Дом и два жениха в придачу - Катя Водянова

Я не стала жалеть его вслух, но сердце будто потяжелело. Пусть он и не самый милый человек, но жизнь его тоже больно ударила.

Тергородский университет считался одним из лучших во всей Руде. Не все столичные могли с ним тягаться, а студенты собирались с разных концов страны, приезжали даже из Норнга и Фарузы. Хватало и темнокожих южан, и даже загадочных Хиньцев. Многие здесь, как и я, учились по социальной программе, бесплатно и со стипендией, в обмен мы приобретали обязательство отработать на благо Руды не менее десяти лет. Но хватало и тех, кто оплачивал обучение ради возможности похвастаться дипломом.

Обязательства меня не пугали, все равно не собиралась менять место жительства или полностью уходить в частную практику, а родители считали, что помаюсь дурью до замужества, а дальше буду рожать детей до конца обязательного срока. За каждого младенца давали два года в счет отработки, так многие девушки и оседали дома. Но я о таком и думать не хотела. Мне нравился старорудский и прочие языки, нравилось корпеть над переводами и словарями или же составлять заклинания. Не все будущие маги были хорошими лингвистами, поэтому специалисты моего профиля не сидели без дела.

Госпожа Крыжевская в это время уже прибывала на кафедру, заваривала себе чай и церемонно пила его из крохотной чашки, одновременно болтала с другими преподавательницами и подправляла макияж, а то и прическу. Сколько бы раз я ни заходила сюда в разное время, неизменно видела ее с коробочкой туши в руках и помадой.

Но высокая, яркая и громогласная Пелагея Игоревна могла себе это позволить: ее студенты всегда неплохо знали теорию магии. Даже я в ней разбиралась, хотя посещала занятия факультативно, в составе сборной группы для всех желающих.

И все равно, оказавшись под дверью кафедры, я замялась. Затем постучала и приоткрыла дверь.

— О, Белокосова, заходи! – тут же махнула рукой Крыжевкая. Другие преподаватели сдержанно ответили на мое приветствие и погрузились в свои дела.

Кто-то пил чай или кофе, другие болтали между собой, а остальные заполняли рабочие документы или составляли планы занятий. На меня они не обращали особого внимания. Помнили, что я числюсь старостой в своей группе, поэтому часто хожу по разным кабинетам и дергаю преподавателей.

Тилль, напротив, и здесь нашел знакомых, с которыми успел перекинуться парой слов и договориться о встрече на выходных. Подумать только, какой востребованный молодой человек! И все-то его знают, и все-то ему рады. Но задерживаться он нигде не стал, подошел вместе со мной к Крыжевской, чмокнул ее руку, затем рассыпался в комплиментах.

Ах, уважаемая Пелагея Игоревна, как вы прекрасны, сколько хорошего о вас говорят бывшие студенты, и бабушка моя отзывалась о вас очень тепло. Она тут же посочувствовала его утрате и поинтересовалась, чем может быть полезна. И, могу поспорить, щеки всегда невозмутимой Крыжевской заалели от комплиментов смазливого полуфея.

Тилль не стал лукавить и честно выложил, в чем причина нашего интереса. Только вывернул все так, будто мы здесь не ради дома, а сплотились с одной единственной целью – вернуть Пелагее Игоревне ее записную книжку.

— Но прошло почти двадцать лет! – она всплеснула руками, чуть не опрокинув пудру и тушь. – Тогда Астрид ни с того ни с сего заинтересовалась базисами построения заклинаний, искала информацию, а я дала ей свою книжку, которую заполняла еще студенткой. Я-то давно все наизусть знаю, но и выбросить ее рука не поднималась. Там же все систематизировано и понятно, отличное бы вышло пособие, жаль, так и не решилась его издать. Мы очень дружили с Астрид, поэтому и поделилась с ней наработками. В те времена, могу сказать, я брала не меньше двух серебряных за право заглянуть в мои записи и что-то переписать. Уже после пошли учебники от Нагорского и Белля, затем Красниковой. Но я уверена, что и они многое взяли у меня. В ту пору никто не разбирался в теме лучше.

Я слушала и кивала. Даже если это и было так, в чем я сильно сомневаюсь, то за два десятка прошедших лет магическая наука шагнула далеко вперед. Уже не было нужды платить столько денег за чьи-то заметки, отличные и понятные книги лежали в обычных библиотеках. Наш государь был заинтересован в новых магах и делал все возможное ради роста их числа.

— А как выглядела эта книжка, не припомните? – осторожно спросил Тилль, прерывая поток воспоминаний Крыжевской.

— Конечно же припомню! Я не привыкла разбрасываться своими вещами! Размером как половина тетради. Темно-зеленая обложка с выдавленными вензелями, на внутренней стороне мое имя. Если найдете, то не перепутаете. Приятно, что Астрид не забыла о ней и решила вернуть мои записи, вдруг все же соберусь их издать.

Мы слаженно поблагодарили ее и быстро скрылись с кафедры, пока Пелагея Игоревна снова не нырнула в омут самолюбования.

В коридоре Тилль шумно выдохнул и запустил пальцы в волосы, разом став похожим на студента, а не серьезного преподавателя. На нас сразу же вытаращились. Стайка студенток без всякого стеснения застыла неподалеку и теперь бросала в Лайтнера кокетливые взгляды.

— С этой книжкой дело нечисто, — заметил он. – Астрид была умной женщиной, она понимала, что Крыжевской не издать свои записи двадцатилетней давности.

— Скорее – сорока, — поправила я. — При всем моем уважении Пелагея Игоревна далеко не вчера была студенткой, с тех пор много воды утекло.

— Тем более. И сам срок: двадцать лет не отдавала, но после смерти решила вернуть? Еще и через нас.

— Астрид любила загадки. Вдруг эта записная книжка – ключ к чему-то большему?

— Или она решила нас разыграть. Составила такое условие, а саму книжку потеряла примерно на следующий день после того, как одолжила. И быть нам соседями вечно.

— Не говорите мне такие страшные вещи перед учебой!

— У меня и самого так в горле пересохло, что аж ладони вспотели, — в тон мне ответил Тилль. – Надеюсь, мы сможем избежать страшного совместного будущего, даже готов потрудиться ради этого. Вы-то все равно на парах часов до трех.

— До половины пятого, — уточнила я.

Тилль покачала головой, пробормотал «какая жалость», но на деле не подумал уходить.

— Возможно, Астрид что-то такое упоминала перед смертью? – он поглядел мне в глаза с непонятным выражением.

— Записки Крыжевской точно нет, — отмахнулась