Естественный отбор - Дмитрий Красавин

— Да Яшка пьяный был в доску! Если бы ктитор не наобещал ему с три короба, то, протрезвев, он бы на следующий же день потребовал свои деньги назад!

Пантелеймон в задумчивости склонил голову к груди. Потом пробормотал, скорее для самого себя, чем для меня:

— Что-то подобное с этой бешеной суммой обязательно должно было произойти. Не зря ктитор от меня глаза прятал, когда восхищался Яшиным великодушием…

— Юридически вы правы, — попытался я морально поддержать старца. — Он теперь ничего от вас потребовать не может. Его никто не принуждал дарить деньги. Ктитор действительно начал расточать свои обещания уже после того, как положил доллары к себе в карман. А по сравнению с теми убытками для города и большинства горожан, которые, благодаря Яше, принесла с собой медная лихорадка, эта сумма мелочь. Сам Бог велел использовать ее на благое дело…

Пантелеймон, не отвечая мне, начал что-то быстро писать на чистом листе бумаги. Потом сложил лист треугольником, встал из-за стола, подошел к иконе, перекрестился и…, в этот же момент в келью без всякого стука ввалился Яша со своими охранниками.

— Провели. Как лоха, провели! — скрежетал он сквозь зубы.

Я поспешно встал ему навстречу, чтобы увлечь прочь из кельи. Он толкнул меня, с грохотом сдвинул стоявшую у стены лавку к центру комнаты и, вперив взгляд в лицо старца, потребовал:

— Сорок тысяч долларов! Прошу обратно!

— Возьми, — сказал Пантелеймон, — и протянул Яше сложенный треугольником лист бумаги.

Яша принял от старца лист, развернул его и бегло вслух прочитал:

— Управляющему Мелешкинского отделения Госбанка России господину Трофимову Владимиру Андреевичу. Уважаемый Владимир Андреевич, прошу Вас выдать предъявителю сего письма, Беленькому Якову Михайловичу, 50 тысяч долларов. Соответствующие бумаги оформим позже. Храни Вас Бог.

Пантелеймон. 15 июня 1998 года.

Яша недоуменно повертел бумажку в руках:

— Вы хотите, чтобы я пошел в банк с этой писулькой?

— С Вами пойдет мой послушник, рясофор Федор. Бумагу могут посчитать за поддельную, а ему поверят.

— Я просил вернуть мне сорок тысяч. Здесь написано — пятьдесят. Мне подачек не надо.

— У вас, бизнесменов, какие-то проценты за каждый год пользования вкладом набегают…

— За это время больше бы набежало, — заметил Яша, но, подобрев, согласился:

— Хорошо. Будем считать, что мы в расчете, — и протянул Пантелеймону руку для скрепления договоренности рукопожатием.

Старец, слегка поколебавшись, пожал ее.

Затем Яша со своими телохранителями пошел искать рясофора Федора, а мы с М. В., раскланявшись со старцем, спустились к Югони. Посидели на берегу, вспомнили Мелешки нашего детства, общих знакомых…

С Яшей в тот день мы встретились только вечером на квартире М. В. Он принес из банка валюту. Часть суммы ему, помимо долларов, выдали в немецких марках, а частично он согласился взять в российских рублях. Яша пытался строить из себя довольного жизнью весельчака, но получалось у него плохо. Может потому, что никто не подыгрывал. М. В., сославшись на головную боль, вообще ни с кем не разговаривал. Я подумывал над тем, чтобы ехать самостоятельно, без Яши, автобусом до Питера и далее поездом на Таллинн. Однако, чтобы не мучаться потом сознанием, что не все до конца сделал, как надо, решил для Яши, по теме дня, прочитать несколько строк из Евангелия.

— Во, во, — согласился Яша, — для полного комплекта впечатлений выдай что-нибудь душещипательное, да спать разойдемся.

Я открыл Евангелие от Луки и прочитал:

— «Взглянув же, Он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу;

Увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты,

И сказал: истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила;

Ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела.»

Потом, оторвав взгляд от книги, спросил Яшу:

— Если всех дарителей Югской обители по величине их «лепты», согласно Евангельским принципам, распределять, то, положа руку на сердце, вошел бы ты в число хотя бы первых ста?

