Майор Пронин и тайны чёрной магии - Лев Сергеевич Овалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Контрреволюционное прошлое Прибыткова позволяло ждать от него контрреволюционных действий и в настоящем.
Матвеев внимательно проверил, какие взаимоотношения были у Прибыткова с Савельевым. По всем данным между ними были отличные взаимоотношения.
Савельев был примерным трактористом и со стороны инженера МТС к нему не могло быть никаких претензий. Савельев умело обращался с доверенной ему машиной; со стороны Савельева тоже не могло быть претензий к Прибыткову, его трактор вовремя и хорошо ремонтировался, короче говоря, по части производственных отношений всё у них было в порядке.
Каких-либо личных отношений между Прибытковым и Савельевым не было, но в последнее время Савельев что-то зачастил ходить к Прибыткову на квартиру, в последнее время Савельев сплошь да рядом проводил у Прибыткова на квартире целые вечера, говорили, что Савельев придумал какое-то усовершенствованье для культиватора и Прибытков помогал ему оформить изобретенье, сам Савельев не только не мог сделать, он не мог даже толково изложить в письменном виде свои мысли.
Был Савельев у Прибыткова и за день до своей смерти.
– Но для чего, для чего Прибыткову потребовалось уничтожить Савельева? – спросил Пронин прокурора. – Я не вижу целеустремлённости.
– Не мне разъяснять вам природу классовой борьбы, Иван Николаевич, – снисходительно сказал Матвеев. – Классовая ненависть! Классовая ненависть была той скрытой пружиной, которая двигала поступками Прибыткова. Чем явственнее становятся победы социализма, тем ожесточеннее становится сопротивление умирающих классов. Прибытков действовал, как вражеский снайпер. Савельев был лучшим трактористом МТС, и он подстрелил его, подстрелил из-за угла…
– Это довольно-таки порочная теория – возразил Пронин. – Я думаю, что преступник всегда хочет извлечь из своего преступления какую-то непосредственную пользу. Убивая Савельева, Прибытков скорее мог потерять, чем приобрести.
– Неужели надо сослаться на Ленина? – возразил в свою очередь Матвеев. – Буржуазия, ослеплённая классовой ненавистью, очень часто теряет там, где рассчитывает приобрести.
– Ладно, оставим теоретические споры, – примирительно произнёс Пронин. – Ты мне лучше скажи, как ты нащупал след, приведший тебя к Прибыткову.
– А очень просто – сказал Матвеев. – В данном случае не могу не похвалиться своей проницательностью.
Он достал из кармана конверт, извлёк из него какое-то письмо и торжественно положил его перед Прониным.
– Вот – сказал он, – документ, приведший меня к Прибыткову.
Да, перед Прониным лежало письмо:
«Гражданин прокурор! Заинтересуйтесь гражданином Прибытковым. Он есть виновник смерти П. Н.Савельева. Контрреволюция не успокаивается истреблять наших людей и тех, кто стоит у неё на дороге. Я бы написал больше, но и сам опасаюсь за свою жизнь. Не мне вас учить, вы и сами во всём разберётесь».
Подписи под письмом не было.
– Да… – задумчиво сказал Пронин. – Анонимка…
– Да, анонимка, – сказал Матвеев. – Но что из того? Разве анонимки не содержат иногда правды?
– Нет, я не к тому – сказал Пронин. – Я просто думаю…
Он принялся рассматривать письмо. Лист обыкновенной почтовой бумаги. Дешёвая линованная почтовая бумага, какая продаётся во всех газетных киосках, в почтовых отделениях, в писчебумажных магазинах. Написано письмо обычными фиолетовыми чернилами, какие продаются тоже решительно везде и какими пишут обычно все школьники, обычный старательный ученический почерк с обычным наклоном вправо, хотя некоторые линии выведены как бы дрожащей рукой, может быть дрожащей далее нарочно. Судя по оборотам речи, письмо написано взрослым человеком, а не подростком и не продиктовано подростку, в таких делах избегают лишних свидетелей. Написано письмо очень осторожно, никаких фактов, никаких доказательств, на Прибыткова только брошена тень, честь собрать доказательства и обосновать обвинение автор письма уступил своему адресату, что тот и выполнил. Очень обычное письмо.
