Люди Приземелья (сборник) - Владимир Михайлов

– И рация выключена, они нас не слышат, – сказал он. – Возможно, увлеклись внутренним ремонтом. Мало ли что могло случиться. А вдруг ребята пострадали?

– Или их там уже нет, – тревожно добавил Сенцов, убыстряя шаг. Раин взглянул на часы. Кислорода оставалось на двадцать с небольшим минут.

Внезапно Сенцов так резко остановился, что даже качнулся вперед – если бы не присоски на подошвах, он наверняка упал бы. Раин с разбега чуть не налетел на него. Сенцов негромко сказал:

– Посмотри-ка внимательно: это наша ракета?

Да, теперь они видели уже отчетливо, что ракета, лежавшая на эстакаде, была создана не на Земле, а в каком-то другом мире.

Как будто ничем особенным не отличались обводы этой чужой ракеты, они были даже, кажется, не очень красивы. Но вряд ли и хороший рисовальщик смог бы сразу воспроизвести их на бумаге…

Этот корабль казался порождением самого Пространства, в котором он скользил свободно и радостно. Это сразу чувствовалось даже при беглом взгляде на его длинное тело (оно было раза в полтора длиннее их корабля), хотя некоторые линии и выглядели непривычно для земного глаза – эти острые продольные ребра, шестигранный осиный перехват, вогнутые поверхности в носовой части. Но они были наверняка обусловлены какими-то требованиями Пространства, пока непонятными людям, как не были им понятны в свое время необычные законы дельтовидного крыла.

Сенцову подумалось, что такой корабль идет неуклонно, словно луч света, пронзая поля гравитации, как игла – мешковину. Спазма стиснула горло космонавта, и, возможно, это была спазма восхищения, но он торопливо опустил руку к поясу и немного поколдовал с кислородным краником.

– Это не наш корабль, – сказал Раин, подтверждая теперь уже очевидную истину.

Сенцов немного покашлял, глухо ответил:

– Да, красота какая… подойдем на минутку. Хоть рукой потрогать… зачем он там переходит в многогранник, а потом опять? Ракета, но какие странные дюзы…

– Нет, – возразил Раин. – Время.

– Ну, ведь два шага…

– Нет. Космонавты – это такие люди…

– Которые делают все вовремя? Цитируешь меня? Ничего не попишешь – придется возвращаться. Тут пусто, никто и не заходил: каждый след отпечатался бы в пыли.

– Они наверняка в следующем отсеке, – сказал Раин. – Мы идем правильно…

Оба направились к выходу. Раин с тревогой заметил, что двигался Сенцов уже не с такой легкостью, как раньше, и тяжелое дыхание его отдавалось в наушниках грозным шумом.

Ясно – силач Сенцов первым должен исчерпать запас кислорода, ему уже трудно дышать…

Словно прочитав мысли товарища, Сенцов глухо сказал:

– Ну – только не отставать… – и с заметным усилием зашагал быстрее.

В момент, когда до двери оставалось шага два, свет в зале внезапно погас, непроглядная темнота окружила их. Инстинктивно оба включили прожекторы. Раин первым нажал на ступеньку – дверь на это никак не отозвалась. Тогда за ним со злостью топнул по ступеньке и Сенцов… Чувствовалось, как площадка свободно оседает под ногами, где-то под ней, едва слышно в разреженной атмосфере, щелкали переключатели – но дверь не открывалась.

Сенцов обессиленно опустился на пол, хрипло сказал:

– Ну, теперь, кажется, влипли основательно…

Все попытки открыть дверь так ни к чему и не привели. Свет в зале также не зажигался. Сенцов и Раин немного отдохнули. Сенцов дышал все тяжелее – даже тот ограниченный кислородный паек, на который он сам себя посадил, подходил к концу…

Глядя на неподвижно лежавшие возле двери тела, никто не сказал бы, с какой отдачей работал сейчас мозг каждого, перебирая различные, самые невероятные возможности, ища способ в считанные минуты выбраться из этой мышеловки. Растерянности не было, потому что умирать можно только один раз, а они уже пережили и смерть и воскресение там, на поверхности. Сейчас была только воля – бороться до последнего.

– Подвела автоматика… – прохрипел наконец Сенцов, точно подводя итог размышлениям. – Вроде бы и прав оказался Азаров… Ну ничего – еще посмотрим…

– Автоматы автоматами, а мы – люди, нам положено быть умнее, – откликнулся Раин.

Сенцов с минуту помолчал.

– Что же, – проговорил он еще более протяжно и хрипло, – пока ничего другого не придумаешь, как только попробовать осмотреть ракету. Пока мы в силах. Ждать, пока автоматика одумается, поймет, что ребята мы в общем неплохие, и откроет нам дверь – конечно, самое простое… только ждать нам нечем… Что ты думаешь насчет ракеты, профессор?

– Примерно то же, – ответил Раин, поднимаясь. Если только окружающая атмосфера непригодна для дыхания, то ракета – единственная надежда. – Он сердито засопел. – Откровенно говоря, шлема все-таки снимать не хочется: что-то не верю я, чтобы здесь был кислород…

Сенцов утвердительно кивнул, потом, набравшись снова сил для разговора, сказал:

– Но по логике, если сейчас здесь живых нет, то должна быть инертная атмосфера – что-нибудь вроде благородных газов. Автоматам кислород не нужен, а в инертной атмосфере машины лучше сохраняются. Металл здесь есть, но следов окисления – никаких…

– Все равно проверить нам нечем, – сказал Раин.

– Вот – не додумались взять карманные анализаторы…

Раин хотел промолчать, но чувство справедливости победило, и он ответил:

– Они ни к чему были… Такое не предусматривалось…

– Не предусматривалось… Зато предусматривались непредусмотренные обстоятельства, – сказал Сенцов. – Особая необходимость предусматривалась…

Сенцов говорил все ленивее, точно засыпая после хорошего обеда. И вдруг Раину пришло в голову, что Сенцов нарочно задерживает дыхание, чтобы при разговоре не был слышен его тяжелый хрип. Хрипения действительно не слышалось, зато временами в наушниках что-то пощелкивало. Астроном понял, что Сенцов, чтобы не расстраивать его, отключал рацию и, видимо, следил за губами собеседника, чтобы включить, как только тот заговорит… У Раина перехватило горло – ему вдруг стало как будто даже стыдно того, что у него, судя по манометру, должно было хватить дыхания еще на пятнадцать, а может двадцать минут.

– Пошли к ракете! – решительно сказал Раин.

Сенцов попытался подняться, но ноги его подогнулись. Он все же удержался на ногах, и Раин почти поволок его к заднему, низкому концу эстакады.

Было ясно, что Сенцову не взобраться – на такое усилие он сейчас не был способен. Раин тоже был не в состоянии поднять товарища на двухметровую высоту, хотя при нормальном дыхании сделал бы это одной рукой: Сенцов во всем снаряжении весил здесь не более двадцати килограммов… Поэтому Раин оставил Сенцова сидеть, только прислонил спиной к первой опоре эстакады и включил его прожектор на полный накал, чтобы командир не чувствовал себя одиноким; экономить энергию сейчас уже не имело смысла…