Разборка по-кремлевски - Сергей Зверев

– Молчать, приспешник мирового империализма! – в бушевании счастья выкрикнула Чайка. – Товарищи, и эти слова говорит русский человек? Неужели русский человек будет травить своих соотечественников пошлой западной жвачкой? Не-ет, он не русский! Да вы посмотрите только, какая у него неславянская форма черепа! Какой у него подозрительный нос!

Менеджер поспешил скрыться в офисе, однако это его не спасло: дверь была грамотно высажена поваленным уличным столбом, и весь персонал под улюлюканье погромщиков выволокли на улицу.

И тут рядом с пиццерией появилась съемочная группа CNN. Камера оператора наехала прямо в челюсть Чайке.

– Что вы собираетесь сделать с этими несчастными людьми? – поинтересовался журналист, подсовывая под нос революционерке микрофон с логотипом телеканала.

– Судить по законам военного времени! – отчеканила Чайка.

– А разве сейчас война? – не понял импортный телевизионщик.

– А разве вы не видите?

– Кто с кем воюет?

– Силы добра и справедливости с полчищами мрака и тьмы! – отчеканила Чайка формулу, которой ее загодя научил Карташов; по замыслу генерала Подобедова, на этом этапе следовало избегать конкретных определений. – Все прогрессивное человечество на нашей стороне!

Оператор, шурша подошвами по разбитому стеклу, отошел чуть поодаль – картинка интрвьюируемой на фоне разгромленной «Pizza-Hut» обещала стать выигрышной.

– Кто именно из прогрессивного человечества на вашей стороне? – уточнил журналист. – Вы хотите сказать, что ваша... организация имеет постоянные финансовые источники? В том числе и за рубежом?

И тут рядом с разгромленной пиццерией словно чертик из табакерки появился сам Карташов. Его театральный полувоенный френч был идеально выглажен, бородка отливала в свете факелов шелковым блеском.

– Нам помогают все люди доброй воли! – перехватив микрофон, объявил он и, обернувшись, очень вовремя заметил сюрреалистическое знамя, раскрашенное всеми цветами радуги. – В том числе – и из Соединенных Штатов!

В других районах происходило приблизительно то же, что и в центре. Летучие отряды карташовцев в упоении боя громили любые проявления «непатриотичности». На одной из окраин они в мгновение ока разнесли продуктовый магазинчик только за то, что он торговал украинским пивом и латышскими шпротами. Пиво погромщики демонстративно вылили наземь, а тяжелыми металлическими баночками забросали витрину фирменного салона мобильной связи «Nokia».

– Не для того наши деды и прадеды в финскую воевали, чтобы побежденные чухонцы навязывали нам мобильники повышенной излучаемости! – бросил кто-то.

Вскоре появились и первые мародеры. Бомжи, алкоголики и наркоманы, привлеченные безнаказанной возможностью пограбить, совершили вылазку к разбитому супермаркету. Однако тут же встретили суровый и решительный отпор.

– Прочь отсюда, мерзавцы! – бесновался Карташов, который был в этот день вездесущим. – Не надо путать погромы и революцию! Мы не хотим, чтобы в наши ряды прокрались деклассированные антисоциальные элементы!

Вскоре у разгромленной пиццерии появился взвод конной милиции; правоохранителям следовало хоть как-то засветить себя; иной ход событий, да еще перед западными телевизионщиками, выглядел бы неестественно. В ментов немедленно полетели камни, и те, как ни странно, ретировались.

Бесчинства и насилия продолжались до позднего вечера. В общежитии местного отделения пединститута было избито с десяток чернокожих студентов. За городом, у оптовой продуктовой базы, сожгли несколько фур фруктов с молдавскими номерами. И лишь с наступлением темноты Карташов дал отбой.

– Ох, боюсь, закончится это для нас новыми судами и сроками, – уже в бункере молвила Чайка, осматривая на свет оцарапанную стеклом руку. – Конечно, нам давно надо было показать всей этой сволочи, кто хозяин в России... Но не обвинят ли нас в экстремизме?

– Не обвинят, – твердо пообещал Карташов, и по его взгляду революционерка поняла, что он не шутит...

В штабе местного УВД вот уже целые сутки ожидали приказа вышестоящего начальства о зачистке райцентра. Оперативные донесения ужасали: количество разгромленных торговых точек исчислялось десятками, счет же сожженным автомобилям шел уже на сотни. Дежурная часть хваталась за голову, суммируя заявления потерпевших. ОМОН предвкушал, СИЗО готовился, однако никаких указаний о немедленном пресечении безобразий не поступало.

Конечно, начальник УВД прекрасно понимал, как следует себя вести, не дожидаясь приказа. Однако политическая составляющая погромов была налицо, и ликвидировать их без предварительной отмашки из центра было неразумным.

