Черноглазая блондинка - Бенджамин Блэк

улицу, я зашёл в телефонную будку и набрал Джо Грина в Центральным отделе по расследованию убийств. Он ответил после первого же гудка.

— Джо, — спросил я, — тебе когда-нибудь позволяют отдыхать?

Он испустил хриплый вздох. Джо напоминает мне одного из самых крупных морских млекопитающих — может быть, дельфина или большого старого морского слона. После двадцати лет службы в полиции, ежедневного общения с убийцами, наркоторговцами, насильниками детей и кого ещё можно себе представить, он превратился в бесформенный комок усталости, тоски и иногда внезапной ярости. Я спросил, можно ли угостить его пивом. И услышал, как он стал подозрительным.

— Зачем? — прорычал он.

— Не знаю, Джо, — сказал я. Злая молодая женщина в лыжных штанах и алой майке, с ребёнком в коляске, стояла у будки, свирепо глядя на меня, чтобы я закончил разговор и отдал ей трубку.

— Потому что сейчас лето, — сказал я, — время обеда, жарче, чем в аду, и, кроме того, я хочу с тобой кое о чём поговорить.

— Опять о жмурике Питерсоне?

— Совершенно верно.

Он немного подождал, потом сказал:

— Встретимся у Лэнигана.

Когда я открыл дверь будки, воздух изнутри беззвучно ударился о тепло снаружи. Когда я вышел, молодая мать обругала меня, протиснулась мимо и схватила трубку.

— Не стоит, — сказал я. Но она была слишком занята набором номера, чтобы ответить.

* * *

«Лэниган» был одним из тех мест, которые притворяются ирландскими, с трилистниками, нарисованными на зеркале за стойкой бара, и раскрашенными кадрами из фильмов с Джоном Уэйном[25] и Морин О'Хара[26] на стенах. На полке среди бутылок стояла кварта «бушмиллз»,[27] с надетым «тэм-о-шантер».[28] Шотландия, Ирландия — какая разница? Бармен, однако, казался настоящим, невысокий и узловатый, с головой, похожей на огромную картофелину, и волосами, которые когда-то были рыжим.

— Что будете пить, ребята? — с акцентом спросил он.

Джо Грин был одет в помятый костюм из серого льна, который когда-то, вероятно, был белым. Когда он снял соломенную шляпу, её край оставил на лбу багровую бороздку. Он вытащил из нагрудного кармана пиджака большой красный носовой платок и вытер лоб, который уже отвоевал такую часть его черепа, что очень скоро он официально станет лысым.

Мы сидели, ссутулившись, перед пивом и положив локти на стойку.

— Господи, — сказал Джо, — как же я ненавижу лето в этом городе.

— Да, — сказал я, — ничего хорошего.

— Знаешь, что меня особенно достаёт? — Он понизил голос. — Чувствовал когда-нибудь, как твои трусы стягиваются в промежности, горячие и влажные, как чёртова припарка?

— Может быть, ты носишь не то, что надо, — сказал я. — Посоветуйся с миссис Грин. Жёны знают в этом толк.

Он бросил на меня косой взгляд.

— Да? — У него были глаза ищейки, опущенные веки, печальные и обманчиво глупые.

— Да, именно так, Джо, — сказал я, — именно так.

Некоторое время мы молча пили пиво, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Бармен Пэт насвистывал мелодию «Матушки Мачри»[29] — да, он насвистывал, я с трудом мог в это поверить. Может быть, ему заплатили за то, чтобы он принёс в Город Ангелов истинную мелодию родной земли.

— Что тебе удалось раскопать о Питерсоне? — спросил Джо.

— Немного. Я заглянул в отчёт коронера, мистера П. в тот вечер определённо помяли. Вы пытались найти того, кто его сбил?

Джо рассмеялся. Его смех прозвучал так, словно из унитаза вытаскивали вантуз.

— А ты как думаешь? — спросил он.

— Латимер-роуд в это время не настолько загружена.

— Это был субботний вечер, — сказал Джо. — Приезжаю и валят в клуб, как крысы на задний двор закусочной.

— В «Кауилью»?

— Да, кажется, так он называется. Его могла раздавить одна из сотни машин, которые были там. И конечно, никто ничего не видел. Ты бывал в этом месте?

— Клуб «Кауилья» — не моё место, Джо.

— Думаю, что нет. — Он хихикнул; на этот раз это был вантуз поменьше из меньшего унитаза. — Эта таинственная девица, на которую ты работаешь, — она туда ходит?

— Возможно. — Я стиснул зубы и заскрежетал ими; плохая привычка, когда я набираюсь храбрости, чтобы сделать что-то, что, по-моему, делать не следует. Но наступает момент, когда ты должен быть откровенен с полицейским, если он сможет тебе помочь. Во всяком случае, что-то вроде следующего уровня доверия.

— Она думает, что он ещё жив, — сказал я.

— Кто, Питерсон?

— Да. Она думает, что он не погиб, это не его раздавили той ночью на Латимер-роуд.

Это заставило его выпрямится. Он повернул свою большую розовую голову и уставился на меня.

— Господи, — сказал он. — Что навело её на эту мысль?

— Она сказала, что видела его на днях.

— Она видела его? Где?

— В Сан-Франциско. Она ехала в такси по Маркет-стрит, а он был там, живее живого.

— Она с ним говорила?

— Они двигались в противоположных направлениях. К тому времени, как она оправилась от неожиданности, он остался уже далеко позади.

— Господи, — повторил Джо тоном счастливого изумления. Копы любят, когда всё переворачивается с ног на голову; это добавляет щепотку остроты к их скучному рабочему дню.

— Ты знаешь, что это значит, — сказал я.

— И что это значит?

— Возможно, у вас на руках убийство.

— Ты так думаешь?

Достойный сын миссис Мачри стоял у кассы и мечтательно тыкал спичкой в ухо. Я подал ему знак принести ещё пару стаканов.

— Подумай об этом, — сказал я Джо. — Если умер не Питерсон, то кто? И действительно ли это был несчастный случай?

Джо с минуту обдумывал этот вопрос, обращая особое внимание на его грязную изнанку. — Ты думаешь, Питерсон всё подстроил, чтобы исчезнуть?

— Не знаю, что и думать, — сказал я.

Принесли свежее пиво. Джо всё ещё напряженно думал.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Этого я тоже не знаю, — сказал я.

— Я же не могу просто ничего не делать. Не могу?

— Может быть, вам удастся эксгумировать тело?

— Откопать? — Он покачал головой. — Его кремировали.

Я об этом не подумал, но, конечно же, так и должно было произойти.

— Кто опознал Питерсона? — спросил я.

— Не знаю. Могу выяснить. — Он взял свой стакан, потом снова поставил. — Господи, Марлоу, — сказал он скорее печально, чем сердито, — каждый раз, когда я с тобой связываюсь, потом одни неприятности.

— Неприятности — моё второе имя.

— Хо-хо.

Я отодвинул свой стакан на дюйм в сторону, а затем снова вернул туда, где он был, в кольцо пены на стойке. Я вспомнил, как Клэр Кавендиш делала то же самое пару часов назад. Когда женщина проникает в твою голову, нет ничего, что не