Меч в ножнах из дикой сливы - Зоя Ласкина

– Что стоите? Начинайте! Пятнадцать ударов, и не вздумайте хитрить!

Стражник Пин и еще один из свиты принца неуверенно двинулись в сторону Иши, двое с палками последовали за ними.

– Не волнуйтесь, господа, – Иши держал спину прямой, а голос – ровным, – я все сделаю сам.

Быстро, но все с той же безупречной осанкой, без лишней суеты он снял шапку-мао, за ней – верхнее одеяние и рубашку-шань (порадовавшись мимолетно, что всегда следит за своей одеждой и людям показаться не стыдно), тщательно сложил их на скамье; оставшись в нательной рубахе, подвязал волосы повыше и, отойдя немного в сторону, опустился на колени.

Пин и другой стражник крепко взяли его за локти, зажав между собой. Иши подавил детское желание зажмуриться – без толку, опасность все равно никуда не денется – и постарался расслабить спину.

И все равно первый удар застал его врасплох.

От резкой боли перехватило дыхание, он невольно дернулся, но стражники держали крепко. Руки Пина слегка дрожали.

– Вы ковер выбиваете, что ли? – раздался гневный окрик императора.

Новый удар обрушился так, что Иши мотнуло и кости, кажется, хрустнули. После пятого удара постепенно нараставшая боль стала почти невыносимой. Били, правда, не по самой спине, в основном по бокам и бедрам, но Иши казалось, что позвоночник превратился в раскаленный столб, к которому, по поверью, в преисподней привязывают клятвопреступников и лжесвидетелей. Все силы уходили на то, чтобы сдержать слезы и дрожь в теле, – после унижения поркой Иши не мог позволить себе еще больше потерять лицо. «Это всего лишь очередное испытание, как во время государственных экзаменов, – твердил он про себя, – это всего лишь раны тела, душе бывает куда больнее, раны в душе так просто не заживают, а телесная боль пройдет. Эргэ страдал сильнее после смерти родителей и ухода дагэ, значит, я должен выдержать. Только бы он и сяоди[81] об этом не узнали!»

Борясь с болью и слабостью, Иши даже не осознал мгновения, когда удары прекратились. Ощутил только, как исчезло давление на локти, и едва не повалился лицом вперед, но чьи-то руки поддержали его.

– Господин Си, это я, Лян Мэнь, – раздался шепот, и Иши, с трудом сосредоточившись, узнал того стражника, что отказался отвечать императору. – Все уже закончилось, давайте я помогу вам встать. Я знаю, как это бывает, отец меня часто бил.

Иши потянули вверх, он попытался выпрямиться, но ноги подкосились, и он почти повис на Лян Мэне. Бока и бедра горели, как после сильного ожога, все тело ломило. Он попытался вздохнуть, и справа все зашлось болью.

– А-Фань, захвати одежду господина Си, – бросил стражник в сторону. – Пойдемте, господин, вам надо лечь. Мы позовем целителя, все будет хорошо.

Сильная рука поддерживала и направляла, Иши переставлял ноги чудовищным усилием воли, не замечая ничего вокруг, но все же не мог не обратить внимания на почти похоронную тишину: будто более двух десятков человек растворились в воздухе или упали замертво.

Дорогу до своих покоев Иши почти не осознал, придя в себя лишь в постели, лежа на животе. Голова даже в этом положении сильно кружилась, руки и ноги ощущались чужими, малейшее движение вызывало боль в избитом теле – уже не острую, а тупую, тягучую.

– Осторожно, господин, дайте мне обработать вашу спину, – раздался над головой мягкий голос, и в поле зрения появилось доброе морщинистое лицо. – Разрешите представиться – Шу Ань, целитель. Эк вас отделали-то, душа болит глядеть. Всегда у них так: съела мясо кошка, а наказывают пса. Ну ничего, ничего, полегчает… Вот, выпейте, это успокаивающий отвар, и отдыхайте.

С трудом приподнявшись на локтях, Иши проглотил темную, сладко пахнущую жидкость, упал в подушки и под успокаивающее бормотание старичка-целителя забылся сном.

Вновь открыв глаза, по слабым бликам светильника на стене он понял, что уже стемнело. Попытался пошевелиться и застонал, тело не слушалось. Чья-то рука приложила к спине холод, боль словно отдалилась, ослабела; на лбу Иши тоже ощутил холодную тряпицу, хотел было что-то спросить, но провалился обратно в сон.

