О Вечном (или нет) - Евгений Викторович Хромов

юноши был найден у перекупщика в ближайшей деревне. Меч нашли на мелководье одной из рек. Следы Оуэна затерялись на прожжённой войной земле.

…

Юджин из двухтысячных не знал о существовании предка Оуэна, но уже мог догадаться о нём из книг. Историческая литература, художественная литература, научно-популярная литература — богатая библиотека отца помогла не умереть со скуки в небольшом провинциальном городке. Он всё читал и смотрел в окно. В рамке стеклопакета частенько можно было увидеть как самолёты бороздили небесные хляби. С эдакой высоты, на которую поднимались могучие птицеобразные махины, земля виднелась как на ладони. Эпоха открытий давно прошла: карту планеты было бессмысленно рассматривать, надеясь увидеть тёмное пятно. Книги помогали Юджину всячески выходить, выбегать, выпрыгивать за границы привычного. И если мальчугану не было суждено водрузить флаг на новой земле — ему посчастливилось изучать таинства человеческой сущности. Он сам взялся за перо, чтобы самому создавать другой мир и познавать его.

Юджин родился под куполом — крышей дома, отделяющей его от неба. Первыми его словами стала фраза: «Какая красивая», обращённая к хрустальной люстре над ним. Казалось, парню не было суждено увидеть дикую необузданную красоту мира, но он искал красоту в её новых формах. Дальше — школа, кружки, институт… Время делало всё, чтобы гнать вперёд и не позволять обернуться. Неутолимый бег без оглядки, будто не за чем-то, а от чего-то. Что же позади? Помимо старого ковра на стене, конечно. Вспомнился опыт Людовика XVI и Карла I. Оба названных властителя боялись покушений, а по сему никогда не снимали кольчуги. Погибли они от гильотины. Все предосторожности вроде доспехов оказались бесполезны — они никак не защитили от снесения головы. Юджин старательно пытался сохранить все события на листах своих книг.

…

В конце тридцатого века родился я, ЕV-24053099. У меня нет тайных желаний или священной цели. Все «хочу» осуществляются в пару кликов по панели гаджета. Скорость выполнения пожеланий не зависит от сложности: от заказа пиццы до воспроизведения объёмного трэвел-ролика. Я не спешу наделять божественной избранностью мимолётные вольности мозга. К чему излишняя фантастичность предельно простому миру? Меня мучает только один вопрос. Он передался генетически от первейших предков, от которых природа требовала наличия большого сильного потомства для выживания. А что если мы, люди, исчезнем с лица Земли? Однажды ведь не стало странствующих голубей или маврикийских дронтов. Когда-то без этих птиц мы не представляли мир, сейчас не упоминаем их даже в редких переписках. Они не улетели в сказочные дали, а были удалены из большей части кода системы при эволюционном обновлении — при переходе со старой версии планеты на новую. От птиц остались лишь упоминания в малозначимых научных статьях и виртуальные проекции в музеях естественной истории. Ну и пару строк в этом рассказе. Ничтожная малость по сравнению с реальным существованием! Конечно, насколько наше существование можно назвать реальным.

Повторюсь: а что если мы, люди, исчезнем с лица Земли? Когда-то принадлежавшие нам вещи упакуют по коробкам и отправят на помощь нуждающимся семьям или того хуже — на помойку под маркировкой «непригодно для переработки». Выцветший диван, коллекцию фантиков, пачку фотоснимков домашних питомцев и несколько старых бумажных блокнотов с записями адресов вряд ли кто-то найдёт полезными в хозяйстве.

Упоминаний в истории достойны только рекордсмены, да и то ровно до нового побитого рекорда. Остальное превалирующее большинство являет собой статистический учёт. Неистинность бытия не щадит ни того, кто бесцельно бродит по улицам города; ни того, кто, стаптывая башмаки, тащится к инфернальной награде. Вероятность оказаться под колёсами машины по пути в супермаркет всегда остаётся одинаковой для обоих. Имя этой машины — система жизни. Однажды подстерегши за углом, система «сбила» мою бабушку. В свои семьдесят лет она уже не могла «быстро перебегать через дорогу». А ещё бабушка готовила самые вкусные в мире котлеты. Для моих ещё чувствительных детских вкусовых рецепторов не существовало блюда лучше. Правда, данный рекорд был зафиксирован только домочадцами.

Я оказался более внимателен к людям, чем работники книги им. Артура Гиннесса. В мой собственный список рекордов также было вписано имя жены. Когда я слёг с подозрением на смертельный вирус, она выходила меня. Не ложась спать трое суток подряд, эта отчаянная женщина умудрялась ухаживать за мной и параллельно зарабатывать деньги на лекарства. Самое главное — сохранять спокойствие, чтобы при мимолётных ухудшениях состояния не обращаться за помощью. Я быстро пошёл на поправку.

Современные врачи, несмотря на совершенство медицины, не знали как бороться с новым массовым заболеванием. Медпатрули старались в первую очередь изолировать больного от общества. Скрывающихся вычисляли как только могли: через мимолётные разговоры, через интернет-переписки. Заражённых в больницах было много. Некоторые не получали должной помощи и умирали. Поэтому если она тогда воспользовалась бы интернет-поисковиком — нас вычислили и разлучили. А ведь существует бесчисленное количество вселенных, где мы вообще не знакомы. В противовес им есть примерно равное количество миров, где наши пути сошлись. Благо, перед нами лучшая версия вселенной, где мы остались вместе навсегда.

Я благодарен маме, которая осталась предана мечте после диагноза «бесплодие». Отцу, который тоже не сдавался, когда у него нашли признаки вирусного заболевания. Мне тогда было Х лет. Помню, как папа переживал, попивая остывший чай в своей палате. Под маской (речь не о лживых эмоциях, а о медицинской повязке, скрывающей всего человека) он перестал улыбаться, как только врачи огласили предварительный диагноз. Зато когда семья пришла навестить его, он улыбнулся, насколько хватило сил. Из-за маски было видно только как улыбаются уголки глаз. Чего ещё можно желать? Разве что выздоровления.

Время как ни в чём не бывало предательски шло дальше. Мне уже не удавалось так хорошо себя контролировать. Я разрыдался в кабинке туалета госпиталя. Не только из-за лиричности момента — пришло чувство разбитости. Старая плитка крошилась под ногами. Признаться, я был практически уверен, что если ещё несколько раз топнуть ногой — она превратится в пыль. Где-то подо мной (недалеко от меня) покоились мои бабушки. Обе говорили, что нужно жить всем смертям назло. Вопреки — самый страшный способ существования. К сожалению, единственно верный.

Записанные в мою книгу рекордов люди в своей простой форме чисел были поистине великими по содержанию. Эти люди были всем, хоть алгоритмы их действий занимали всего пару строк. Сейчас они стали историей — личной историей, которую, подобно истории браузера, я не могу демонстрировать без чувства неудобства. Для других мои близкие перестали быть актуальными ровно после того, как перестали существовать. Человек