Дорога ведет назад - Кришан Чандар

— Идет!

— Mammy, mammy[15]! — позвал Доктор полную женщину.

Она вышла к ним. Он сказал ей что-то по-гоански, и она ушла во внутренние комнаты. Через минуту она вынесла новенькие хрустящие банкноты и передала их Рагху. Тот, довольно улыбаясь, спрятал деньги и ушел.

На балконе сидел, посвистывая, мальчик лет тринадцати-четырнадцати в яркой рубашке и брюках цвета хаки, искоса наблюдая за совершающейся сделкой. Доктор свистнул ему и, сунув рупию, сказал:

— Джон, такси.

Тот быстро сбежал по ступенькам.

Машина мчалась по направлению к Калаба[16]. Доктор сказал девушке, что везет ее в полицейский участок. Выскочить из машины на полном ходу она не могла, а пытаться убежать из дома Доктора было бы напрасно. Тарна твердо решила не говорить правды в полицейском участке, не называть ни своего имени, ни деревни, ни имени родителей. Скажет, что приехала в Бомбей искать работу. Не могут же ее на этом основании арестовать или выслать из города! Хорошо, что этот человек везет ее в полицейский участок, она скажет там, зачем она приехала, и никто больше не будет угрожать ей. Не может быть, чтобы и сюда дошла весть о ее побеге, ведь она так далеко от Патханкота. Отцу никогда не придет в голову мысль, что его дочь из небольшой горной деревушки попала в Бомбей.

Машина остановилась у нового пятиэтажного здания.

— Это полицейский участок? — спросила Тарна.

— Да, выходи.

Доктор оставил такси дожидаться, поднялся с Тарной в лифте на пятый этаж и позвонил в угловую дверь.

Показался здоровый молодой пенджабец с длинными волосами и золотыми зубами, одетый в шаровары и рубаху навыпуск.

— Мадам у себя? — обратился к нему Доктор.

— А кто вы? — спросил тот.

— Скажи мадам, что пришел Доктор.

Дверь захлопнулась, но немного спустя выглянула сама мадам и улыбнулась Доктору; заметив Тарну, она улыбнулась еще приветливее и открыла дверь.

— Заходите, заходите.

Тарна и Доктор оказались в полутемном коридоре, ноги тонули в коврах, по одну сторону коридора шла глухая стена, по другую — ряды фанерных кабинок, из которых доносились пьяные голоса, хохот. Из одной кабины с криком выскочила полураздетая девушка с блузкой и юбкой в руках, но чья-то черная рука вновь втащила ее в кабину, мелькнула лишь ее обнаженная грудь.

Тарна остановилась как вкопанная.

— Это… это полицейский участок? — заикаясь, недоверчиво и удивленно спросила она.

— Это женский полицейский участок, — ответил Доктор.

— Здесь есть женский участок? У нас в деревне был один участок и для женщин и для мужчин.

— Это же Бомбей! — с пафосом произнес Доктор.

Мадам поручила заботу о Тарне двум женщинам средних лет, шепнула что-то им и ушла с Доктором в свой кабинет.

— Вы называете это товаром? — спросила она, сделав гримасу.

— В вашем квартале другого такого не найдешь. Покажите мне хоть одну девушку, которая могла бы с ней равняться, и я не возьму с вас ни пайсы.

— Вы же знаете, к нам приходят знатные люди города, образованные, богатые. Что они будут делать с этой пастушкой?

— Вы обучите ее, мадам. Это для вас не составит большого труда, а взгляните, как она красива — просто как луна. Какая наивность, простота, а главное — свежесть. Чиста, как молочный порошок Глексоу. Клянусь богом!

— Бессовестный, — смеясь, ответила мадам. — Я могу заплатить рупий семьсот пятьдесят.

— Я купил ее за тысячу двести, так как же отдам за семьсот пятьдесят?

— О-о, и это за нее много!

— Мадам, вы уложите ей волосы, накрасите губы, оденете в модное платье, обучите говорить по-английски «йес» и «ноу», и она заработает вам семьсот пятьдесят рупий в два дня. Разве это плохая сделка?

— Ну хорошо, девятьсот.

— Нет, мадам, клянусь Христом и святой Марией, я купил ее за тысячу рупий и прошу совсем немного. Мы же давно ведем с вами торговлю, обманул я вас когда-нибудь, был у меня неполноценный товар?

Мадам достала из сумочки тысячу сто рупий и передала Доктору. Тот удовлетворенно хмыкнул и, насвистывая, ушел.

Мадам подошла к телефону и набрала номер сетха[17] Митала.

— Алло, кто это? — раздалось в трубке. — О, Сиси! — Бог знает, как звали мадам на самом деле, но в своем кругу она была известна под именем Сиси. — Да? Приезжайте-ка с нею ко мне.

Митал глотнул виски и, делая мокрым дном бокала на стеклянной глади стола узоры, продолжал:

— Нет, нет. Для этого у меня всегда есть время. — Он сделал еще два круга и соединил их с прежними. — Нет, нет. Приезжайте сюда. Рози нет. Она поссорилась со мной и ушла. Я уже сыт по горло этими образованными девушками — болтают без умолку, а тело рыхлое, грудь какая-то впалая, как у чахоточных. Все говорят о высоких материях, а к делу никак не перейдут. Ха-ха! Сиси, так я жду.

