Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение - Уолтер Брюггеман

Вполне возможно, что поначалу обетование присутствовало в некоторых из мелких повествований (на их очень ранней стадии). Традиция придала ему вид формулы и сделала из него ключевой элемент рассказа. Самый яркий пример такого более формульного использования мы видим в Быт 12:1–3 — отрывке, с которого и начинается повествование о предках. Бог обращается к Аврааму, повелевая ему уйти из земли своей, от всего, что знакомо и надежно. Это повеление сразу сопряжено с обетованием: уйти надо «в землю, которую Я укажу тебе». Рассказ о предках уделяет огромное внимание Земле Обетованной — территории, права на которую дал этой семье Бог. Не случайно в каждом поколении далее будут возникать тревоги: родится ли сын–наследник. Без такого наследника обетование не смогло бы реализоваться (Быт 15:1–6).

В Быт 12:2 Бог также обещает, что Авраам и его семья обретут большую социально–политическую значимость. (Впоследствии считалось, что это осуществилось в царствование Давида и Соломона.) Завершается обетование в 12:3 удивительным утверждением, что само существование Израиля станет благословением «всем племенам земли». Иными словами, через Израиля благополучие придет к другим народам. Начиная с этого момента, другие народы всегда присутствуют на горизонте Израиля (как и на горизонте Бога Израилева). Эти обетования (см. также Быт 28:13–15) становятся как бы фундаментом, на котором строятся последующие повествования о жизни Израиля. Более того, представление о библейском Боге как творце и гаранте будущего — одна из основных тем всей Библии. Отметим сейчас три цикла традиции, которые связаны с данным отрывком.

1. Фон Рад заметил, а за ним это подтвердили и другие ученые, что первоначальное обетование Бога Аврааму в Быт 12:1–3 связывает предшествующую историю народов (Быт 1–11) с последующей историей Израиля (von Rad 1966, 65–74). Как мы уже видели, Быт 1–11 говорит о глубоком отчуждении народов от Бога, конфликте между Богом и миром. Многие экзегеты связывали вкравшийся в творение изъян с «грехопадением». Сам текст упоминает, что народы находятся «под проклятием» (Быт 3:17–19; 4:11–12; имплицитно также 11:6–9), то есть на них лежит божественный приговор. Уже в первом своем обетовании Израилю Бог говорит, что Израиль станет благословением для народов: благословение, которое несет в себе и с собой Израиль, должно одолеть и аннулировать проклятие. Цель состоит в том (Wolff 1966), чтобы благословение обрел весь мир, чтобы весь мир пришел к тому изобилию и благополучию, которое с самого начала было для него задумано (см. Быт 1:22).

2. Хотя повествование о предках, видимо, представляет собой вполне самостоятельную традицию, при формировании Библии тема обетования оказалась взаимосвязанной с целым рядом других традиций (в Книге Второзакония и производных от нее текстах). Там в центре стоят заповеди и делается акцент на то, что земля обетованная дана Израилю (Книга Иисуса Навина), который должен ею править (Книга Судей) в соответствии с заповедями. Как мы увидим, в Книгах Царей (= 3–4 Цар) та же традиция размышляет об утрате Израилем земли в случае нарушения Торы. Эта другая традиция делает упор на послушании Богу, от которого зависит обладание землей. Однако все эти мотивы теснейшим образом завязаны на обетование предкам. Следовательно, земля послушания (так Втор) — это прежде всего земля, данная по праву. Впоследствии израильтяне под предводительством Иисуса Навина завоюют землю именно потому, что некогда она была обещана Богом. Связь между традициями эксплицитно обозначена в Ис Нав 21:43–45, где завоевание земли понимается как исполнение старых обетовании. (Отметим, что то же самое обетование предполагается даже в традиции исхода, которая в своем первоначальном виде возникла в рамках совершенно иного цикла памяти; см. Исх 2:24; 3:16–17.)

3. Повествования о предках остаются почти без внимания у «допленных пророков» (эти тексты обычно датируют периодом древнеизраильской монархии). Затем внезапно предания об Аврааме вновь всплывают в литературе времен плена (Лев 26:42, Ис 41:8; 51:2; 63:16, Иер 33:26, Иез 33:24, Мих 7:20). Ясно, что после того, как гибель Иерусалима (587 год до н. э.) была богословски осмыслена в свете требовательной традиции Торы (связываемой с Моисеем), община обратилась от суровых условий Моисеева законодательства к свободному обетованию Бога, когда–то данному Аврааму и Сарре. В этом обетовании, в условиях, когда на заслуги через послушание надеяться не приходилось, община изгнанников черпала уверенность. Это обетование, теперь переформулированное, позволяло думать, что Бог все–таки поможет общине и приведет ее к благополучию. В частности, для изгнанной и депортированной общины обетование было важно тем, что оно показывало ее права на землю (пусть утраченную). Возникала надежда, что рано или поздно Бог осуществит свое обетование и вернет Израилю землю, — вернет не потому, что Израиль заслужил это послушанием, а просто потому, что Бог верен своему слову, и верность его пребывала с Израилем с самого начала.