— Ко мне слово «даритель» уже не относится, — поправил меня Яша.

Я вновь обратился к Евангелию, перелистал несколько страниц назад и прочитал:

— «Смотрите, не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного.

Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою.

У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая.

Чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.»

Яшино лицо оставалось невозмутимым.

Я вернулся к Евангелию от Луки:

— «….у одного богатого человека был хороший урожай в поле;

И он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих.

И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое.

И скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись.

Но Бог сказал ему: безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?

Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет.»

Яша прослушал внимательно. Потом нарочито громко зевнул и подвел итог:

— Вы все завидуете моим деньгам. Но балаган закончен. Пора спать, а утром поедем в Таллинн.

На следующий день, за завтраком, я сказал Яше, что задержусь еще на сутки в Мелешках.

— Решил не связываться больше с закоренелым грешником? поинтересовался он.

Я пожал плечами — понимай, как хочешь.

Перед выходом из квартиры Яша посчитал все же нужным подойти к висящей в углу гостиной иконе «Спаса нерукотворного» и помолиться, чтобы Бог послал ему удачи в дороге.

На улицу мы вышли вместе. Масленникову необходимо было ехать на завод, я хотел еще раз встретиться со старцем Пантелеймоном, а Яшу с охранниками ждал Джип. Но не успел Яша и на пару шагов отойти от подъезда, как из-за угла дома вылетел какой-то взъерошенный субъект и, представившись корреспондентом «Новой газеты», буквально вцепился в лацканы Яшиного пиджака. Оказалось, что корреспондент, по заданию редакции, должен написать статью о Мелешках, а тут такое везение — сам Яша Беленький в городе находится! Почти легендарная личность! Корреспондент готов был бить Яшу по лицу и целовать ему ноги одновременно, лишь бы получить небольшое интервью. Как же — гражданин Эстонии пожертвовал сорок тысяч долларов на русский монастырь! Никаких шоу, никакой рекламы взамен! Что это — вера? сострадание к слезам близких? порыв души или что-то другое? Об этом должна знать вся Россия. Об этом узнают читатели газеты в Эстонии!

Было видно, что он ляжет под колеса Джипа, но так просто Яшу не отпустит. Скажи ему Яша про те пятьдесят тысяч долларов, которые с монастыря взамен пожертвованных сорока тысяч получены, у того еще больше журналистский зуд распалится.

— Я сильно тороплюсь, — деликатно, но настойчиво отталкивал корреспондента Яша. — Через пару часиков, пожалуйста. Через пару часиков…

— Но вы ведь уезжаете!?

— Что Вы! Мы договорились ехать после обеда.

Корреспондент недоверчиво посмотрел на стоящие рядом с Джипом дорожные сумки, на Джеймса с Олегом, на Масленникова.

— Видите, — Яша показал пальцем в мою сторону, — он даже в машину не садится. Мы с ним договорились позже в монастыре встретиться, а сейчас все по своим делам разбегаемся.

— Это правда? — обратился ко мне корреспондент.

Яша, пока корреспондент не смотрел на него, усиленно строил мне гримасы, призывая подтвердить существование такой договоренности.

— Если он Вам интервью не даст, то я очень и очень подробно, специально для Вашей газеты, расскажу обо всех событиях, — не столько для корреспондента, сколько для Яши заявил я, повернулся к Джипу спиной и, оставив их выяснять отношения, пошел по знакомой дорожке в сторону монастыря.

Припоминая по дороге подробности всех связанных с Яшей и монастырем событий, я вдруг поймал себя на мысли, что где-то раньше уже видел этого корреспондента. Я попытался сосредоточиться, и тут же память услужливо нарисовала перед мысленным взором фотографию 9 х 14, которую позавчера вечером нам показывал М. В. Там этот корреспондент был в рясе и, стоя рядом со старцем Пантелеймоном, на фоне еще недостроенной Надвратной церкви, что-то объяснял Масленникову. Неужели…? Впрочем, у того, в рясе, кажется был немного выше рост. Да, точно. Он стоял почти вровень с Масленниковым, а этот корреспондент — на целую голову ниже. Хотя…