Сетх Митал принадлежал к избранному обществу, где почему-то прослыл обладателем незаурядной физической силы. Бог знает, было ли так на самом деле, по крайней мере внешне он такого впечатления не производил. Скорее всего он сам распространял эти слухи, чтобы нравиться женщинам. Сравнительно молодой, высокий, худой, со смуглым узким лицом и высоким лбом под шапкой вьющихся волос, с обворожительной белозубой улыбкой, он был душой общества и, несмотря на то что своей заросшей впалой грудью и длинными руками напоминал гориллу, пользовался успехом у женщин. Почему? Да потому, что он владел двумя текстильными фабриками, складами металлолома, которым он ежемесячно загружал пароход, отправлявшийся в Японию, и самым большим магазином в Бомбее на Черч Гейт[18]. Список этот дополняли три кинотеатра, четыре фешенебельных публичных дома в Калаба, находящиеся в ведении мадам Сиси, и пятнадцатиэтажный дом на Марин Драйв[19]. Несмотря на мотовство Митала, состояние его росло.

На банкетах и приемах, которые он устраивал, виски текло рекой, и в нем, как рыбы, плавали голые женщины. Митал смотрел на жизнь как на игру. В свои тридцать пять лет он уже пресытился всеми удовольствиями и теперь каждую ночь томился в ожидании чего-нибудь нового. Но удовольствия так ограничены — еда, вино, женщины, сон. А забот у богатого человека — никаких! Он сам хозяин своей жизни, для него ни в чем нет преград, и он не знает, что такое поражение.

Мадам Сиси ни минуты не сомневалась, что Тарна понравится Миталу — таких красавиц и сама мадам за всю свою жизнь встретила немного. Одного взгляда девушки достаточно, чтобы свести с ума Митала. Мадам занимала мысль, как ей оставить Тарну в публичном доме.

— Девушка очень красива и совсем невинна, чиста, как молочный порошок Глексоу. — Сиси запомнила выражение Доктора.

— А мне очень нравится Глексоу, — произнес Митал, грызя ногти.

— Я хочу ее определить в публичный дом высшего класса.

— Она мне нравится, — спокойно заявил Митал, внимательно всматриваясь в свои ногти.

— Не забывайте о бизнесе, Митал, — внушала своему партнеру мадам. — Вы ведь уже убедились, что нигде нет такой прибыли, как от хорошего публичного дома. А эта девчонка в первый год будет каждую ночь приносить пятьсот рупий, второй год — триста, третий — двести, и далее, если не слишком злоупотреблять, то еще лет десять будет зарабатывать по сто рупий в ночь. Подумайте, вы, наверное, со всех жильцов своего дома на Марин Драйв за месяц не получаете такую сумму, а ваш магазин и в четыре года не даст вам такой прибыли, как эта девчонка в год. Не забывайте о бизнесе.

— Бизнесом я занимаюсь каждый день. За сколько ты ее купила?

— За две тысячи, — соврала Сиси, не задумываясь. Митал вытащил из кармана чековую книжку и выписал чек на пять тысяч рупий.

— Через год заберешь ее, а может, и через полгода, может, и через три месяца. Но знаешь, Сиси, у меня такое чувство, словно я всю жизнь буду привязан к этой девушке.

— Да, в ней что-то есть, — признала и Сиси, — а в ее невинности какая-то особая прелесть. Ее красота впитала чистоту горных вершин. — Сиси вдруг унеслась в мыслях далеко-далеко, к берегам Сены. Когда-то и она была молоденькой девушкой, когда-то и она любила. Его звали Гастон. «Гастон, мой любимый солдат, где ты сейчас? На ком ты женился? Сколько у тебя детей? Вспоминаешь ли ты когда-нибудь свою Жюли, которая теперь стала Сиси?»

На глазах ее появились слезы. «Да, в красоте девушки — чистота горных вершин». С Сиси упала грязная пелена бизнеса, в которую она постоянно была окутана. Где только она не побывала за эти несколько минут. Милая ее сердцу Франция! Перед глазами, словно в фильме, сменялись одна за другой картины цветущих берегов Сены. Сиси тогда была тоже красива: волосы светлее утренних лучей, тоньше и нежнее шелка. Порывы легкого ветерка бросали ей их в лицо, а Гастон останавливался, убирал их с ее лица, крепко прижимал ее к груди и целовал, целовал… О, эти невинные и полные чистой юношеской любви поцелуи! Через несколько месяцев должна была состояться их свадьба. Они шли по лесу в тени деревьев. Из травы им улыбались нежные фиалки, доносился аромат олеандра, который до сих пор всегда напоминает ей о Гастоне… «Гастон, мой любимый, мой неверный, мой жестокий, где ты сейчас? На ком ты женился? Сколько у тебя детей? Вспоминаешь ли ты когда-нибудь свою Жюли, которая теперь стала Сиси?..»