История тела сквозь века - Жаринов Евгений Викторович

Поэт смеется над доктриной утонченной любви, разоблачая истинные побуждения женщин, которые больше всего стремятся к выгоде. Надо им предоставить, говорит он, полную свободу, потому что, как с ними ни обращайся, они всегда найдут способ обмануть мужей. Вообще не следует слишком привязываться к одной женщине и быть с ней щедрым, ибо это противно природе, «создавшей каждого для каждой и каждую для каждого». Жан де Мён вздыхает о «золотом веке», когда не было ни власти одних людей над другими, ни собственности, ни брака и связанной с ним ревности, а царила свободная любовь. Все зло пошло от Ясона, который добыл золотое руно; с тех пор у людей появилась страсть к обогащению, и они установили королевскую власть, чтобы закрепить имущественное неравенство. Между тем все люди по природе равны между собой. Глупо, например, думать, что кометы своим появлением предвещают смерть королей, ибо, как заявляет Природа, короли ничем не отличаются от последних бедняков: «Я создаю их всех одинаковыми, как это видно при их рождении». В романе Природа прибавляет: «Нет подлых иначе, как по своим порокам, и благородство зависит от доброго сердца, без которого ничего не стоит родовое дворянство». Люди ученые благородней королей и князей, потому что о каждой вещи они способны судить правильно и в состоянии различать добро и зло.

Мишель Кортазо. Ясон, несущий золотое руно. 1865

Природа и Разум для Жана де Мёна – основные принципы всего сущего и высшие критерии человеческих суждений. Он призывает всех следовать природе. Пороки плохи потому, что сокращают жизнь человека, а жизнь – это первый закон природы. От имени Разума и Природы поэт разоблачает всевозможные суеверия, предлагая вместо этого научные объяснения явлений. Он смеется над верой в то, что бури вызываются нечистой силой, что некоторые женщины – ведьмы, способные носиться по воздуху. Он объясняет ряд зрительных иллюзий, кажущихся чудесными, естественными оптическими причинами. Рисуя картину человеческого общества, Жан де Мён нападает на царствующие в нем глупость и насилие. Особенно сильную ненависть он питает к монахам нищенствующих орденов, представляя их в фигуре Лицемерия. Своим учением о суверенитете природы он предвосхищает идеи Рабле.

Кроме того, «Роман о Розе», творение двух поэтов столь различных по своему типу и по своим представлениям, стал библией эротической культуры.

Наивный, светлый идеализм Гийома де Лорриса затеняется всеотрицанием Жана де Мёна, который не верит ни в призраков и волшебников, ни в верную любовь и женскую честность, который осознает современные ему больные вопросы и устами Венеры, Природы и Гения решительно защищает чувственный аспект жизни.

Иллюстрация к рукописи «Романа о Розе». 1420-е

Амур, опасаясь, что ему вместе с его войском не избежать поражения, посылает Великодушие и Сладостный Взор к Венере, своей матери, которая откликается на этот призыв и в экипаже, влекомом голубями, поспешает ему на помощь. Когда Амур вводит ее в положение дел, она клянется, что никогда более не потерпит, чтобы кто-либо из женщин хранил свое целомудрие, побуждает Амура дать подобный обет в отношении мужчин, и вместе с ним клянется все войско.

Между тем Природа трудится в своей кузнице, поддерживая разнообразие жизни в своей вечной борьбе со Смертью. Она горько сетует, что из всех ее созданий лишь человек преступает ее заповеди и воздерживается от размножения. По ее поручению Гений, ее священнослужитель, после долгой исповеди, в которой Природа являет ему свои творения, отправляется к войску Любви, чтобы бросить проклятие Природы тем, кто пренебрегает ее заветами. Амур облачает Гения в церковные ризы, вручает ему перстень, посох и митру; Венера со смехом вкладывает ему в руку зажженную свечу (таким образом девственность воска уничтожена пламенем страсти).

Провозглашением анафемы девственность предается проклятию в выражениях, насыщенных дерзкой символикой, завершающейся причудливой мистикой. Преисподняя ожидает тех, кто не почитает заповедей природы и любви; для прочих же – цветущие луга, где Сын Девы пасет Своих белоснежных агнцев, с неиссякающим наслаждением щиплющих траву и цветы, которые никогда не увянут.

После того как Гений метнул в крепостную стену свечу, пламя которой охватило весь мир, начинается решающая битва за башню. Венера также бросает свой факел; тогда Стыдливость и Страх обращаются в бегство, и Радушный Прием позволяет, наконец, сорвать розу влюбленному.

Итак, сексуальному мотиву здесь вполне сознательно отводится центральное место; все это предстает в виде столь искусной мистерии и облекается такой святостью, что больший вызов жизненному идеалу Церкви кажется невозможным. В своей совершенно языческой направленности «Роман о Розе» может рассматриваться как шаг к Ренессансу.

Танец. Иллюстрация к «Роману о Розе» из рукописи «Дус». XV век

Но по внешней форме он, по-видимому, полностью относится к Средневековью. Ибо что может быть более присуще средневековой традиции, чем тщательно проведенная персонификация душевных переживаний и обстоятельств любви? Этот текст буквально перенасыщен аллегориями, столь характерными для всей куртуазной рыцарской культуры.

Многие ученые и начитанные люди, как уверял настоятель кафедрального собора в Лилле Жан де Монтрей, ставили «Роман о Розе» столь высоко, что оказывали ему чуть ли не божественные почести и скорее остались бы без последней рубашки, чем лишились бы этой книги. А прославленному теологу и канцлеру Парижского университета Жану Жерсону книга казалась опаснейшей чумой, источником всяческой безнравственности, и он использовал любой повод для борьбы с нею.

Гийом де Машо за письмом. Миниатюра. XIV век

Это грандиозное произведение, соединявшее в себе чувственность, язвительный цинизм и элегантную символику, будило в умах сенсуальный мистицизм, который должен был казаться серьезному теологу пучиной греховности. О проявлении повседневного эротизма в эпоху Средневековья мы узнаем из рассказа Гийома де Машо. В ответ на свою просьбу он получает живописный портрет своей возлюбленной, которому поклоняется, как земному божеству. Перебирая все свои недостатки, в страхе ожидает он предстоящей встречи, и счастье его безгранично, когда оказывается, что его внешность нисколько не пугает его юную возлюбленную. Под сенью вишни она засыпает – или притворяется, что засыпает – у него на коленях. Она одаряет его все большими милостями. Паломничество в Сен-Дени и ярмарка в Ланди дают им возможность провести несколько дней вместе. В полдень паломники чувствуют смертельную усталость из-за жары (средина июля) и окружающих их со всех сторон скопищ народа. В переполненном городе они находят пристанище у одного горожанина, который предоставляет им комнату с двумя постелями. В затененной для полуденного отдыха спальне на одну из постелей ложится свояченица Перонеллы, а именно так зовут возлюбленную, на другую – она сама со своей камеристкой. Между собою и ею велит она лечь нерешительному поэту, который, из страха причинить ей хоть малейшее беспокойство, неподвижен, как мертвый; проснувшись, она велит ему поцеловать себя.

К концу путешествия, видя, что он охвачен печалью, она позволяет ему прийти к ней ее разбудить перед тем, как расстаться. Вкусить счастье еще раз поэту было не суждено, и из-за недостатка дальнейших приключений вторую половину своей книги он заполняет бесконечными экскурсами в мифологию.