Убитый манекен - Станислас-Андре Стееман

— Это еще не все! Послушайте… «Курарин — кристаллическое вещество, извлекаемое из кураре и обладающее аналогичными, но более сильными отравляющими свойствами. Примерно двадцатикратно превосходит кураре…»

С помертвевшим лицом доктор Фюрнель встал и теперь читал сам, заглядывая через плечо своего собеседника.

— Ну, что вы на это скажете? — торжествовал Малез. — Сначала я не представлял, где в этой глуши убийца мог бы разыскать подобный яд. Но, чтобы его заполучить, ему было достаточно соскрести яд с наконечника дротика, который из предосторожности он, к тому же, поспешил убрать. Если у него есть какие-то медицинские знания, то, может быть, он сумел усилить токсическое действие яда, выделив его в форме курарина.

Доктор Фюрнель медленно приходил в себя.

— Как я понимаю, — с нарочитой неторопливостью заговорил он, — в момент смерти к Жильберу Лекопту никто не приближался?

— И что дальше? — возразил Малез. — Убийца мог удовлетвориться тем, что свою дозу кураре влил либо в напиток, либо в пищу, которые тот принимал в определенное время. Кроме того, для создания себе на всякий случай алиби он мог удалиться из дома, справедливо рассчитывая на то, что яд будет действовать и в его отсутствие. Своего рода безупречное преступление.

Впервые с начала беседы доктор Фюрнель улыбнулся. Он улыбнулся тщете своих опасений, неотвратимому смущению собеседника, тому, что снова почувствовал себя сильным и уверенным.

— Боюсь, что вы слишком бегло ознакомились с этим трактатом, комиссар, и пренебрегли главным! — шутливо заметил он, подчеркивая указательным пальцем одно место.

— Что же? — спросил Малез.

— «Проникновение кураре через раны стремительно, — в свою очередь вслух зачитал доктор Фюрнель. — Поэтому индейцы Южной Америки используют его для нанесения на стрелы. Напротив, поглощение кураре обычно не представляет никакой опасности…» Иными словами, кураре следовало ввести в кровь Жильбера Лекопта, чтобы добиться желаемого результата. Будучи проглоченным, яд был бы совершенно неспособен повлечь за собой смерть!

Малез упал с облаков:

— Черт возьми, я совершенно об этом не подумал!

Он ухватился за последнюю надежду:

— А вы не думаете, что эксгумация и вскрытие…

Врач подошел к своему письменному столу, но остался стоять. Конечно, ему не терпелось принять клиента, который ждал рядом.

— Нет. Не говоря уж о том, что через год от захороненных в песчаных грунтах Кампины гробов обычно мало что сохраняется, «ваш» кураре, комиссар, из тех ядов, если не единственный, что не оставляют следа в организме!

Щелчок, щелчок портсигара под нажимом пальца:

— Сигарету?

Выйдя из дома 18 по Станционной улице, Малез содрогался от холодного бешенства. Доктор Фюрнель был прав: отравление ядом кураре выглядело столь же неправдоподобным, как и любым другим. Раз яд, будучи проглоченным, не мог причинить вреда, убийце — предположительному убийце! — следовало ввести его в кровь Жильберу Лекопту за несколько мгновений до его смерти, в то время, когда он спускался по лестнице, и никак не раньше, учитывая молниеносный характер его действия. Но все собранные до сих пор свидетельства совпадают и категоричны: если не допускать виновности г-на Лекопта, этого исстрадавшегося отца, виновности преданной служанки, старой Ирмы, в равной степени невероятные, или же виновность неизвестного лица, проникшего извне, еще более невероятную, то никто не приближался к Жильберу Лекопту за время, предшествующее его кончине и сразу же после нее.

Сознавая, что без толку потерял двадцать четыре часа своей жизни, комиссар бросился на вокзал, но уходящий в семнадцать десять поезд, на этот раз соблюдая в виде исключения расписание, уже дымил над лугами в десяти километрах от станции.

15. Таким был тот юноша

Едва Малез перешагнул порог низкого зала, как трактирщик, мывший стаканы за баром, знаком подозвал его к себе.

— Я видел Жерома, — вполголоса произнес он. — Пригласил войти, налил стаканчик…

— А!

Комиссар огляделся:

— Где же он?

В то утро он попросил трактирщика задержать деревенского дурачка до его возвращения, если тот встретится по дороге.

— Бог мой! Я же не мог удерживать его больше часа!

Он попытался вытереть свои волосатые руки:

— И не из-за недостатка старания! Малый и напился и наелся на неделю!

И с ухмылкой:

— Но получить с него деньги! Все равно, что остричь яйцо!