Правда, когда погромы достигли высшей точки кипения, вышестоящее начальство посоветовало-таки вывести взвод конной милиции. Но что могли сделать почти безоружные всадники против нескольких сотен громил?

К вечер телефоны в УВД раскалился докрасна. Теперь его беспокоили не какие-то там граждане, а серьезные страховые фирмы: даже по самым скромным подсчетам, суммы будущих выплат исчислялись миллионами долларов. Замирая от собственной храбрости, начальник УВД позвонил в Москву и заявил, что немедленно вводит в райцентре чрезвычайное положение, комендантский час и прочие предусмотренные законом меры.

– Никакой самодеятельности, вам перезвонят, ждите, – ответила трубка.

И действительно – спустя несколько минут в УВД позвонили. Высокопоставленный милицейский генерал из центрального аппарата МВД настоятельно советовал сохранять статус-кво: до наступления темноты никого не трогать, никаких задержаний не производить и – Боже упаси! – не задерживать иностранных журналистов.

– А если эти погромщики нападут на УВД? Или на мэрию? – в качестве последнего аргумента спросил милицейский начальник.

– Не нападут, – заверила трубка. – Впрочем, если вы так боитесь, можете выставить оцепление из того же ОМОНа.

Коротки гудки известили об окончании разговора.

– А еще говорят о ментовском беспределе, – уныло резюмировал главный милиционер райцентра, прикидывая, сорвут с него погоны или нет, а если сорвут – каким образом устроится его ближайшее будущее.

Родившиеся и выросшие в СССР не привыкли верить сообщениям официальных СМИ. Забугорному телевидению и радио верят гораздо больше. Фразы наподобие: «Это по Би-Би-Си передали!», или: «Это же „EuroNews“ показал!» действуют лучше всякой рекламы. Именно потому чекистский генерал Подобедов и решил явить миру «революцию» через корреспондентов CNN. А уж потом информация о событиях в Подмосковье сама собой проявится и в России...

О массовых погромах и беспорядках мир узнал в тот же вечер – западные телевизионщики сработали оперативно и грамотно. По всем новостийным каналам обоих полушарий крутили одну и ту же картинку: разгромленная пиццерия, горящие иномарки, факельщики в футболках со свастиками, интервью с Карташовым. Закадровый комментарий прозвучал однозначно осуждающе: карташовцев назвали «бесчинствующими молодчиками».

Естественно, уже через несколько часов этот сюжет был растиражирован в утренних новостях федеральных российских телеканалов. Правда, останкинские комментаторы воздержались от категоричных оценок: выражение «локальные беспорядки» было самым сильным. Зато один из известнейших телеведущих, завербованных ведомством Подобедова еще в начале девяностых, продемонстрировал невиданную смелость, задавшись вопросом – а не свидетельствуют ли события в Подмосковье о слабости нынешней власти вообще и нынешнего президента в частности?

– Все идет по плану, – спокойно прокомментировал Чернявский во время очередной встречи заговорщиков.

– Скоро народ попросит навести порядок, – улыбнулся Подобедов.

Кечинов, впрочем, не разделил всеобщего воодушевления.

– Ох и не нравится мне все это, мужики, – засокрушался он. – Неужели вы не понимаете, что президент рано или поздно обо всем этом узнает?

– Да он сейчас в Заволжье... с электоратом общается! – отмахнулся политтехнолог.

– От них и узнает, – насупился функционер президентской администрации.

– Успокойся, все путем, – весомо обронил чекист. – Народ, который направляется на это мероприятие, традиционно фильтруется госбезопасностью. – Там ведь половина наших штатных сотрудников, а половина – внештатных! Спецсвязь, СМИ, Интернет и все остальное надежно блокировано. Никакой непредвиденной утечки информации невозможно по определению.

– Когда, говоришь, он будет в Сибири? – поинтересовался Чернявский.

– Где-то через дней десять-двенадцать, учитывая остановки в пути, – Подобедов взглянул на календарь. – А уж остальное, как говорится, дело техники. Охрана наша, спецсвязь наша, железнодорожную обслугу поменяем на своих людей. Поезд загоняется куда-нибудь на запасной путь, президенту наставляется ствол в затылок и предлагается наговорить перед камерами обращение к народу, написанное нами... В котором президент объявляет о своей отставке, назначая генерала Муравьева преемником. Сперва, естественно, он назначается исполняющим обязанности, а уж потом – как и положено, легитимизируется через выборы. Никто, увидев такое обращение по телевидению, и не удивится – этого все давно ожидают. Правда, где-то через неделю нашему трехзвездочному генералу придется погеройствовать при установлении конституционного порядка в России. Массовые беспорядки в центре Москвы запланированы на следующую субботу, то есть ровно через неделю. Менты уже получили соответствующие инструкции. А уж мы постараемся, чтобы к карташовцам присоединилась всякая шантрапа – от скинов до футбольных «ультрас». Ох, и много же будет крови!