Наивный и сентиментальный писатель - Орхан Памук

себя на их место, подпадаем под их обаяние, переходим от одного персонажа к другому – и получается, что мы уже воспринимаем ландшафт романа изнутри. Детали ландшафта, внутри которого действует герой, не проливают свет на особенности его характера; напротив, литературные герои именно для того и создаются, для того и придумываются, чтобы высвечивать как подробности ландшафта, так и весь ландшафт в целом, чтобы он выглядел ярко и отчетливо. Для этого персонажам романа необходимо быть глубоко вовлеченными в бытие мира, который они воспринимают.

И тут мы переходим ко второй и третьей темам сегодняшней лекции. Это сюжет и время в романе. Для того чтобы прийти к убеждению, что главным предметом романа не является характер или душевные качества литературного героя, нам нужно на время забыть наивную сторону нашего разума и сентиментально вспомнить, что характер есть искусственно созданная конструкция. Это очень важно для понимания литературных героев. Автор романа создает персонажей, подходящих для того, чтобы исследовать интересующие его темы, и позволяющих направить творческую силу воображения на интересующий его жизненный опыт, а потом обо всем этом рассказать.

Не бывает так, что писатель сначала придумывает личность с какими-то особенными душевными качествами, а потом обращается к темам, которые этот персонаж ему подсказывает. Начинается все с того, что писателю хочется затронуть какие-то определенные темы, и только потом он придумывает героев, подходящих для этих тем. Я всегда делал именно так и чувствовал, что все, осознанно или нет, тоже так делают.

Фраза «Я всегда делал именно так!» вполне могла бы стать подзаголовком этих лекций. Ведь моя цель – рассказать о том, как я понимаю суть явления, именуемого романом. Как мое воображение нашло общий язык с этим жанром, который развивали и формировали тысячи писателей, живших прежде меня и передавших в мое распоряжение эту волшебную игрушку? Я придерживаюсь той осторожно-оптимистической точки зрения, свойственной людям с гуманистическим восприятием мира, что если я хорошо понимаю сам себя и могу об этом рассказать, то смогу поведать кое-что и обо всем роде человеческом. Я наивно верю, что если я чистосердечно поделюсь собственным опытом чтения и сочинения романов, то тем самым смогу рассказать и о том, как создают романы другие писатели. Иными словами, наивная часть меня верит, что я без труда смогу познакомить читателей с сентиментальной частью своего «я», которая занята вопросами технической стороны писательского дела.

Надо сказать, что наивная сторона моей натуры чувствует близость к теоретическим взглядам русских формалистов – например, Виктора Шкловского – на сюжет. Сюжет, или последовательность событий, которую мы порой также называем историей, – это всего лишь линия, соединяющая моменты, через которые мы хотим пройти, о которых хотим рассказать. Однако эта линия обозначает не сам роман, не его материал и содержание, а то, как распределены по нему тысячи, десятки тысяч маленьких точек, на которых он строится. Как бы мы ни называли эти точки – единицами повествования, темами, мотивами, подсюжетами, небольшими историями, поэтическими мгновениями, гранями личного опыта, сведениями, – именно они, эти многообразные сгустки энергии, побуждают и вдохновляют меня писать романы. Набоков в послесловии к «Лолите» назвал эти самые яркие и незабываемые места книги ее «нервной системой». Мне кажется, что эти единицы, словно аристотелевские атомы, невозможно расщепить, разделить на фрагменты.

В «Музее Невинности» я, основываясь на «Физике» Аристотеля, попытался установить связь между этими неделимыми точками и мгновениями, из которых состоит время: согласно Аристотелю, кроме неделимых атомов, существуют бесчисленные неделимые мгновения, а время – это соединяющая их прямая линия. Так же и в романе линия сюжета соединяет неделимые единицы повествования. Что же касается литературного героя, то он, разумеется, должен обладать определенным складом души, характером и психологическими особенностями, которые позволяют ему и его действиям соответствовать траектории и драме, определяемым этой линией, или сюжетом.

Главная особенность, отличающая роман от других литературных жанров и очень многими любимая, заключается в том, что читатель видит каждую из описанных выше точек (нервных окончаний) глазами персонажей, или же, другими словами, ассоциирует ее с ощущением и восприятием этих персонажей, и не важно, отдает себе писатель в этом отчет или нет, от первого или третьего лица ведется повествование. Вот золотое правило романа, проистекающее из его внутреннего устройства: даже описание вещи, никак не связанной с сюжетом, или совершенно безлюдного пейзажа оставляет у читателя впечатление, будто он прочитал о чем-то, непременно имеющем отношение к внутреннему миру героя. Прямолинейная логика говорит нам, что вид за окном купе, в котором сидит Анна Каренина, может быть вполне случайным – мало ли по какой местности ездят поезда; но вот мы читаем роман – и метель, на которую смотрит молодая женщина, говорит нам о ее душевном состоянии. Недавно Анна танцевала на балу в Москве с красавцем-офицером, а теперь разместилась в купе и возвращается в Петербург, к своему надежному дому и семье; но ее мысли сосредоточены на страшной метели за окном, на силе и красоте природы. В хорошем романе описания пейзажа или обстановки комнаты, маленькие происшествия, едва заметные отступления от темы и вообще все-все дает нам возможность лучше понять душевный мир героев, их личные особенности и даже характер. Давайте представим себе роман в виде моря, состоящего из неделимых мгновений, «нервных окончаний», тем, вдохновляющих автора, и не будем забывать, что в каждой из этих точек заключена частица личности литературного героя.

Время у Аристотеля – прямая линия, соединяющая мгновения. Это всем нам известное и всеми признанное объективное время, о течении которого нам сообщают календари и часы. В силу специфики жанра, о которой говорилось выше, в романе мы имеем дело не с аристотелевским, прямым и объективным временем, а с субъективным временем литературных героев. И все же, читая роман с большим количеством персонажей, мы, желая установить правильные связи между ними и ничего не упустить, пытаемся распознать «объективное время» – единое для всех обитателей романа. Искренние и наивные писатели, которых не смущает искусственный характер технических приемов, помогают нам, вставляя в текст предложения, поясняющие, что в час, когда Анна садилась в поезд, Левин у себя в поместье занимался тем-то и тем-то.

Но можно помочь читателю воссоздать объективное время и не прибегая к авторским пояснениям, а упоминая что-нибудь такое, что все персонажи романа наблюдают, слышат или переживают независимо друг от друга. Это может быть снег, буря, землетрясение, пожар, эпидемия, звон церковных колоколов или азан[12], смена времен года, номер газеты за определенную дату, важное в контексте романа событие. Воссоздание объективного времени с помощью силы