Итак, рассказы о предках оказываются важными для веры и самопонимания Израиля во всех трех корпусах текстов: (а) проклятии народов (Быт 1–11), (б) девтерономической рефлексии о связи земли с Торой, (в) текстах времен плена с их новым интересом к обетованиям. Эти рассказы укрепляли веру и надежду в условиях, когда общине Израилевой угрожали беды и тревоги.

За пределами Ветхого Завета можно видеть две экзегетические траектории, существенные и для нынешних дискуссий об экуменизме. Здесь важен тот момент, что Авраам, получивший обетования, рассматривается как «отец» верующих в разных религиях.

• Христианство. Обосновывая распространение вести об Иисусе Христе за пределы еврейской общины, соблюдающей Тору, к язычникам, не соблюдающим Тору, Павел неоднократно обращался к теме обетования Аврааму. Особенно подробно он развивает эту аргументацию в Послании к Римлянам (Рим 4:1–25). В Послании к Галатам (Гал 3:8) Павел понимает обетование Быт 12:3 («и благословятся в тебе все племена земные») как пророчество о выходе за пределы Торы. Более того, Павел именует это обетование Аврааму «благовестием» (Гал 3:8), намекая, что уже в самых первых словах Бога Аврааму был указан путь за пределы богоизбранного народа. Таким образом, Павлова весть об открытости благовестил для неевреев соотносится с идеей, что Быт 12:3 выражает попечение о народах, находящихся под проклятием.

• Иудаизм. Если христиане находят в обетовании Аврааму открытость язычникам, то еврейские толкователи уделяют особое внимание тому, что оно обещает еврейскому народу Землю. И действительно, тема Земли имеет в рассказах о патриархах первостепенное значение (и впоследствии особенно питала надежды общины, лишенной Земли). Границы Земли, как они очерчены в Быт 15:18–21, предвосхищают дальнейшее расширение территории Израиля при царе Соломоне. Более того, тщательно оформленная покупка земли в Хевроне впоследствии, в некоторых формах сионистского иудаизма, считалась гарантией еврейских прав на Землю (см. Быт 23). Таким образом, эта древняя память и поныне остается одним из аргументов в пользу притязаний Государства Израиль.

Итак, для христианства обетования Аврааму указывают на открытость к язычникам, а для иудаизма — на территориальные права еврейского народа. Мы видим, сколь богата эта традиция и сколь по–разному она может быть осмыслена. Для современной экуменической ситуации огромную значимость имеет тот факт, что Авраам считается отцом веры в трех «религиях Книги»: иудаизме, христианстве и исламе. К сожалению, общее наследие провоцирует и глубокие конфликты между этими религиями: каждая претендует на то, что именно она сохраняет наибольшее преемство с Авраамом.

Остановимся еще на двух вопросах. Во–первых, мы пока не касались рассказа об Иосифе (Быт 37–50), хотя он глубоко взаимосвязан с рассказами о предыдущих предках. Впрочем, он действительно стоит особняком и имеет свою традицию интерпретации. В отличие от Авраама, Исаака и Иакова, Иосиф изображен израильтянином, возвысившимся в Египте благодаря готовности усвоить интересы тамошних владык. Хотя повествование считает Иосифа яхвистом до мозга костей, который к тому же спасает свою семью (Быт 45:1–16; 50:15–21), он также действует в интересах фараона. Будучи высоким египетским чиновником, Иосиф способствовал укреплению экономической монополии правителей за счет крестьян–землевладельцев (Быт 47:13–27). Если принять во внимание последующий рассказ об исходе из Египта, то получается, что Иосиф сам приложил руки к созданию системы государственного порабощения. Вообще в самом повествовании это двойственный персонаж. С одной стороны, мы видим в нем глубоко верующего израильтянина. С другой стороны, он прагматический политик, умело действующий в интересах египетской верхушки. Многие экзегеты считают, что это повествование (подобно рассказам о Данииле и Есфири) отражает опыт еврейской общины, которой приходилось тонко балансировать между сопротивлением и конформизмом (Humphreys 1973; D. Smith 1989). Рассказ об Иосифе (возможно, возникший в более ранний период) поддерживал последующие поколения евреев, которые исповедовали свою веру в сложнейшей политической ситуации персидского (по–видимому) периода.