Влюбиться без памяти (СИ) - Бессмертная Майя

В моём сердце начинает болезненно щемить при взгляде на Кожевникова. Вот он передо мной — красивый, очень красивый, как Аполлон!

Боже…

Сколько раз я вглядывалась в эти карие глаза, проходя мимо с подносом, пытаясь хоть как-то обратить на себя взор. Сколько раз я аккуратно ставила перед ним фужер с коньяком, делая книксен, в надежде словить белозубую нежную улыбку. Сколько раз я кусала губы, когда он проводил важные переговоры, и мечтала, что вот-вот всё пройдёт успешно, он выдохнет и, наконец, посмотрит в мою сторону.

Но, время шло, а он продолжал не обращать на меня никакого внимания, общаясь подчёркнуто — вежливо, как с обслуживающим персоналом. И вот сейчас у меня появился шанс сделать так, чтобы он, наконец, посмотрел на меня. Посмотрел, возможно, другими глазами. Ведь он не знает, что я — простая официантка, а думает, что я его девушка, его спасительница, его фея.

Лицо Кожевникова слилось по цвету с подушкой, на которой он лежит, нос слегка заострился, а под глазами пролегли синяки. Но это не портит его благородной красоты, вызывая во мне трепещущее биение истерзанного сердца.

По моему телу бегут мурашки, и я нежно улыбаюсь Антону Михайловичу, не в силах подойти ближе. Диана Леонидовна использует момент передышки по-своему — впивается ногтями в мою ладонь, и подтаскивает к кровати своего сына.

— Малыш, посмотри, кто пришёл. Это твоя невеста, узнаёшь?

Холодею, а сердце уходит в пятки. Не в силах пошевелиться, я лишь растягиваю губы в глупой улыбке, смотря в красивые карие глаза бизнесмена. Из моей груди вырывается вздох, и я краснею под пытливым взглядом Кожевникова, который, видимо, изо всех сил пытается меня вспомнить.

Бедненький.

— Моя?

— Ты не помнишь Женечку?

Диана Леонидовна прижимает ладонь к груди, картинно закатывая глаза. Ей бы в кино сниматься с такими первоклассными актёрскими данными, а не тухнуть в Германии на кондитерской фабрике.

Антон Михайлович вновь напряжённо хмурится, и у меня по телу бегут мурашки — он всё такой же красивый и обаятельный, как тогда, когда я впервые увидела его за столиком в ресторане. Хоть и беспомощный.

— Лицо знакомое. Я определённо её где-то уже видел.

Закусываю губу и выдыхаю.

Ну, конечно же видел — каждую смену, в ресторане «Валенсия». Я полгода крутилась юлой у его столика, подавая блюда, и втайне ждала хоть какого-нибудь намёка на мою исключительность.

Но вслух я этого не скажу, особенно при полицейском, который исподлобья продолжает наблюдать за нашим общением, держа листок в руках. Он, наверное, подозревает сейчас всех и вся — вон, какой у него грозный, недоверчивый взгляд.

А что, если сейчас Антон всё вспомнит? Меня, в накрахмаленном переднике с подносом в руках и великолепную Юлию, на которой он собирался жениться? Тогда лучше мне будет просто уйти, ничего не объясняя — слушать упрёки в обмане я не готова.

— Ну, и славно. Постепенно ты всё вспомнишь, Тошенька. Вы с Женечкой решили пожениться, вы очень любите друг друга.

— Да?

Кожевников задумчиво скользит своим обжигающим растерянным взглядом по моей фигурке, поднимая в моей душе всё новые и новые эмоции, и вновь останавливается на лице, внимательно склонив голову на бок, словно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям.

— Я не помню, чтобы у моей девушки были очки.

Я холодею, сглатывая комок, стоящий в горле, и испытываю стойкое желание провалиться сквозь все четыре этажа, тут же оказавшись на улице. Ну, какого чёрта я всё это затеяла? Хоть у бизнесмена и амнезия, но он наверняка понимает, что ничего ко мне не чувствует. Сердце-то не обманешь.

— Ничего, родной, вспомнишь. И ваша любовь с Женей быстро поставит тебя на ноги, дорогой, не волнуйся.

Диана Леонидовна растягивает нервно подрагивающие губы, хватает меня за плечи и подталкивает к кровати мужчины, вкладывая мою ладонь в его горячую руку. По моему телу пробегает электрический разряд, а сердце громко ухает и бьётся об рёбра.

