Место летнего отдыха - Слоан Уилсон

– Это со старой яхты «Галлз уингз», – начала было она. – Помнишь… Поцелуй Кена не дал договорить. Они опустились на парус, на удивление мягкий. Чисто пахло коноплей и смолой. Она встала на колени рядом с ним и одной рукой начала расстегивать блузку. В полумраке она не казалась молодой. Ее лицо, обращенное вниз, выглядело усталым. Глаза стали больше, а плечи – тоньше. Неправильно истолковав его взгляд, она сказала, запнувшись:

– Я уже не такая красивая. Извини. Он поймал ее руку и притянул к себе.

– Я слишком тебя люблю, чтобы тратить время на разговоры, – только и смог вымолвить он.

Часть вторая

КОГДА-НИБУДЬ ТЫ ПОЙМЕШЬ…

Глава 9

После этого они не раз еще просыпались в предрассветный час, чтобы выйти в сырое утро на тайное свидание. Как полушутя, полусерьезно заметил Кен, на такое способны лишь по-настоящему влюбленные. Они устали шептаться, строя всевозможные планы. Им хотелось говорить, смеяться, кричать, но они понимали, что даже в эллинге нужно разговаривать шепотом. В пять утра, словно воры, они потихоньку выбирались оттуда по одному, непрестанно озираясь и боясь попасться кому-нибудь на глаза.

– Все это бессмысленно! – однажды утром с горечью заявила Сильвия. – Даже если Барт отдаст мне детей без скандала в суде, легче не станет. Может, я ненормальная, но я буду переживать за него. Я столько о нем заботилась! Разве можно бросить его здесь, на острове, наедине с Хаспером? Он сопьется и умрет. Он не будет есть и…

– Что-то нужно решать, – проговорил Кен.

– Будь мы оба подлецами, – ты бы наплевал на Молли, а я бы спокойно ненавидела Барта!

– Это невозможно, ты же знаешь.

– Знаю! Но что же делать?

– Я как-нибудь устрою, чтобы вы с Бартом поехали на юг. Это на время решит ваши проблемы.

Над остальным подумаем позже, смотря по тому, как пойдут дела.

Сильвия закусила губу. На нее нахлынуло ощущение надвигающейся беды.

Третьего сентября Джоргенсоны покинули Пайн-Айленд. Джон Хантер помахал рукой Молли на прощанье, а Сильвия, глядя на его одинокую фигурку на холме, чуть не плакала от жалости и к нему, и к себе. Кен обещал попытаться еще до зимы вызволить их с острова, но она сомневалась, что ему удастся найти выход из тупика.

Теперь Кен постоянно испытывал желание кричать на Хелен, словно хотел выместить на ней вынужденный шепот с Сильвией на острове. Они спорили, нужно ли им побывать в Буффало перед отъездом на зиму во Флориду. После того как Кен нехотя согласился – на две недели, – они не могли договориться, где жить: в отеле или дома у родителей.

– Если мы остановимся в гостинице, они обидятся на всю оставшуюся жизнь, – сказала уязвленная Хелен. – Что с тобой, Кен? Успех ударил тебе в голову?

– Нет, – уныло ответил Кен. – Просто я не люблю спать на диване.

– Не хватает роскоши?

– Длины не хватает, черт подери! – крикнул Кен. – Ноги некуда девать.

С момента их возвращения с острова у Кена быстро нарастало чувство раздражения. «Наверное, я несправедлив и жесток, – утешал себя Кен, – просто сдали нервы». Но все, что его окружало, производило на него отталкивающее впечатление, и он недоумевал, как не замечал этого раньше.

Дело было прежде всего в самом доме и идеальном, как на картинке, газоне перед ним. Старый Брюс Картер, часами ползая на карачках, пропалывал его, поливал и удобрял, злобными окриками отгоняя детей и собак. Газон отнимал у него гораздо больше времени, чем книги или газеты. При виде его, коленопреклоненного, за прополкой, можно было подумать, что он боготворит свой газон. «Может, так оно и есть», – думал Кен.

Потом эта его машина, голубой «Понтиак» прошлогоднего выпуска, который старик каждый вечер протирал тряпочкой, а к концу недели обязательно полировал, причем с нежностью. В его отношении к машине и газону – что-то непристойное, считал Кен.

Вид тещи, Маргарет Картер, тоже злил Кена – уж очень та напоминала свою дочь – поистине Хелен в квадрате. Кен подумал, что черты характера тещи, столь явные для окружающих, очень многое говорят и о Хелен.

Так же, как старый Брюс подолгу тер машину, Маргарет чистила серебро и натирала жидким воском мебель и полы. Шум пылесоса в доме не прекращался. Стиральная машина и сушилка на кухне работали постоянно, и, если какое-нибудь полотенце или простыня не сверкали ослепительной белизной, Маргарет тут же запускала их обратно в машину; в результате белье быстро изнашивалось.

