Смерть хлыща - Рекс Стаут

Повесив трубку, он повернулся ко мне и сказал:

– Свяжись с мистером Джессапом. – Потом нахмурился и добавил: – Пожалуйста.

Представляете, как трудно быть со мной на равных?

Поскольку я четырежды звонил в контору окружного прокурора в Тимбербурге, пытаясь добиться встречи, лезть в записную книжку за номером телефона мне было ни к чему. Я дотянулся до аппарата, снял трубку, сообщил ответившей мне девушке, что Ниро Вульф желает переговорить с мистером Джессапом и несколько секунд спустя услышал голос Джессапа:

– Мистер Вульф?

– Это Арчи Гудвин. Соединяю вас с мистером Вульфом.

И снова могу передать вам лишь то, что слышал сам: «Мистер Джессап? Ниро Вульф. С вами обо мне говорил мистер Вил… Да, он так и сказал мне. Я хочу с вами побеседовать, Желательно – не по телефону… Да… Конечно… Сегодня было бы лучше… Да, понимаю… Нет, я звоню из Лейм-Хорса, из кабинета мистера Вудро Степаняна… Нет. Лучше договоритесь с мистером Гудвином.»

Он протянул мне трубку. Я взял ее и произнес:

– Арчи Гудвин.

– Вы знаете, где находится усыпальница Уэдона?

– Да.

– Я выйду минут через десять-двадцать, и встретимся там. С вами будет еще кто-нибудь, кроме мистера Вульфа?

– Нет.

– Хорошо.

Он повесил трубку. Я повернулся к Вульфу;

– Мы договорились встретиться возле усыпальницы Уэдона, которая находится ближе к нам, чем к Тимбербургу. Милях в десяти отсюда.

– Кладбище?

– Нет. Много лет назад некий Уэдон вбил себе в голову, что попытается выращивать там пшеницу, и, как гласит молва, умер от голода. Впрочем, я в этом сомневаюсь. Джессап не хочет встречаться у себя, поскольку контора шерифа находится в том же здании суда.

Я взглянул на наручные часы. Было без пяти пять.

– Я позвоню мисс Роуэн и предупрежу, что к ужину мы не опоздаем.

Пока я звонил, Вульф осматривал экспонаты. Выйдя из кабинета, я рассчитывал увидеть Вуди, но его на месте не оказалось. Я разглядел его среди небольшой кучки зевак возле универмага, которые следили за гонкой или, скорее, за погоней. Тщедушный человечек в джинсах и без рубашки приближался к нам, улепетывая от толстой краснолицей женщины с длинным кожаным кнутом. Завидев публику, человечек завопил:

– Свяжите ее! Черт побери, да свяжите же ее!

Поравнявшись с нами, он споткнулся и чуть не упал, в самый последний миг увернувшись от удара кнутом. Женщина буквально наседала ему на пятки, когда они скрылись за углом дома.

Вульф вопросительно посмотрел на меня.

– Местная достопримечательность, – пояснил я. – Можно лицезреть примерно раз в месяц. Мистер и миссис Нов Барнес. Она печет и продаст хлеб и пироги, а он таскает выпечку и покупает спиртное у некой Генриетты. Знатоки считают, что она не прячет от мужа всю выпечку, потому что это повредило бы представлению. А он кричит: «Свяжите ее!» – потому, что пару лет назад выходивший из универмага ковбой, который только что приобрел лассо, завидев погоню, сумел набросить его на миссис Барнес и спасти беднягу от возмездия.

– Это ее хлеб мы ели за завтраком?

– Да. Вы съели четыре куска.

– Неплохо, совсем неплохо.

Он подошел к машине и забрался внутрь. Я сел за руль, запустил мотор, и мы выехали. Когда позади осталось три или четыре мили, Вульф заговорил:

– Ты нарочно наезжаешь на ухабы.

– Нет. Это такая дорога. Попробуйте сами не наехать на ухаб. К тому же мы не в вашем «героне» со специально изготовленными рессорами – Бух! – Вас не затруднит обсудить со мной предстоящий разговор с Джессапом?

– При такой-то тряске? Очень затруднит. Я на месте решу, как и о чем говорить с ним.

Если вам взбредет в голову посетить усыпальницу Уэдона, то вы должны знать, как ее найти. Ни указателя, ни особой дороги вы не увидите, хотя в былые времена дорога, должно быть, все-таки существовала. Теперь же, сразу за небольшой тополиной рощей, примыкающей к шоссе, и перед акведуком, вы сворачиваете вправо, съезжаете на сухую траву – сухую в августе, – огибаете подножие холма и следуете вдоль неглубокого каньона. Каких-то две сотни ярдов – и вы на месте. Впрочем, особой радости оно вам не доставит. От дома с крышей остались одни развалины, из которых в разные стороны торчат стропила и бревна. С другой стороны, если вас привлекают мощи, то вокруг разбросано вдосталь костей, которые изредка перебирают и потом бросают немногочисленные туристы. Джонни Уотер уверяет, что некоторые из этих костей принадлежали Уэдону, но сам признает, что не является признанным авторитетом в этом вопросе.