Ладонь Антона — горячая, слегка шершавая. Настоящая мужская ладонь. На мгновение, представив эту руку на моём теле, я зажмуриваюсь, сглатывая слюну. Господи, Женька, о чём ты думаешь? Это во мне сейчас говорит длительное воздержание — ведь уже месяцев восемь прошло с тех пор, как я рассталась со своим бывшим бойфрендом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как будто прочитав мои пошлые мысли, Диана Леонидовна, горестно прижимая ладони к щекам, обращается к Григорию Егоровичу, с нежностью глядя на своего любимого сыночка.

— Давайте оставим их наедине, пожалуйста.

Женщина заискивающе лебезит перед Тороповым, и тот, согласно кивнув, выходит вслед за ней из палаты, оглядываясь на нас. Дверь захлопывается, и мы с бизнесменом остаёмся вдвоём.

Глава 10

Антон Михайлович аккуратно приподнимается на кровати, морщась при резком силовом движении, и внимательно смотрит на меня, сводя свои тёмные брови к переносице. Я готова провалиться сквозь землю, искренне не понимая, о чём он сейчас думает и верит ли мне?

— Значит, ты — моя невеста?

Киваю.

Чёрт, весь мой план летит в тартарары. Ну, не могу же я сказать больному, что это всё — выдумка и нелепая шутка? Я была уверена, что он узнает во мне официантку и просто поймёт, что я не просто так спасла его от грабителей. И я уже готова была признаться, что он мне давно нравится, и именно его я вижу во всех эротических снах последние полгода.

А тут. Вон, как всё обернулось.

— Поцелуй меня.

Глухая фраза, брошенная так внезапно, отрезвляет меня, и я покрываюсь липким потом.

Что? Поцеловать?

Нет, мне, конечно, чертовски нравится этот красивый мужчина, но я не могу поцеловать его, вот так, с бухты-барахты. Бизнесмен выжидательно смотрит на меня, касаясь моей ледяной руки, и я терзаюсь муками выбора — как же поступить?

— Извини, мне как-то неловко, я стесняюсь.

Я качаю головой, отстраняясь от Кожевникова, разрывая наше сухое прикосновение, и пытаюсь перевести разговор на другую тему, показывая рукой на тумбочку, заваленную его вещами.

— Смотри, мне удалось не только спасти тебя от бандитов, но и отвоевать некоторые вещи. Вот тут — паспорт, ключи от квартиры и твои наручные часы, узнаёшь?

Мужчина переводит недоумённый взгляд на наручные часы, берёт их в руки, и слегка сжимает, включая при этом подсветку циферблата. Я ахаю:

— Ты помнишь их?

— Скорее, на автомате сделал. Вроде помню, а вроде бы и нет.

Киваю.

Ладно, пусть так. Это уже хорошо — сохранились все навыки, он многое может вспомнить на автомате. А время обязательно сделает своё дело. Может быть, принеси я в палату манто Юлии, он бы вспомнил и саму обладательницу мехового изделия.

— А это что?

В руках мужчины оказывается бархатная коробочка, и он быстро открывает её, щёлкнув затвором. На подушечке лежит обручальное кольцо, которое только сегодня мне удалось, наконец, содрать со своего безымянного пальца.

— О, я прекрасно помню это кольцо. Наша фамильная реликвия. Мой дед делал предложение этим кольцом моей бабушке, папа — маме, а теперь оно попало в мои руки. Я ещё летал за ним недавно в Мюнхен, к родителям. Да, я помню. Мама сказала, что я успел сделать тебе предложение?

Киваю.

Чёрт подери, я всё больше и больше топлю себя. И совершенно не представляю, как перестать врать. Честно, не ожидала, что Антон поверит в мою ложь. Думала, что он посмотрит на меня и поймёт, что я не в его вкусе, и он не мог бы влюбиться в меня, но мужчина почему-то легко принял правила игры.

Странно. Неужели, он смог бы меня полюбить?

В моём сердце начинает болезненно щемить, и я нежно улыбаюсь Антону Михайловичу. Как жаль, что скоро эта игра прервётся, и мне придётся всем рассказать правду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Анатолий Иванович входит в палату, дружелюбно улыбаясь, и просит остаться наедине с пациентом.

— Я понимаю, душенька, что вам не терпится остаться наедине со своим женихом, но он ещё слишком слаб, чтобы заниматься грешным делом.

Врач расплывается в доброй ироничной улыбке, раскладывая на тумбочке Кожевникова таблетки, а я вспыхиваю, как пышная майская роза, распустившаяся под лучами жаркого солнца.