Отпусти народ мой... - Ирина Левитес

На столе стояло и хихикало странное существо — маленькое, толстое, размалеванное; светлые волосы в сочетании с кимоно вызывали ассоциацию с белой вороной. Но Оле с Ниной было весело. Даже отец принял участие в развлечении:

— Уважаемая товарищ гейша! Как дела в Стране восходящего солнца?

На крыльце кто-то затопал, сбивая снег с валенок.

— Входите! Кто там? — звонко крикнула Оля.

На пороге возник Федор.

— Ура! Федя пришел! — закричала гейша.

Солдат, увидев разнаряженную Нину, оробел.

— Я это… Потом приду…

— Да не смущайтесь. Что случилось?

— Я это… Письмо написать.

— Письмо? Кому написать? — Оля удивилась. Писать Федору было некому, и она это прекрасно знала. А тут в парне вдруг проснулась тяга к эпистолярному жанру.

— Это… Девушке. С Маломихайловки.

— Ну так пишите. Я вам сейчас бумагу и ручку дам.

— Это… — решился парень. — Ольга Борисовна! Вы, может, сами напишете? А то у меня почерк…

— Хорошо, — согласилась Оля и села за стол, как прилежная ученица. — Диктуйте!

Федор прикрыл глаза и, покачиваясь, как дьячок на клиросе, монотонно забубнил:

— Драстуйте уважаемая Оксана Петровна желаю вам счастья и здоровья в вашей молодой яркоцветущей жизни…

— Стойте! — Оля закрыла лицо руками, плечи дрожали от смеха. — Так девушкам не пишут.

— А вы напишите сами. Как знаете. Только чтоб в воскресенье на танцы пришла.

— Какие еще танцы? — возмутился Дмитрий. — Как ты в Маломихайловку собрался, если я на месяц тебя без увольнительной оставил?

Честные глазки Федора преданно смотрели на командира.

— Я? Никак нет, товарищ капитан! Никуда не собрался. Это военная хитрость. Чтобы Оксана с другими не танцевала.

— Так! Вы тут сами разбирайтесь! — Дмитрий накинул шинель и натянул сапоги. — Пойду дежурных проверю. — И, обернувшись в дверях, грозно добавил:

— И чтоб никакой Маломихайловки! Иначе на «губе» танцевать будешь!

Солдат ничуть не расстроился:

— Давайте писать!

Оля начала выводить: «Здравствуйте, Оксана! Наша встреча произвела на меня незабываемое впечатление. С тех пор, как я увидел Вас…» и т. д.

Федор пришел в восхищение:

— О! Вот что значит ученость. Мне так ни в жисть не суметь.

— Так ведь учиться никогда не поздно. Давайте, я с вами позанимаюсь. Русским, математикой. Книги хорошие дам. Вот, кстати, возьмите почитать. — Оля протянула парню серый томик.

— Чехов, — прочитал Федор. — Про любовь?

— И про любовь тоже. Вам понравится.

— Спасибо.

Федор поднялся, собираясь уходить. На пороге помялся и сказал:

— А про танцы в воскресенье все же напишите.

Весной в гости приехала Елизавета Евсеевна. Она по тоскливым письмам Оли почувствовала разлад между дочерью и зятем, и, после долгих раздумий и колебаний, решила попытаться склеить их треснувшие отношения.

С приездом мамы стало веселей. Оля заметно ожила. В домике стало светлей и уютней, запахло струделями с изюмом. Федор, полюбивший бабушку с первого взгляда, стал проявлять заботу с утроенной энергией. Хлопот было полно: пришлось завести огород и даже курятник — хлипкую избушку, сколоченную из чего попало. Оля с Ниной ухаживали за клубникой, огурцами, помидорами, редиской, как настоящие мичуринцы. В плодородной украинской земле все росло само собой, только поливай, не ленись!

Бабушка взяла на себя заботу о курах: выходила на крыльцо и, старательно рассыпая ровным слоем зерно, выводила: «цыпа-цыпа-цыпа!» Она пристально следила за порядком во вверенном ей птичьем войске и однажды возмутилась: «Надо немедленно избавиться от петуха! Он кур бьет!» Оля прыснула в кулак, а Федор, слонявшийся неподалеку, вежливо объяснил наивной горожанке: «Бабушка! Если петуха убрать, тогда цыплят не будет». Елизавета Евсеевна спохватилась. Ее медицинское образование позволило сопоставить кое-какие факты и связать науку с практикой. Она царственно кивнула: «Хорошо. Пусть остается», — и удалилась.

На следующее утро, отворив хлипкую дверцу курятника, Елизавета Евсеевна выпустила во двор стайку, заметно выросшую за ночь.

— Оля! Иди сюда!

— Что случилось, мама?

— Такое впечатление, что кур стало намного больше.

— Ого! Да их тут видимо-невидимо. Одна, две, три… двадцать четыре!

— Двадцать семь! Три курицы еще в кустах! — отрапортовала запыхавшаяся Нина.

