Егерь: Назад в СССР 2 - Алекс Рудин

Я уже позвонил отцу, попросил его достать в городе рыбьего жира. Буду по несколько ложек подливать его в кашу — всё же витамины.

Пока псы отъедались, я сходил в дом Жмыхина. Ключ от замка Людмила Сергеевна, уезжая оставила Тимофееву, а тот передал мне.

В коридоре я нашёл висевший на стене поводок и крепкий ошейник. Вернулся к вольеру, надел ошейник на Серко и защёлкнул карабин поводка.

— Ну, что? Пойдём купаться?

Серко от радости прыгнул лапами мне на грудь, чуть не уронив меня на землю.

— Тихо-тихо!

Я вывел пса из вольера. Бойкий ревниво следил за нами и вдруг залился обиженным высоким лаем. Я поневоле рассмеялся.

— Дойдёт и до тебя очередь! Старички идут первыми.

Серко настойчиво дёргал поводок, тянул его в разные стороны. Поднимал умную морду и принюхивался к запахам. Обнюхал каждую кочку, каждый пучок травы, которые попались нам на пути. Я чувствовал его нетерпение, желание сорваться с поводка и бежать, куда глядят глаза.

— Рано, старик, рано! Не привык ты ещё ко мне. Не захочешь возвращаться, и пропадёшь в лесу.

В воду Серко пошёл сразу. Долго плавал из стороны в сторону, насколько позволял поводок. На волнах колыхались клочья серой шерсти. Наконец, пёс выбрался на берег, отряхнулся так, что брызги разлетелись в разные стороны, и умоляющим взглядом посмотрел на меня.

— Что, не хочешь обратно в клетку? Ну, извини! Придётся потерпеть.

Я вернул Серко в вольер, а Бойкого повёл купаться. Время уже поджимало. Вот-вот должен был приехать грузовик с солдатами.

* * *

Весь вчерашний день мы провели с Катей. Получилось это само собой. Уже прощаясь у калитки, я неожиданно для себя предложил:

— Давай завтра съездим в Волхов? Воскресенье же! Погуляем, сходим в парк.

— Давай! — загорелась Катя.

Но тут же потупилась.

— Ой, я не могу. Я должна Нине Фёдоровне укол сделать.

Это была проблема. Автобус уходил в половине седьмого утра, и потом до Киселёво можно было добраться только на попутках. Но я махнул рукой.

— Во сколько к тебе приходит Нина Фёдоровна?

— В девять утра, — ответила Катя. — Раньше она не может — сына с невесткой на работу собирает.

— Раньше и не надо, — улыбнулся я. — Сделаешь укол, и жди меня. Я что-нибудь придумаю.

— Хорошо, — серьёзно кивнула Катя.

Её готовность поверить тронула меня до глубины души.

Проводив Катю, я сразу же отправился к Фёдору Игнатьевичу. По счастью, председатель ещё не спал — смотрел телевизор.

— Вот ведь зараза прилипчивая! — пожаловался он мне, выходя на крыльцо с сигаретой. — Смотришь и смотришь, смотришь и смотришь! И не оторваться! А всё Машка моя. Пристала, как репей — купи ей телевизор. Сама не смотрит, а я отдуваюсь!

Выпалив это, председатель заметно успокоился, закурил и спросил:

— Ты чего хотел-то, Андрей Иваныч? Опять браконьеры шалят?

— Нет, Фёдор Игнатьевич, — улыбнулся я. — Вы не могли бы завтра в девять утра отвезти нас с Катей в Киселёво? Мы хотим в Волхов съездить, погулять. А на автобусе не успеваем — у Кати работа.

— В Волхов? С Катей? — загорелся Фёдор Игнатьевич. — Отвезу, конечно! Мне как раз в Киселёво надо за... в общем, по делу. В девять утра, говоришь? У медпункта? Вот отлично! Там и встретимся.

Он затушил папиросу и тут же достал из пачки вторую.

— А что, Андрей Иваныч, с Катей у вас серьёзно, или так просто? — спросил он.

— Не знаю, Фёдор Игнатьевич, — честно ответил я. — Ещё не успел понять.

— Ты, Андрей Иваныч, мужик взрослый, — задумчиво сказал председатель. — Да и времена сейчас другие. Но прошу тебя — без баловства. По-дружески прошу, не как председатель. Обидишь девчонку — она хвостом махнёт и улетит. А деревня без врача останется.

— Не обижу, Фёдор Игнатьевич, — твёрдо пообещал я. — Сложится, или нет — не знаю, но не обижу.

— Ну, и хорошо, — успокоился председатель. — Значит, завтра у медпункта. Ты не проспи, Андрей Иваныч! Ночь-то какая!

В девять утра мы выехали из Черёмуховки и через полчаса были в Киселёво. Фёдор Игнатьевич высадил нас прямо на остановке и умчался назад, напрочь позабыв о своих «неотложных делах».

— Вечером-то сами доберётесь? — только спросил он.

— Доберёмся, — кивнули мы с Катей.

— Ну, я встречу автобус, на всякий случай. Если опоздаете — ждите меня здесь, приеду.

— Спасибо, Фёдор Игнатьевич! — поблагодарили мы.

Катя снова надела вчерашнее платье, а поверх него накинула лёгкий жакет.

— Я так давно никуда не выбиралась, — улыбнулась она. — Последний раз ещё в Ленинграде, во время учёбы. Мы с подружками ходили гулять в Михайловский сад.

Пока автобус неторопливо катился в сторону Волхова, Катя рассказывала мне о своей учёбе.

— У нас такие хорошие ребята были, — улыбалась она. — Дружные. Всюду вместе — и на лекции, и на развлечения. Мы даже в театр всей группой ходили! И в оперу. Онегин, я скрывать не стану — безумно я люблю Татьяну!

Катя пропела это, так старательно подражая басу Грёмина, что я не выдержал и расхохотался.

Мы гуляли по песчаным дорожкам в тени огромных отцветающих лип Ильинского сада. Эти липы росли здесь ещё до революции — они окружали усадьбу местного помещика Ильина. От самой усадьбы ничего не осталось. Уцелела только круглая беседка с колоннами, выкрашенными под мрамор.

Купив по мороженому у полной улыбчивой продавщицы, мы прокатились в открытой кабинке колеса обозрения. Внизу играла весёлая музыка, и гуляли люди, а на высоте разгулялся тёплый летний ветер. Кабинку со скрипом покачивало, и Катя испуганно прижималась ко мне. При помощи большого железного колеса я крутил кабинку, показывая Кате то плотину Волховской ГЭС, то высоченные трубы Волховского алюминиевого завода, то новый автомобильный мост.

Когда мы спустились вниз, Катя загорелась идеей прокатиться на карусели с загадочным названием «Сюрприз». На этой карусели катались стоя, крепко держась за поручни и пристегнув страховочную цепь.

— Только ты встань напротив меня, — попросила Катя. — Тогда мне будет не так страшно.

Карусель начала вращаться — сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Вот она разогналась, словно центрифуга — я даже почувствовал перегрузку — и вдруг накренилась, продолжая вращаться! Теперь мы с бешеной скоростью то