Высоцкий и его песни - приподнимем занавес за краешек - Людмила Томенчук

Низкогрудый, плоскодонный,

Отягченный сам собой,

С пушкой, в душу наведенной,

Страшен танк, идущий в бой.

<...> Замечательно! Да и можно ли вообще что-то показать словами, не давая предметам признаков? Можно. В частности, это делает Высоцкий:

Звонко лопалась сталь под напором меча,

Тетива от натуги дымилась.

Смерть на копьях сидела, утробно урча,

В грязь валились враги, о пощаде крича,

Победившим сдаваясь на милость.

Привожу этот пример, так как в нем, во-первых, нет ни одного эпитета, во-вторых, он чисто изобразительный; несмотря на обилие глагольных форм, это картина боя, а не сам бой -- помните средневековые картинки в учебнике истории: туча стрел, нимб над князем и брызги крови из срубленных голов. Высоцкий пишет статику необычно -- без определений: он и так видит"81*.

Здесь есть намек на вопрос, сформулируем его и поищем ответ. Но сначала проясним некоторые частности. В школе нам действительно твердили, что главное средство выразительности художественной речи -- эпитет. Но потом стало ясно, что языковые средства выразительности -- не оркестр с постоянным солистом, а ансамбль солистов, каждый из которых в том или ином стихе может сыграть ведущую партию. Вот завораживающая, по крайней мере меня, строчка из Высоцкого:

Был развеселый розовый восход.

И что же, мой настрой преимущественно создает эпитет развеселый? Но этот эпитет -- разухабистый, а мои ощущения совсем другие: я слышу хоровод, внимаю кружению, перекличке. Откуда это берется?

В организации индивидуального звукового облика стиха главную роль играет последовательность согласных звуков (их заметно больше, чем гласных, а значит, вероятность случайного повторения комбинации гораздо меньше). Прочтем еще раз строку:

был РаЗВеСелый РоЗоВый ВоСход.

Что видим? Точное повторение последовательности согласных (они выделены), троекратное повторение "ы" (дважды в компании с одной согласной -был развеселый, дважды с другой -- развеселый розовый). На наши ощущения, слуховые и зрительные, эта звуковая и буквенная вязь оказывает не меньшее влияние, чем разудалый эпитет. Звуковой облик стиха придает ему стройность, гармоничность. Варьирование одних и тех же звуков закругляет стих, как бы замыкая его в себе, сообщая ему завершенность.

В этом стихе есть одна любопытная особенность. Даже если бы розового не было, а просто -- "был развеселый восход", то и тогда в нашем воображении он окрашивался бы в розовые тона. И все из-за звукового родства слов развеселый и розовый, ведь пять общих звуков -- р, з, в, ы, й (строго говоря -- букв, но в данном случае и звуки совпадают) - само по себе немало (в одном слове всего десять звуков, а в другом семь), но они к тому же расположены в одинаковом порядке. Этого вполне достаточно, чтобы облик одного слова невольно создавал в слуховом или зрительном воображении аудитории образ другого. Мы видим, что даже и редкостный эпитет может оказаться не самым сильным живописцем в ряду других средств выразительности. Пойдем дальше.

Д.Кастрель в цитате из Высоцкого подчеркивает одновременность двух признаков: изобразительности и отсутствия эпитетов. Но очевидно, что степень изобразительности, "картинности", не зависит от эпитетов. "Вот стул, вот стол" -- в этой строке двустопного ямба есть зрительный ряд. Он не индивидуализирован, но это другой вопрос (хотя если строку поставить в контекст, она может создать и вполне индивидуальный, эмоционально насыщенный образ).

Под изобразительностью Д.Кастрель имеет в виду не яркость зрительного ряда стиха, а наличие этого ряда ("... можно ли вообще что-то показать словами, не давая предметам признаков?"), причем только статичного ("Высоцкий пишет статику необычно"). Выражение "картина боя" призвано опять же подчеркнуть ее статичность. Но "сам бой" никакой писатель в силу специфики литературы показать не может, он всегда будет показывать именно что "картину". Динамичную или статичную. Вот мы и подошли к существу проблемы.

x x x

Действительно, картина боя в тексте "Замок временем срыт...", несмотря на обилие глагольных форм, не динамична, а статична. Значит, сами по себе глаголы и их производные динамики не создают. Благодаря чему она возникает? Присмотримся к приметам боя: лопалась сталь, тетива дымилась -- и сравним этот эпизод с фрагментом "Пожаров", явственно динамичным:

Но вот Судьба и Время пересели на коней,

А там -- в галоп, под пули в лоб, -

И мир ударило в озноб

От этого галопа.

