Продается дом с дедушкой - Маша Трауб

Игорь пытался объяснить Сашке, что жена быстро его к ногтю прижала, но тот не слушал. Встречался по первому требованию, давал взаймы, пытался пристроить его то в один журнал, то в другой. Игорь Сашку ненавидел. И чем дальше – тем сильнее. Тем более что в журнал его не взяли, из другого – выгнали за профнепригодность. Игорь за день работы умудрился нахамить редактору, довести машинистку до слез, надраться и начать лапать женщину, оказавшуюся женой редактора, пришедшей забрать мужа в театр.

Сашка тем временем напечатался в толстом журнале и издал книгу. Его вот-вот собирались принять в Союз писателей, всячески обласкивали и называли гением. Надежда дружила с женами нужных людей, умела найти подход, была мила и обаятельна. Комаровский на жену надышаться не мог. Игорь же злился все больше, считая, что Сашка занял его место. То самое, под солнцем, которое предназначалось ему. Сашка-то откуда? Из рабочих кварталов. А он, Игорь, из «кооперативных». В школе, где они учились, было четкое разделение на «кооперативных» и «рабочих». Кооперативные жили перед дорогой, ближе к парку, а рабочие – за дорогой, ближе к гнилому пруду. Рядом с дорогой шла открытая линия метро и подземный переход под ней. В этом переходе и происходили главные драки. Игоря один раз отметелили до кровавых соплей, и если бы не Сашка, то и нос бы сломали. После этого Игорь стал на всякий случай дружить с Сашкой. Тот жил в куцей однушке, а Игорь – в просторной двушке.

Игорь всегда дружил только со своими, кооперативными, а Сашка дружил со всеми. Нет, это просто невозможно, чтобы дружить и там, и сям. Всем нравиться. Даже золотая медаль Сашке на голову упала – учителя чуть ли не уговаривали его эту медаль получить. Завуч шумно рыдала на выпускном, директриса произнесла такую речь, будто кроме Сашки Комаровского других выпускников и не было вовсе. Игорь мстительно ухмылялся – зато он из кооперативных, а Сашка так и останется в своей рабочей однушке. Подумаешь, звезда!.. Пусть место свое знает! Жизнь все расставит по местам и вернет Сашку на землю.

Почему его всегда все жалели? Ну, умерли у него родители – Комаровский рано остался сиротой. Тоже мне, трагедия!.. Да Игорь просто мечтал остаться сиротой, лишь бы своих родителей не видеть! Нет, живут, пыхтят… А Сашка – один в квартире, хозяин. Сестра его старшая, которая опекуном стала, замуж вышла и жила отдельно. Приезжала, деньги оставляла, готовила еду на неделю и уезжала. Вот бы Игорю так! Почему Сашку все жалеют? Да ему завидовать надо! Свезло так свезло… «Ничего, жизнь его еще прижмет к ногтю!» – думал Игорь.

Но Сашке опять «свезло». Игорь как узнал об этом, так у него тик разыгрался. Тот самый, который «язык ящерицы». Губы до кровавой корки облизал!..

Как-то очень удачно и вовремя умерла бабка, оказавшаяся из графьев Комаровских, а вовсе не из рабочих, и завещала внуку дом в поселке художников на Соколе. Выяснилось, что давно покойный дед Сашки был художником, и не последнего ряда. А Игорь-то и не подозревал! Квартирка эта, пролетарская, оказалась тоже дедова. Он отдал ее единственной дочке, матери Сашки, на свадьбу – что-то там с зятем отношения не сложились. Игорь никогда не спрашивал у Сашки про родителей. Да ему и дела не было от зависти нутряной. А тут – вон как повернулось! – Сашка скакнул сразу через несколько ступенек! Теперь он на Соколе…

Игорь так и жил в своей двушке, которая вдруг стала не престижной, а маленькой, убитой квартиркой, отчаянно требовавшей ремонта. Игорь ненавидел свою квартиру – старые ковры, сервант, стенку, над которой так тряслась мать. Старый унитаз с вечно открытым бочком и сорванным сливом. Надо было засунуть руку в бочок, дернуть за резиновую грушу и смыть. Игорь ненавидел свою комнату с ученическим столом у окна, книжными полками, которые криво прибил когда-то отец. Да, у Игоря была полная семья – отец, мать. Он – единственный ребенок. Но как же он завидовал Сашке! Игорь так и остался в своем районе, который ненавидел. И теперь не Сашка к нему приходил в гости, а Игорь встречался с Сашкой у ворот его нового дома, чтобы не тревожить Надежду.

А потом у Игоря появилась Лариса. Из того периода жизни он помнил, что в квартиру стала приходить девушка, которая мыла, стирала, драила, готовила, переставляла мебель, копалась в шкафах, без конца что-то выбрасывала. Игорь, когда выпивал, называл ее Лялечкой. Лариса куда-то его таскала – он покорно шел. Ему даже нравилось за ней идти – она твердо знала, что им нужно делать дальше. Так она довела его до ЗАГСа, потом он прописал ее в квартире, а потом стал отцом ее детей.

