Потрясение - Лидия Юкнавич

и киты. В сторону океана. Туда. Гудзон впадает в Атлантический океан – так в прошлом называли эту реку и этот океан вы, люди. А мы, звери, никак не называем эти водные пути. Нет такой необходимости. Наш язык не такой неуклюжий, как ваш. Наш язык течет, как вода в океане.

– Спасибо, – шепчет Лайсве под водой. – Прощай, Бертран.

Бертран уплывает.

Лайсве смотрит на его маленький хвостик и лапки, пока те не скрываются из виду. В зубах она сжимает монетку, мокрую от морской воды.

Мамонты и аксолотли

За неделю до облавы, разлучившей Лайсве и Астера, она искала информацию о двух водных объектах: реке Лене в Сибири и озере Сочимилько близ Мехико.

Лайсве пыталась вспомнить что-то о смерти и жизни, связанное не с человеческой историей, а с историей животных, водой и влечением. Однажды между заросших сорняками рельсов метро она нашла белый медальон в виде розы, вырезанный из кости животного. Вероятно, слоновьей. Она отнесла его в Омбард.

– Это не слоновая кость, – сказал старик-запятая. – Этот бивень намного старше. – Он рассмотрел медальон в лупу. – Он восходит к началу времен.

– Бивень мамонта? – прошептала Лайсве. Она знала, что перед Великим разливом и крушением мира люди стали находить бивни древних мамонтов – те торчали из земли и вечной мерзлоты по берегам Лены. Примерно в то же самое время аксолотли – нежно-розовые амфибии, которых Лайсве любила больше всех живых существ на свете, – начали мигрировать по каналам, берущим начало от озера Сочимилько. Мамонты давно вымерли, аксолотлям едва удалось избежать той же участи; это и пробудило ее любопытство.

Но больше всего ее занимали две другие темы. Первой была подпольная индустрия по торговле бивнями: как только бивни доисторических мамонтов стали находить в большом количестве, на них началась охота. Второй была способность аксолотлей отращивать оторванные конечности.

В Якутии, где люди всю жизнь с трудом перебивались охотой и рыбалкой в близлежащих лесах и реках, целые деревни внезапно разбогатели на «мамонтовой лихорадке». Бивни мамонтов – «ледяная кость» – пользовались особым спросом в Китае; китайцы закупали более восьмидесяти тонн «ледяной кости» в год. Столкнувшись с запретом на продажу слоновой кости, китайские резчики наводнили Якутию, охотясь за мамонтовыми бивнями. Для участников новой индустрии «ледяная кость» стала нежданным источником дохода; для ученых – потенциальной возможностью узнать недостающую информацию о мамонтах и причинах их гибели. Две противоборствующие силы – деньги и знания, деньги и выживание – вызвали смуту в обществе.

Сложно сказать, как повлияла мамонтовая лихорадка на нелегальную добычу бивней африканских слонов. Но Лайсве поняла одно: земля подбросила людям мамонтовые бивни как испытание, желая посмотреть, как они поступят. Когда прежде происходило нечто подобное – во времена алмазной или золотой лихорадки – у людей всегда был выбор. У Лайсве сохранилась сенсорное воспоминание из детства, вспышка на сетчатке, ряд крошечных движущихся изображений рядом с изображением матери, которое она носила в телесной памяти, – она уже видела бивни мамонта раньше. Они смотрели на нее из земли и, казалось, что-то говорили, но что именно, она не знала. Бивни тянулись к небу призрачными вопросительными знаками.

Однажды, вспомнила Лайсве, они с матерью встретили старателя, стоявшего по колено в мутной речной воде. Тот пытался выдернуть бивень из ила. У охотника на бивни был большой нож и ружье. Мать несла на спине брата. Замри как статуя, велела ей мать. Они спрятались за деревом. Когда Лайсве прислонилась спиной к его коре, дерево с ней заговорило. Это конец эпохи, сказало оно. Животные возвращаются: сначала их ископаемые останки, потом они сами. Перемещается вода.

Лайсве смотрела на мчавшуюся мимо реку Лену. Та уже смыла не одну деревню и унесла жизни многих людей.

Истории животных, растений и воды заставили Лайсве иначе воспринимать и человеческую историю. Она сказала об этом матери еще в раннем детстве.

– А что для тебя история? – однажды спросила ее мать.

Лайсве ответила перечислением, объединяя предметы в группы по три:

– Взрыв, космос, хаос. Растения, рыбы, животные. Коренные народы, среда обитания, мифы. Мечты, влечение, смерть. Набеги, воровство, колонизация. Деньги, корабли, рабство. Бог, товары и услуги, бойня. Война, власть, геноцид. Цивилизация, прогресс, разрушение. Наука, транспорт, города. Небоскребы, мосты, яд.

– Государства, сила, жестокость. Террор, восстания, тюрьмы. Коллапс, облавы, вода.

– Ясно, – ответила мать. А потом, чтобы успокоить дочь, рассказала историю.

– Знаешь аксолотля, Лайсве? – спросила она. – Его латинское название – амбистома мексиканум, а на языке науатль аксолотль означает «ходячая рыбка». Но он не рыбка, а амфибия. С рождения до половозрелости его организм никак не меняется. Поэтому ученые считают аксолотля образцовым организмом. Его тело способно делать то, что человек не может. Отращивать хвост, например. Или лапы. Ткань, из которой состоят его глаза, сердце, мозг. Нервную систему.

Аксолотли умеют дышать четырьмя способами, объяснила мама. Они могут дышать внешними разветвлениями жабр, которые называются фимбриями. А могут через кожу. Еще один дыхательный орган расположен у них во рту, в задней части горла – такой тип дыхания называется буккальным. Наконец, аксолотли умеют дышать легкими – любопытная эволюционная адаптация, ведь у большинства амфибий вместо легких жабры. Аксолотль может подплыть к поверхности воды, проглотить пузырек воздуха, направить его в свои крошечные легкие и некоторое время плыть так.

Под водой память Лайсве всегда обращается к матери вне зависимости от ее желания.

Материнские воды

Когда в ее памяти всплывает прошлое, она всегда думает о нем в настоящем времени. Как в кино, изображения ускоряются. Вспоминая свое первое погружение под воду и думая о матери, она вызывает к жизни воспоминание, существующее уже вне времени.

Когда Лайсве впервые ныряет в воду, она прыгает вслед за матерью. В мать стреляют – быстрая и верная смерть – за один шаг от посадки на корабль, который должен спасти им жизни. Увидев это, Лайсве не думает и не чувствует. Она прыгает.

Под толщей голубой воды она чувствует невесомую оболочку своего тела. К ней возвращается прежнее умение дышать в воде, жить в амниотическом море, ее жидкие легкие. Серо-зелено-голубая завеса воды кажется мутной лишь поначалу, потом зрение проясняется, и все становится ясным как день. Лайсве поворачивает голову, вертит руками и телом, кружится, пока ее стопы не касаются дна. Она подносит к лицу ладони и смотрит на них: прозрачные, но настоящие. Лайсве идет-плывет по дну океана, нащупывая дорогу к матери.

Вдали возникает темная фигура. Она растет и становится огромной, а когда наконец вырастает перед ней, Лайсве видит, что это