Кен полагал, что, благополучно объединив в своем сознании чистоту со стерильностью, она сравнивала способность к воспроизводству потомства с грязью, во всяком случае, поступала соответственно. Собак в дом не впускали, потому что они портят ковры, но кошек Маргарет любила. У нее было три кошки, и всех кастрировали. Даже очень породистая, персидская, не продолжила своей родословной, поскольку должна была служить для Маргарет забавой и только.

Она постоянно суетилась вокруг Молли. И Кена больше всего тревожили мысли о том, что будет с дочерью, если Хелен после развода переберется к Картерам. На свое четырнадцатилетие Молли получила от Маргарет в подарок кипу детской одежды размером на девочку разве что лет десяти. Старой леди хотелось, чтобы Молли носила в волосах банты, бурно протестовала, стоило той слегка подкрасить губы, и высмеяла Молли, когда она, краснея, призналась в своем желании иметь лифчики. Услышав, как Молли просит мать подкупить ей гигиенических пакетов, обескураженная Маргарет воскликнула:

– Неужели, детка, у тебя уже начались месячные? Это ужасно, ты же еще совсем ребенок!

Вскоре после приезда в Буффало Кен повидался со своими финансовыми советниками и с Берни Андерсоном. Выяснилось, что выгодно проданы права на дочерние предприятия «Марфэба», и вместе с ежегодными поступлениями от компании, купившей «Марфэб», дивидендами с акций, гонорарами за консультации фирме годовой доход Кена составил около ста тысяч долларов. Кен согласился вступить в дело, но сказал, что активно подключиться к работе сможет лишь после того, как уладит кое-какие личные проблемы. Берни не стал уточнять, какие именно; он знал Хелен уже давно. Следующую встречу они назначили ориентировочно на середину зимы в Париже.

Узнав, что дела у Кена идут в гору, а не наоборот, как она боялась, Хелен спросила:

– Скажи, Кен, раз нам так повезло, не могли бы мы сделать что-нибудь для мамы с папой?

– Например?

– Я хочу купить им новый дом. Я знаю, это дорого, но если мы действительно так богаты…

– Конечно, – ответил Кен и про себя, усмехнувшись, подумал: покупка дома для Картеров может смягчить горечь надвигающегося развода. Эта мысль немного притупляла угрызения совести.

В процессе поисков дома еще более отчетливо проявился характер Картеров. Маргарет, не стесняясь, объявила агентам по продаже недвижимости, что не желает соседства с евреями и свой дом тоже ни за какие деньги не продаст евреям, поскольку не хочет предавать бывших соседей и друзей.

– Не видать бы вам нового дома, если бы не еврей, – не удержался Кен. – Мой компаньон как раз еврей, а идея организовать собственное дело принадлежит ему.

– О, я знаю, они очень ловкие дельцы, – ответила Маргарет.

– В данном случае это совсем не так. А все-таки, продали бы вы свой дом Берни?

– Не сомневаюсь, он прекрасный человек, но ведь дай просочиться одному, спасу от них не будет. Это нечестно по отношению к нашим соседям.

– Пожалуйста, не спорь с мамой, – вмешалась Хелен.

По мере продолжения поисков Кен выяснил, что Маргарет не желает жить по соседству не только с евреями, но и с католиками. И, уж конечно, никаких поляков и итальянцев, которые за последнее время так разбогатели, что их дома не отличить от прочих: тут надо быть особенно осторожным. Само собой разумеется, следует избегать негров, которые, как доложил агент, проникают в старые районы города. Никаких школ поблизости: дети, беготня – слишком шумно.

– Итак, – однажды вечером сказал жене Кен, – мы ищем место, где рядом нет евреев, поляков, итальянцев, негров, детей, католиков. Правильно?

– Не придирайся, – попросила Хелен.

– Я только хочу внести полную ясность. Знаешь, когда я был маленьким, нас, шведов, в Небраске не очень жаловали. Вы здесь тоже против шведов?

– Конечно нет. Что с тобой, Кен? Ты никогда не был таким злым!

Наконец дом был найден. Он располагался на бедной пригородной улице и представлял собой – вместе с участком – нечто вроде большого калифорнийского ранчо. Этот самый большой и самый дорогой дом в округе смотрелся столь нелепо на фоне остальных, что никто не хотел его покупать и посреднику пришлось сбавить цену с шестидесяти до сорока тысяч долларов.

– Это как раз то, что надо! – воскликнула Маргарет.

Как-то на рассвете на следующий день после того, как был найден дом «что надо», Молли выбралась из спальни и прокралась из комнаты матери вниз, в гостиную, где спал отец. Как была в ночной рубашке и кимоно, она присела на диван у него в ногах. Он открыл глаза и улыбнулся.