Придя в себя в очередной раз, он даже не понял, открыл глаза или нет: так вокруг было темно. Отвернувшись от стены, Иши увидел тусклый свет, льющийся в окно с улицы, – наверное, луна или дальний фонарь. Скрипнула половица, неясная фигура проскользнула от двери и опустилась на край постели.

– Си-сюн, это я. – На ладони пришельца зажегся огонек, озаривший лицо Хань Шэнли. – Как ты? Хочешь пить?

Иши слабо кивнул; Хань Шэнли налил в пиалу воды из кувшина, стоявшего на низком столике возле, и подал ему.

– Я не смог прийти раньше, здесь было слишком много народу, да и стража вряд ли бы обрадовалась еще одному заклинателю поблизости, – обычно разговорчивый приятель давил слова глухо и медленно. – Сожалею, что тебе досталось ни за что. – Забрав пиалу, он погасил огонек и с силой растер ладони. Между ними вспыхнуло слабое голубоватое свечение. – Сейчас тебе станет легче, потерпи.

Хань Шэнли приложил ладони к бокам Иши, и тот едва не задохнулся от непривычных ощущений. Тупую боль от ударов, тлеющую углями в глубине тела, словно смывал приятный теплый и одновременно прохладный поток. Молодой человек потерялся в этом облегчении, но внезапное осознание почти подбросило его на постели:

– Хань Шэнли, что ты творишь?! Во дворце ведь запрещено использовать духовные силы! Что будет, если тебя поймают за таким?

– Предлагаешь мне смотреть, как ты мучаешься? – яростный шепот заклинателя обжег ухо. – Сам-то знаешь, что у тебя множество внутренних ушибов и трещина в ребре? Если лечить как обычно, ты по меньшей мере неделю проваляешься, а так встанешь уже через пару дней! Глухая ночь, никто не следит! А если следят, то император еще более склонен ловить луну в воде, чем я думал!

Иши счел за лучшее не спорить и просто покориться обстоятельствам. Прошло около пары кэ, прежде чем Хань Шэнли отнял руки и тяжело выдохнул:

– Пока все, завтра ночью продолжу. Я все же не так силен, как наш глава, к примеру. Но рубцов не останется, заживет, будто не было ничего. Погоди-ка… – Он подхватил Иши под мышки, помог перевернуться и осторожно усадил в подушки. – Живой?

Иши прислушался к себе и удивленно признался:

– Более чем.

– Слава Лазурному Дракону. – Приятель залпом выпил пару пиал воды и устало сгорбился: – Ты не думай, я, конечно, и сам бы пришел, но мне еще приказал Его Высочество.

– Что?

– Именно. Новости быстро разлетаются, свидетелей-то было предостаточно, к тому же все знают, что ты просто под горячую руку попал. Дело уже к вечеру шло, как в ведомство заявился Его Высочество – белый весь, считай, что не в себе, – и приказал мне вылечить тебя поскорее. Приказывает, а у самого голос дрожит и губы – тоже. Не любит его император, да разве Его Высочество виноват?

– Я не держу на Его Высочество зла, – мягко проговорил Иши, – передай ему, когда отчитаешься о выполнении приказа. Горькое иссякнет, сладкое придет. Лучше скажи, правда то, что я слышал о болезни Ее Величества императрицы?

– Правда. – Хань Шэнли вздохнул. – Ее Величество ведь из клана Вэй Далян, двоюродная сестра нынешних глав, урожденная заклинательница. Пусть ее и выдали за императора в семнадцать, к этому времени уже и Золотое ядро обычно сформировано, и практикуемся мы постоянно… Опасно заклинательство забрасывать на этой ступени. Первое время после замужества было еще ничего, а потом, когда принцу уже десять исполнилось, мой клан ввязался в заговор против императора. Да что я тебе рассказываю, ты же по части ведомства и так все это знаешь. – Он искоса посмотрел на Иши, тот согласно кивнул. Господин Цао, беря его на службу, подробнейшим образом пересказал всю историю заклинателей, особенно с поры установления императорской власти. – Ну и вот, тогдашнего главу нашего, господина Хань Дацзиншэня, казнили вместе с женой, а за его младшего брата и сына Ее Величество и вступилась. Господин Хань Даичжи тогда едва совершеннолетие справил, а Хань Дацзюэ одиннадцать было. Не знаю, как Ее Величеству удалось убедить императора и совет, что она им обещала, чем поручилась,