Малез тяжело опустился на ближайший к двери стул, сдвинул шляпу на затылок и вытянул ноги:

— Занесите на мой счет. Который час? Мои отстают.

Трактирщик, отступив на шаг, бросил взгляд в полуоткрытую дверь:

— Должно быть, около пяти тридцати, пять тридцать пять… Что вам подать?

— Пива! — вздохнул Малез.

Вернувшись с вокзала, Малез вовремя припомнил, что договорился о встрече с Арманом Лекоптом под предлогом покупки у него автомобиля.

Но напрасно прождал он до шести часов: молодой человек так и не появился.

— Вы поживете еще несколько дней? — осведомился трактирщик, когда комиссар, отодвинув стул, поднялся.

— Еще не знаю… Завтра вам скажу…

Он отправился в сторону Церковной площади и два раза позвонил в угловой дом.

Как и утром, открывать ему не торопились, и, как и утром, он сам толкнул тотчас приоткрывшуюся дверь.

— Здравствуйте, Ирма!

Но сердце его больше не лежало к делу. Если бы он сам себя не принуждал…

— Чего еще вам надо? — сердито пробормотала старуха, не отпуская дверной ручки. — Что, у меня других забот нет, чем по десять раз на день бегать из кухни и вам открывать?

Малез сделал вид, что ничего не слышит:

— А дома господин Арман?

— Нет, вышел.

— Один?

— С мадемуазель Лаурой.

— Не знаете, когда они вернутся?

— Уж не думаете ли вы, что я их об этом спрашивала?

— Мадемуазель Ирэны тоже нет дома?

Эта настойчивость явно злила старуху:

— Нет!

Еще немного, и она вытолкала бы комиссара на улицу:

— Я одна с хозяином, которого вы снова разбудили.

«Собака! Настоящая собака!»— подумал Малез.

Он вынул из кармана записную книжку и карандаш.

— Будь я на вашем месте, Ирма, я захлопнул бы дверь, — добродушно произнес он. — Ветер с севера, не стоит выдувать помещения. А я еще вас задержу. Я вам оставлю записку для господина Армана.

— Как вам угодно! — пробурчала старуха.

Но дверь она не захлопнула, а, напротив, еще больше приоткрыла.

Малез ушел, когда уже опустились сумерки и из соседних рощ сбежались угрожающие тени, которые холодом дышали на прохожих, гасили свечи в церкви, срывали с лип на площади последние листья. В окнах загорался свет, слышалось поскрипывание осей невидимых тележек.

На Станционной улице комиссар остановился перед лавкой г-на Девана. Несмотря на приближение бури украшавший ее единственный манекен сохранял невозмутимое спокойствие. Одна из тонко вылепленных из розового воска рук с отогнутым мизинцем, поссорившимся с другими пальцами, взбивала пену шелкового платочка в нагрудном кармане, вторая подчеркивала безупречный покрой двубортного костюма.

— Вот этого щеголя и следовало бы уничтожить в первую очередь! — проворчал Малез.

Отчаянно бросавшийся на колокольню ветер добился одного-единственного удара церковного колокола и со скоростью экспресса ворвался на улицу. Малез буквально видел его приближение. Повернувшись к нему спиной и позволив нести себя, он вернулся в гостиницу, стоявшую у края дороги, будто баркас на якоре.

— Дайте поесть! — усаживаясь в углу спиной к окну, сказал он. — Неважно, что…

Почему не появился Арман Лекопт? За свою жизнь комиссар не встречал торговых агентов, особенно сбывающих автомобили, сдержанность которых не таяла бы перед перспективой выгодного дельца. В данном случае проявленное Малезом невежество во всем, что имело отношение к технике, должно было послужить приманкой. «Кажется, я преуспел, создавая впечатление, что не могу отличить «форд» от «испано-сюизы»? Так в чем дело?»

Старая Ирма сказала: «Г-н Арман вышел вместе с мадемуазель Лаурой». Следовало ли заключить, что, узнав о намечающейся встрече, девушка ловким ходом удалила своего кузена?

Отодвинув тарелку, Малез вынул из бумажника фотографию Жильбера, извлеченную из показанного г-ном Лекоптом фотоальбома.

«Так вот каким, — рассуждал он, — был этот молодой человек, ошеломлявший всех своими дарованиями. Самый выдающийся ученик, какого они только когда-либо встречали, если верить его преподавателям. Он изучал медицину, где его ждала блистательная карьера. Мать называла его более ласковым, более нежным, чем девочка…»

Малез про себя усмехнулся. Не было ли это профессиональным извращением? Он не доверял спустившимся на землю ангелам…