В картине сражения, которую мы анализируем, во-первых, нет развития. То, что происходит со сталью, тетивой, что делают смерть и враги, -- эти фрагменты боя одновременны. Точнее, они вневременны -- поэт не разворачивает ситуацию во времени82. Между нею и эпизодом "Пожаров" есть еще одно существенное различие: персонажи во втором случае перемещаются в пространстве (причем быстро -- галопом), а в первом нет. Интенсивность пространственного перемещения персонажей и развития сюжета во времени, видимо, и определяет степень динамичности изобразительного ряда стиха.

Ответить на главный вопрос -- статичность или динамичность картин характерна для стиха ВВ? -- мы все-таки пока не можем: мало конкретных наблюдений над песнями. Но уже сейчас видно, что немало эпизодов, кажущихся динамичными, в частности, внутри "кадра", на самом деле статичны. Такова "Охота на кабанов". Посмотрите вторую-четвертую строфы, то есть сцену охоты, и вы заметите все то же отсутствие развернутости во времени. Таковы же обе части "Иноходца" -- до "забега" и во время него. То же мы наблюдаем в первом эпизоде "Охоты на волков", во всех эпизодах "Коней привередливых".

Вначале мы сказали, что тексты ВВ "кинематографичны", а теперь вроде бы пришли к выводу, что многие из них скорее "фотографичны". Так что же: "кино" или "фото"? Присутствует ли в "кадре" динамика и если да, то где она прячется? О многих текстах Высоцкого можно бы сказать, что это одновременно и "кино", и "фото". Живые картины, не "перетекающие" за раму. Движение в них -- повторяющееся, а значит, парадоксальным образом -- статичное. Рассмотрим детали конкретной картины.

Звонко лопалась сталь под напором меча,

Тетива от натуги дымилась,

В грязь валились враги, о пощаде крича...

Били в ведра и гнали к болоту,

Вытирали промокшие лбы...

Несовершенный вид глаголов фиксирует повторяющееся действие (неслучайны собирательные существительные: "звон" от лопающейся стали и "дым" от натянутой тетивы распространяются по всей плоскости картины боя; за сталью и тетивой мы видим тьму одинаковых воинских доспехов и луков). И вот, с одной стороны, названное действие множится, как в сотнях зеркал; а с другой, как бы замыкается в себе, ибо не находит развития в тексте (еще раз подчеркну: в тексте, так как на воображение аудитории идет влияние другого рода и имеет оно иные последствия, к чему мы сейчас и обратимся). Оба качества делают картину статичной, именно картиной в узком смысле слова. Статичной в общем и динамичной в деталях.

Высоцкий в тех двух случаях, о которых мы говорим, передает в стихе не процесс, а состояние -- боя, охоты. Но этим дело не завершается, ибо в игру вступает слушательское-читательское воображение. И оно ведет себя ничуть не похоже на поведение изображения в тексте.

x x x

То, что наше воображение дорисовывает картину, понятно. Но как и почему? Кто-то заметил, что ВВ дает две-три выразительные детали -- и картина готова. В той же "Охоте на кабанов" это прекрасно видно. Добавим только, что детали даны в тексте, а готовая картина, то есть целое, рождается уже вне его -- в нашем воображении. Вообще-то это закономерность взаимодействия словесного сочинения с аудиторией. Отличие ВВ, может быть, лишь в соотношении вклада текста и воображения публики в создание целостной картины и в характере деталей. Их Высоцкий подает очень скупо: даже для масштабного полотна охоты -- всего две (били в ведра и гнали к болоту и поклонялись азарту пальбы -- другие тематически более нейтральны). Чтобы в такой ситуации импульс сработал, детали должны быть яркими, а сама тема -- знакомой аудитории (о специфических качествах требуемого знакомства с темой мы уже говорили в главе "Реальней сновидения и бреда..."). И то и другое есть в песнях ВВ.

Высоцкий дает лишь набросок картины. Воображению публики оставлено огромное поле для работы, без жестких рамок, границ. Ему есть где разгуляться. И оно гуляет!.. Ведь получается: с одной стороны, яркая деталь провоцирует слушательскую фантазию; с другой -- скупость, отрывочность таких деталей приводит к тому, что воображение аудитории оказывается не очень ими связанным, и под контролем автора полотно картины находится лишь в незначительной степени (одна из главных причин такой вольности в том, что почти всегда обозначаемые Высоцким детали не центральные, а маргинальные -оттого, кстати, они и лучше запоминаются, ибо незаезженны).