Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков

опричники, вооружённые в основном копьями, ринулись в лес, разметав пытавшихся остановить их ногайцев, и рычащая, гремящая оружием и бронями лава стала заполнять лес и вскоре исчезла в нём. На опушке остались несколько растерзанных тел да кровавый след, который тянулся от самого того места, где первоначально стоял опричный полк князя Никиты Романовича Одоевского.

Полк Правой руки, по сути дела разбитый и не представлявший уже организованной силы, способной на самостоятельные действия, был влит в Большой полк князя Михайлы Воротынского. Раненых распределили по деревням, по брошенным жителями дворам и лечили чем могли. Умерших тут же отпевали монахи серпуховской обители, хоронили, закапывали в скуделицах, присыпали землицей ряд за рядом. Лежали в тех ямах и тела Ермаковых казаков.

До сей поры историки не могут прийти к единому мнению по поводу численности союзного крымско-татарского, ногайского и турецкого войска. Степной интернационал на этот раз собрал огромные силы, и целью похода, как это уже не единожды сказано, был не грабёж, не разовая добыча, а уничтожение могуче поднимающегося на ноги молодого северного царства. И Бахчисарай, и Степь, и Константинополь почувствовали эту опасную силу и решили придушить её. Год назад Москва была сожжена. Камня на камне не осталось, бревна на бревне… И вот русская столица снова отстроена, в буквальном смысле поднята из пепла. Как птица Феникс! Их правитель князь Иван IV ведёт войну на северо-западе с Ливонией и её союзниками, чтобы приобрести новые земли, имеет успехи и набрался наглости провозгласить себя царём. С Речью Посполитой у него заключено перемирие, так что ни Польша, ни Литва его не беспокоили. Свои интересы великий московский князь не оставлял и на юге – всячески помогал тестю, кабардинскому князю Темрюку. Но Ногайская орда вышла из-под влияния Москвы, и Девлет Гирей надёжно подобрал под свою руку Теребердей-мурзу и его родню. Ногайцы давно мечтали вернуть себе Поволжье, благодатное устье великой реки, морские берега, Астраханскую крепость. А с такими союзниками, как крымцы и турки, эта мечта Степи могла превратиться в реальность. И Теребердей-мурза быстро собрал около двадцати тысяч воинов. К нему примкнули беглые астраханские татары. У них тоже горела в груди мечта вернуться домой, на Волгу, хозяевами и повелителями, потому как среди них были знатные мурзы, имевшие влияние и повелевавшие многими селениями и сотнями всадников. Весть о походе на север быстрее степного ветра, бездомного скитальца, разнеслась от моря до моря, достигнув и Кавказских гор, и оттуда в Сарайчик под бунчуки Теребердея прибыли отряды черкесов. Многие роды уходили из-под власти князя Темрюка и искали удачи в Великой степи. Константинополь тоже почувствовал, что долгожданный час пробил и наступил удобный момент взыскать с Ивана IV и его подданных за все неудачи и потери прежних лет[12]. В многочисленном войске Девлет Гирея двигалась турецкая артиллерия разных калибров, в том числе и тяжёлая, стенобитная, предназначенная для вскрытия толстых стен Московского кремля. Корпус янычар насчитывал до двадцати тысяч человек.

На этот раз, как казалось крымскому царю, мурзам и пашам, всё они предусмотрели, всё учли. Распределили роли и ринулись на Русь в силе невиданно великой.

Учёные предполагают, что главнокомандующий этого похода Девлет Гирей располагал войском численностью от пятидесяти до ста тысяч, а некоторые называют и вовсе невероятное число: сто двадцать тысяч воинов. Москва в то время могла выставить против них от тридцати пяти до шестидесяти тысяч человек войска, часть которого не могла участвовать в прямом столкновении, так как несла гарнизонную службу в городах и крепостях по Оке и в литовском пограничье. Вот почему и Сторожевой полк, и полк Правой руки оказались столь немногочисленны.

В Пискарёвском летописце сказано: «Лета 7080-го… прииде “царь” с великими похвалами и с многими силами на Русскую землю, и росписав всю Русскую землю, комуждо что дати, как при Батые. И прииде преже на Тулу и посады пожёг, и от Тулы к берегу»[13].

Ключевая фраза здесь: «…как при Батые».

Родня у Девлет Гирея была большая, и наделить предстояло всех и каждого: царевичей, дочерей, племянников, двоюродных и более дальних. Впрочем, русские земли обширны, городам и городкам нет счёта, и в мечтах крымского царя наделов вполне хватало всем. И сил для того, чтобы сломить волю князя Ивана, у него достаточно. Предстояло лишь сделать последний шаг: употребить эти силы так, чтобы обстоятельства сложились в пользу прежде всего Бахчисарая.

В ночь на 28 июля Девлет Гирей произвёл следующий маневр: поскольку русские основной силой стояли на московском берегу и держали под контролем броды и перелазы, он оставил перед Воротынским две тысячи всадников, приказал им с той же яростью продолжать попытки переправиться через Оку, а сам с главными силами свернул на Сенькин брод, который контролировали всадники Теребердей-мурзы. Ногайцу же, чамбулы которого уже добегали до окраин Москвы, приказал не торопить коней, перехватить дороги и броды на реках и ждать подхода основных сил. Девлет Гирей был доволен быстрыми действиями своего послушного союзника. Нужно было только следить за тем, чтобы тот не распустил войну на окрестности и не увлёкся добычей в русских селениях и городках. Это сразу ослабит войско, обременит обозы и сведёт на нет главную цель похода. Нет, размениваться на грабежи крымский царь не желал. Его поход на север вернёт Крыму и Великой степи славу Бату-хана и времена Золотой Орды.

Девлет Гирей пребывал в хорошем настроении. Он вёл силу, какой ещё не владел ни в одном походе. Её было достаточно для решительного удара, чтобы выбить из рук Ивана Казань, Астрахань и отбить у русских желание селиться в степном пограничье. Ему доносили, что московский Иван осмелился помышлять о Сибирских землях. Девлет Гирей усмехнулся: пусть сперва справится с черемисой, остяками и башкирами. Перед выступлением из Перекопской крепости Бахчисарай он выслал своих людей на Волгу, и там начались бунты и восстания, местная знать почувствовала иную силу и отказывалась признавать власть Москвы.

Ещё год назад хан послал в Москву нож, послам, посмеиваясь, сказал: мол, пусть Иван зарежется, его столица сожжена, города голодают, он плохой правитель и не достоин царского титула…

Иван не зарезался. Говорят, убежал вместе с казной куда-то в свои северные города. Трус!

Теперь, когда переправа завершена и русские не осмелились ударить по противнику на выгодной для себя позиции, на переправах, а продолжали стоять у Серпухова, Девлет Гирей приказал ускорить марш. Всё складывалось удачно. Он ликовал: об этом походе будут ходить легенды, о его доблести сложат песни.

После переправы через Оку хан продолжал ехать в седле. Толпа телохранителей и царевичей окружала его. От Перекопа до Москвы дорога долгая. Но на этот раз это была дорога на царство. Наступила пора восстановить то, что некогда было