Оля всплеснула руками:

— Федор! Это его работа! То-то он к своей Оксане вчера в самоволку бегал.

Парень был призван к ответу. На все обвинения недоуменно хлопал маленькими глазками. Мол, я не я, и хата не моя. Может, куры сами за ночь размножились? Наконец у Оли кончилось терпение:

— Ты соображаешь, что делаешь? Завтра вся округа будет знать, что командир части посылает солдат воровать кур для себя! Немедленно верни, слышишь?

Федор покорно взял мешок и начал отлов отчаянно сопротивлявшихся, убегавших и кудахтавших на весь городок несушек. Ему с восторгом бросились помогать Шурик-младший, Саша, Карен и Нина. На отчаянные крики и возмущенное кудахтанье повыбегало все население городка. Роза, насмешливо уперев руки в крутые бока, тут же прокомментировала:

— Ох и подведет этот Федор отца-командира под монастырь!

Дмитрий, узнав об очередной проделке, схватился за голову:

— Оля! Мама! До каких пор вы будете нянчиться с этим лоботрясом? Он мне скоро всю дисциплину развалит!

Елизавета Евсеевна сначала дала «выпустить пар» разбушевавшемуся зятю, а потом миролюбиво заметила:

— Дима, так ведь хороший парень-то. Он к нам всей душой тянется, от чистого сердца что может — то и делает.

Дмитрий сразу остыл:

— Да я и сам понимаю. Парень добрый. И неглупый. Куда он после армии денется? Ему бы учиться…

Нина тут же вмешалась:

— А мы с ним диктанты пишем и задачки решаем. Еще я ему вслух читаю. Майн Рида и Фенимора Купера.

И Федору в тот раз не досталось. Но вскоре он опять наделал дел. Надо отметить, что его виртуозное мастерство по части выдумок крепло день ото дня. Приехал председатель соседнего колхоза с жалобой: с конюшни кто-то ночью лошадь увел, так не солдатиков ли дело? Видели вечером неподалеку этого вашего длинного. Дмитрий немедленно послал за рядовым Громовым. Тот явился.

— В колхозе лошадь пропала. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Солдат задумался. Думал старательно. Потом уверенно сказал:

— Никак нет, товарищ капитан!

Председатель колхоза хитро прищурился:

— А можно ваших лошадок посмотреть? Я свою гнедую сразу узнаю.

— Федор! Проводи товарища на конюшню. Погоди. Я с вами пойду.

По дороге председатель косился на солдата, видимо, желая сказать все, что он о нем думает, но крепился и молчал. Федор изо всех сил делал вдохновенно честное лицо. Пришли. В стойлах стояли Мальчик, Ночка и белоснежная кобыла, коренастая и вислоухая.

— Ну что? — парень насмешливо посмотрел на председателя.

Тот только руками развел:

— Извиняйте. Ошибочка вышла. До свидания, товарищ капитан! — и, не удостоив Федора взглядом, вразвалку зашагал к КПП, где его ждал «газик».

Дмитрий строго посмотрел на рядового, внимательно рассматривавшего небо у себя над головой:

— Откуда белая лошадь?

— Из жеребеночка выросла, — подумав, честно ответил солдат.

— Я тебе покажу «жеребеночка». Счастье твое, что в колхозе гнедая кобыла пропала. А то бы… под трибунал! Пять суток гауптвахты!

— Есть пять суток!

Федор довольно ухмылялся. Умыкнув накануне вечером лошадь из колхозной конюшни, всю ночь красил ее перекисью водорода. К утру лошадка превратилась в блондинку. Он ее давно присмотрел. Лошадка тихая, смирная. Теперь можно и Ниночку поучить ездить верхом, она давно просится. Но вредной Ночке и норовистому Мальчику как ребенка доверить? А Голубке (уже и имя подобрал) ничего, можно.

Нина Федора обожала. Она на него смотрела с восхищением, как на старшего брата, к которому можно прибежать с любой просьбой, как на преданного и заботливого защитника, с которым ничего не страшно. Благодаря его выдумкам жизнь насыщена необыкновенными приключениями.

Кто еще, кроме Феди, способен жарким летним днем насажать полную бричку ребят из военного городка и поехать за десять километров купаться? В ставке вода прохладная и чистая, по ней неторопливо плавают утки. На берегу женщины полощут белье и поют мелодичные украинские песни. Федор надевает на лошадиные копыта куски мешковины, накрепко приматывая их бечевкой, чтобы подковы не цокали, да велит ребятам сидеть тихо-тихо, не болтать и не смеяться. И крадутся они вдоль колючей проволоки как настоящие разведчики — ведь если Нинкин отец увидит, что опять рядовой Громов в самоволку сбежал да еще и детей прихватил — ужас, что будет! И только миновав позиции, он гикнет, огреет лошадь кнутом, и бричка загромыхает по проселку, свежий ветер брызнет в лица, надует пузырями рубашки и сарафаны.