Машину Джессапа, темно-синий, седан я знал, но здесь ее не было. Кроме того, что я вам описал, не было вообще ничего и никого, Я развернул машину, заглушил мотор и сказал:

– Есть предложение. Если он усядется сзади, то вам придется повернуть голову, чтобы разговаривать с ним. Если же вы переберетесь назад, а он сядет на переднее сиденье, то крутить головой придется уже ему.

– Я никогда не веду важных разговоров, сидя в автомобиле, – отмахнулся Вульф.

– Ничего подобного. Один раз у вас состоялся такой разговор с мисс Роуэн, один раз со мной, да еще пару раз. У вас замечательная память. Вы сами как-то раз изволили заметить, что одно из главных достоинств памяти – это способность начисто отбрасывать то, что мы хотим забыть. К тому же – где еще здесь сидеть? Могильных плит в этой усыпальнице нет.

Вульф распахнул дверцу, пятясь выбрался наружу, открыл заднюю дверцу и заполз на заднее сиденье. Я развернулся, придирчиво осмотрел шефа и сказал:

– Совсем другое дело. Когда-нибудь вы поймете, до чего я все-таки ценный помощник.

– Фу. Почему тогда я здесь, в двух тысячах миль от дома?

– Чтобы поспособствовать торжеству правосудия. Оправдать невинного. Теперь о Джессапе. Чтобы лучше понять его натуру, вам следует знать, что родился он в Монтане, ему сорок один год и у него трое детей, в которых он души не чает. Окончил университет Монтаны, что в городе Миссула. В отчете я не упомянул слова Лютера Доусона, который сказал, что Джессап всегда мечтал стать судьей и… А вот и он.

Поскольку, как я уже говорил, я развернул машину, нам не пришлось выпячивать шеи, чтобы увидеть «форд», который вынырнул из-за холма и теперь трясся вдоль каньона. Ярдах в двадцати от нас машина остановилась, потом снова поползла вперед, развернулась и поравнялась с нашей. Джессап вылез, кивнул мне, подошел к задней дверце, сказал: «Я Том Джессап» – и протянул руку.

Сперва мне показалось, что Вульф подложит мне свинью и проявит свой нрав, но он протянул руку, сказал: «Я Ниро Вульф» – и допустил физический контакт. Джессап заметил, что наша машина более вместительна, чем его «форд», мы с этим согласились, и он начал огибать ее с другой стороны. Я открыл переднюю дверцу. Джессап понял намек и забрался на переднее сиденье.

– Я приехал, чтобы выслушать мистера Вульфа, – обратился он ко мне, – но сначала хотел бы кое-что уточнить. Вчера вы сказали, что не знаете, почему одно важное лицо интересуется этим делом, теперь же выясняется, что… Словом, вы ввели меня в заблуждение, да?

– Теперь послушайте вы, – сказал я. – Вместо того, чтобы набрасываться на меня с упреками, вы могли бы просто спросить. И я бы ответил, что понятия не имел о вмешательстве мистера Вульфа до вчерашнего вечера, когда увидел, как он выбирается из такси. В доказательство правдивости своих слов приведу такой аргумент: знай я наперед о приезде мистера Вульфа, я бы безусловно отправился встречать его – если не в Хелену, то хотя бы в Тимбербург. Впрочем, сейчас это не столь важно, поскольку вы подозреваете, что отчет потребовался генеральному прокурору именно для мистера Вульфа.

– Не подозреваю, а знаю. – Джессап развернулся и посмотрел на Вульфа. – Мистер Вульф, я поставлен здесь для того, чтобы блюсти закон. Высшее должностное лицо обратилось ко мне с просьбой отнестись к вам с пониманием, а также…

– Разве он не попросил, чтобы вы оказали мне содействие?

– Возможно. Но я стараюсь прежде всего выполнять свой долг перед избирателями. Буду с вами откровенен. Никогда прежде генеральный прокурор не обращался ко мне с подобной просьбой. Поэтому, если не возникнет крайняя необходимость, мне бы не хотелось ему отказывать. В свою очередь, я прошу вас быть со мной откровенным. Скажите, какой рычаг вы использовали, чтобы убедить мистера Вила обратиться ко мне.

Вульф кивнул.

– Я вполне понимаю, чем вызван ваш вопрос, и многие представители закона на вашем месте даже не удосужились бы его задать. Мистер Вил называл какие-либо имена?

– Только ваше… и мистера Гудвина.

– Тогда я не смогу полностью сравняться с вами в откровенности. «Рычаг» – слишком сильно сказано. У меня нет никаких связей в Монтане – ни политических, ни профессиональных, ни даже личных, но один мой нью-йоркский знакомый всеми этими связями обладает. И при этом хорошо ко мне расположен. Поскольку мистер Вил умолчал про него, я тоже не стану называть его имя, но человек он честный, достойный и обязательный. Думаю, что он просто обратился к мистеру Вилу с просьбой. И уж совершенно убежден, что он не использовал никаких рычагов. Впрочем, я не уверен, готовы ли вы поверить мне на слово, поскольку вы меня не знаете.