что опыта не виртуальных, а реальных драк у ребенка двадцать второго века было немного.

Псевдо-Ефрем, наконец, проявил свою собственную, а неподдельную эмоцию. Он удивился. Брови поползли вверх, взгляд опустился, а рука пощупала место удара. Но боли тот явно не испытал. Да и злость не родилась.

– Кажется, мне должно быть сейчас больно, – радостно сообщил он. Потом на его лице, как у плохого актера, появилась гримаса, которая, как лже-Рема, вероятно, думал, должна была соответствовать моменту. – Ой, зачем-зачем ты это сделал?

Рема, продолжая удивленно таращиться на противника, сделал шаг назад. Соперник двинулся на него. Еще шаг – копия повторила. Ефрем вспомнил VR- симуляцию уличных драк, опустил голову, защищая подбородком шею, сжал кулаки и принял угрожающую позу. Подделка скопировала его движения один в один, при этом продолжая двигаться вперед. На последнем шаге копия вдруг рванула вперед и мощно толкнула Ефрема в грудь.

Рема никогда не ощущал, как бьет настоящий взрослый боксер, а тем более – как ударяет молоток или кувалда по телу. Вероятно, примерно так же больно, как стало ему после толчка