Измена командармов - Андрей Владиславович Ганин

буфете на вокзале можно было достать все, чтобы хорошо поесть, и даже выпить рюмку водки. Там толпилось много разного рода люду, но преобладала серая масса людей в солдатском одеянии. Многие, как и я, несколько дней не брились и не умывались, были с грязными ногтями, наивно надеясь этим скрыть свое действительное положение»[142].

Судя по всему, П.С. Махров потерял связь с Махиным 3 февраля 1918 г. в Гомеле. Махров затем доехал до Полтавы, где проживали его родственники, а Махин отправился в Москву.

В посвященном Махину некрологе Махров отметил: «Отличительной чертой этого выдающегося офицера Генерального штаба было то, что он был чужд всяких шаблонов, всякой схоластики и очень быстро оценивал обстановку и принимал соответствующие решения. Это был неутомимый работник и совсем не штабная белоручка. Всегда, как только нужно было разобраться, что происходит в действительности на передовых линиях, посылали подъесаула, а потом капитана Махина. Для него не было на войне невозможного. Где на автомобиле, где верхом, где пешком, в дождь, в вьюгу, [в] зимнюю стужу, всюду он исполнял ему данные поручения и всегда блестяще.

Уже перед Первой мировой войной, любя превыше всего свободу, он был революционером и даже вошел в соц[иал]-рев[олюционную] партию»[143].

Выше уже упоминался адвокат И. Я. Герман. По-видимому, этот человек, состоявший в ПСР, сыграл определенную роль в том, что Махин оказался одним из ключевых военных экспертов ПСР, а затем был внедрен в Красную армию. Как свидетельствовал П.С. Махров, «Иван Яковлевич Герман был идеалист и оптимист с большой волей и настойчивостью. Глубоко преданный идее Учредительного собрания, он не испугался 25 октября и считал своим долгом продолжить борьбу с узурпаторами власти. Он сблизился с Генерального штаба полковником Федором Евдокимовичем Махиным, бывшим начальником службы связи штаба Юго-Зап[адного] фронта, и нашел в нем драгоценного сотрудника.

Махин вполне разделял идею Германа, т. е. борьбу за Учредительное собрание, и записался в партию социалистов-революционеров, что, однако, держал в тайне. Оба они считали, что для борьбы нужно создать хорошо организованную, хотя бы небольшую армию, но состоящую из людей, верных идее Учредительного собрания. Таковых они видели главным образом в лице партийцев социал-революционеров.

Как-то в средине ноября [1917 г.] Махин зашел ко мне в штаб и поделился со мной их планом создания “Народной армии Учредительного Собрания”. Они намечали своей базой район Ставрополя, куда и решили, пользуясь стихийной демобилизацией, отправлять оружие и всякого рода снабжение. Он же мне предложил стать во главе будущей армии и принять теперь же активное участие в их деятельности. Я от этого отказался не потому, чтобы я не сочувствовал идее Учредительного собрания, а потому, что я скептически относился к социал-революционерам, выявившим свое лицо в керенщине.

Идея же их создать армию из верных партийцев социал-революционеров казалась мне плодом необузданной фантазии, что я и высказал с полной откровенностью Махину. Я знал, что офицеры, испытавшие на себе глумление над ними комиссаров Керенского, видевшие, как социалисты-революционеры отнеслись к Корнилову и Деникину, в эту армию не пойдут.

После разгона Учредительного собрания Герман уехал в Житомир, где и поместил свое управление в Римской гостинице, продолжая организацию отрядов для защиты Учредительного собрания. В Житомире он вошел в контакт с начальником снабжений фронта генералом Бреслером и инспектором артиллерии генералом Глинским. Ко времени моего приезда с Махиным в Житомир, т. е. 30 января 1917 года, Герман располагал остатками Самурского пех[отного] полка и двумя организованными им баталионами. Один назывался “баталион смерти”, другой — “баталион свободы, равенства и братства”. Самурским полком командовал полковник Акчеев, “баталионом смерти” — ротмистр Попов, а баталионом “свободы, равенства и братства” ротмистр Лодыжинский. Кроме того, был еще какой-то “революционный” Лысонский баталион под командой не то капитана, не то подполковника Х (фамилия точно мне не была известна)»[144].

В книге В. Ф. Владимировой цитировалось показание бывшего помощника украинского комиссара Юго-Западного фронта и революционного главнокомандующего фронтом эсера Ф. Е. Кудри на процессе ПСР: «Юго-Западный фронт не находился в руках большевиков, поэтому здесь эсеры начали подготовительные работы по организации будущего белого фронта. Бывший председатель местной комиссии по выборам в Учредительное собрание Иван Яковлевич Герман (с.-р.) быстро перестроил свой аппарат по выборам в аппарат по мобилизации военных спецов для будущего фронта. Он начал перебрасывать командный состав: группу [под]полковника Махина и других эсерствующих — в Москву и на Волгу для размещения в красные части»[145].

В воспоминаниях П.С. Махрова есть зачеркнутый текст, касающийся переезда Махина в Москву. Этот текст, однако, можно прочитать: «После пререканий, чуть ли не дошедших до вооруженного столкновения, Герман добился, чтобы его эшелон был направлен в Ставрополь якобы на базу демобилизации Самурского полка, а вагон-теплушка, в котором помещался Герман с женой и [под]полковник Махин и еще несколько лиц, по настоянию Германа, был прицеплен к поезду, шедшему на Москву.

Какую цель преследовали Махин и Герман, следуя в Москву, мне не было известно, тем более что оба они были сторонниками Временного правительства и могли быть каждую минуту там арестованными. В мае месяце я получил весть от Махина, извещавшего, что он поступил на службу в Красную армию и приглашал меня делать то же. Зная политические убеждения Махина, бывшего социалистом-революционером, его поступок был для меня необъяснимым»[146].

Махин состоял в специальной военной комиссии ПСР[147]. В 1918 г. он по приказу ЦК партии поступил на службу в Красную армию[148]. Как впоследствии вспоминал Г.И. Семенов (Васильев), некоторое время возглавлявший в ПСР красноармейский отдел, «мы сосредотачивали особое внимание на работе в красноармейских частях: на вливании в формирующиеся части возможно большого количества наших людей, подборе нашего командного состава для этих частей и создании наших ячеек»[149]. Таким путем подполковник Махин оказался в рядах Красной армии, где вскоре достиг высоких постов.

На судебном процессе эсеров в 1922 г. Семенов (Васильев) показал: «У нас была связь со штабом Красной армии через посланного нами туда помощника [К.А.] Мехоношина. При его посредстве мы проводили на ответственные командные посты своих людей. Начальником штаба красноармейской пехотной дивизии был назначен поручик эсер Тесленко, через последнего — командирами двух полков этой дивизии — эсеры. Командиром артиллерийской бригады — эсер полковник Карпов, который подбирал в бригаду эсеровских людей; командиром одной из бригадных батарей — эсер Блюменталь, эсер прапорщик Прокофьев — зав[едующим] хозяйственной частью, эсер Попов работал в канцелярии бригады. Командир химического батальона, меньшевик, был назначен на ответственный пост в Главное артиллерийское управление»[150].

Практически о том же свидетельствовал