Сколько анонимок перевидал Иван Николаевич за свою жизнь!
Автора такого письма установить невозможно.
– Конверт? – спросил Пронин.
Матвеев положил перед Прониным конверт.
Конверт тоже ничего не давал для поисков отправителя. Обычный конверт, какой можно приобрести в любом почтовом отделении. Тот же почерк. «Станица Улыбинская. районному прокурору. Лично и секретно». И – всё. Судя по штемпелю, отправлено два дня назад, опущено в почтовый ящик здесь же в станице Улыбинской. Установить отправителя, конечно, невозможно.
– Д-да, – задумчиво повторил Иван Николаевич. – Я бы предпочёл иметь более весомого свидетеля.
– Значит, вы считаете, что анонимкам верить нельзя? – обидчиво спросил Матвеев.
– Нет, почему же, – неопределённо отозвался Иван Николаевич. – Им нельзя придавать большого значения, но и нельзя ими пренебрегать. Кто знает, почему человек скрывает своё имя, может быть это клеветник, а может быть он и в самом деле боится за свою жизнь…
Пронин хотел представить себе, как построил Матвеев своё умозаключение.
– Ну, а как всё-таки Прибытков отравил Савельева?
– Здесь может быть несколько вариантов, – многозначительно ответил Матвеев. – Савельев мог зайти к Прибыткову по дороге домой, мог зайти к Прибыткову в кабинет перед уходом с работы, выпил у него в кабинете стакан воды, а тот и подсыпал яд, да мало ли ещё как, до этого нам ещё предстоит докопаться…
Пронин опять принялся рассматривать письмо.
– Во всяком случае, – посоветовал он Матвееву, – я бы пошёл не по линии изобличения Прибыткова, а по линии поисков автора этого письма. Если только это не фантазёр, делающий безответственные умозаключения на основании слухов о прошлом Прибыткова, этот человек, осведомлённый о преступлении, следовательно или сообщник, или свидетель, очень близко стоящий к преступнику.
– И тем временем, пока я буду искать автора письма, позволить Прибыткову замести все следы? – раздражённо отозвался Матвеев. – Нет, Иван Николаевич, не такого совета ждал я от вас!
Пронин видел Матвеева насквозь.
– Ты, конечно, хочешь, чтобы я посоветовал тебе арестовать Прибыткова?
– Да. И потом уже собирать доказательства. Только так!
– Нет, нет, я категорически против – сказал Пронин. – Оставь Прибыткова в покое, его нельзя ещё трогать, анонимка – не доказательство.
– Конечно, дело не в анонимке, – сказал Матвеев. – Но я уже установил подозрительную близость Прибыткова с Савельевым предшествовавшую смерти Савельева. И принимая во внимание прошлое Прибыткова…
– Которое, кстати, никак не подтверждается его деятельностью в МТС, – сказал Пронин. – Мы слишком часто устремляемся в прошлое, пренебрегая настоящим.
– Вы что же, ставите под сомнение всю прошлую работу наших карательных органов? – спросил Матвеев.
– Нет, не всю, но многое ставлю под сомнение, – сказал Пронин. – Вспомни решения двадцатого съезда, постановление ЦК о культе личности…
– Если бы Прибытков был неправильно осуждён, – возразил Матвеев, – он давно добивался бы реабилитации!
– У всякого свой характер, – возразил в свою очередь Пронин. – Человек – сложное существо и не всегда легко его понять.
– Нет, я не понимаю, почему это вы берёте Прибыткова под защиту, – перебил Матвеев Пронина. – Правильно говорили в крайкоме, что вы постарели, вы утрачиваете ощущение борьбы…
– Что ж, выступи с этим на районной конференции – насмешливо