Игорь прекрасно помнил, как однажды сорвался – высказал жене, что она его запилила и достала. Что ему все до чертиков надоело – и она, и кричащий ребенок, и ее сосиски с макаронами каждый день на ужин, и ее толстая жопа перед его глазами. Надо сказать, что в тот момент Игорь был трезвым как стеклышко и даже не с бодуна.

Жена молча развернулась и так же молча, с разворота влупила ему кулаком в ухо. Да так, что потекла кровь. Игорь осел, перепуганный, оглохший. Закричал, зажал голову.

– Перестань орать! Или еще получишь, – тяжело дыша, сказала жена.

Игорь с тех пор жены побаивался. Эта и убить может…

Ладно, жили и жили. Все так живут. Игорь с удивлением наблюдал, как жена меняется. Или она всегда была такой, а он не замечал? Она его ни во что не ставила – жила как хотела, воспитывала детей, как считала нужным. Все попытки Игоря объяснить, что он может зарабатывать литературным трудом, жена пресекала. «Писака недоделанный! Если руки из жопы, так этими руками только бумагу марать, а потом ею же подтираться», – говорила жена.

– Ты же должна понимать, – взвывал Игорь, – ты же тоже… творческий человек!

– Я из себя не строю, – отвечала жена, – я работаю.

И это было чистой правдой. Игорь сначала не верил, что у Ларисы никогда не было порывов, мыслей, стремлений. Ведь наверняка она мечтала об оркестре, о сольной карьере. Не о продавленном же стуле в ЗАГСе она мечтала! Но потом понял – да, Лариса была из другого теста. Все заболели, а она играет. Все развалилось, а она стоит – всегда на подхвате, всегда выручит. Она была постоянной, надежной. Выше головы не прыгала.

Откровенно говоря, как Игорь мало знал о друге детства Сашке, так же мало он знал о Ларисе. Не спрашивал, не интересовался: как она жила до встречи с ним, какой была маленькой, какими были ее родители, бабка или дед? Да не все ли равно? Лариса и Лариса. Жена…

Игорь поехал к Сашке домой, надеясь, что Надежды не будет дома и он сможет занять десятку. Но Надежда оказалась дома. Сашка быстро и как-то воровато выскочил к другу, не дослушав про «Птичье молоко», сунул пятерку и так же быстро скрылся в доме.

Игорь постоял еще немного. А вдруг Сашка снова выйдет и сунет ему вторую пятерку? Но потом поехал на Арбат, решив, что одна пятерка – лучше, чем ничего. Он купил «Птичье молоко», гвоздики – не красные, а белые – и, подумав, взял еще бутылку портвейна. Роясь в кармане, чтобы найти двушку – позвонить – и мелочь на метро, Игорь нащупал ключи. Видимо, он автоматически взял связку от квартиры Люси. Игорь тут же решил, что вернется – отдаст ключи и рубль (рубль ведь лучше, чем ничего – останется должен еще два) и поедет домой. Все-таки Люся не просто так, а секретарь в издательстве, такими связями не разбрасываются. Если уж и расставаться, то мирно. Поблагодарит ее за помощь, цветочки отдаст, а тортик – жене. Или наоборот: тортик Люсе, а цветы – Ларисе. Как пойдет… И не будет выглядеть подлецом в глазах Люси. Вдруг она уже хватилась денег? Записку-то он так и не оставил…

Полный решимости проявить благородство, Игорь поехал к Люсе. Он собирался позвонить в звонок, но дверь была приоткрыта. Игорь вошел и обнаружил Люсю в слезах на табуретке рядом с телефоном в прихожей.

– Что случилось? – спросил Игорь без всякого интереса. Успел только подумать, что не надо было возвращаться.

– Вы? Нашлись? – расплакалась Люся. – Я уже больницы обзваниваю. Хотела в милицию звонить – сказать, что вы пропали. Куда же вы делись?

– Вот, ездил… Торт купил и цветы. – Игорь вручил Люсе букет и торт.

– Для меня? – все еще не могла прийти в себя Люся.

– Ну, конечно! И вот еще! – Игорь достал бутылку портвейна, расстреляв последний шанс вернуться домой. – Нет! Подожди. Вот, я деньги брал… Три рубля. Возвращаю! Пока рубль, но верну, обещаю! Прости, что не написал записку и залез в твоего Островского. Это очень мило, что ты хранишь заначку в Островском…

– Почему? – Люся все еще всхлипывала, прижимая цветы к груди.

– Потому что тебе очень подходит Островский.

– Правда? Но зачем мне рубль? Да не нужно! Если бы вы сказали, что вам нужны деньги! Я сама не догадалась… Это я виновата!

– Люся, а почему ты мне днем не позвонила? Я ждал твоего звонка… – обиженно сказал Игорь.

– Ждали? Да? – ахнула Люся. – Я ведь чувствовала! Меня на обед не отпустили. Совещание было.