Очерки Лондона - Чарльз Диккенс

-

Гонка шлюбокъ на Темзѣ представляетъ весьма интересную сцену. Поверхность рѣки бываетъ усѣяна шлюбками всѣхъ возможныхъ видовъ и размѣровъ. Открытыя мѣста на угольныхъ лодкахъ и пристаняхъ покрываются толпами зрителей. Табакъ и пиво требуются съ непомѣрномъ количествѣ. Мужчины, женщины и дѣти ожидаютъ погони съ нетерпѣніемъ. Шести и осьмивесельные катера плавно скользятъ по различнымъ направленіямъ, ожидая начала гонки, чтобы въ теченіе ея провожать своихъ protegés. Хоры музыкантовъ дополняютъ одушевленіе, если только не гармонію всей сцены. Группы лодочниковъ собрались у разныхъ пристаней и разсуждаютъ о достоинствахъ гребцовъ, вступившихъ въ состязаніе. Верейка, назначенная въ призъ, медленно буксируется двумя яликами и служитъ предметомъ всеобщаго любопытства и интереса.

Бьетъ два часа, и всѣ взоры съ безпокойствомъ устремляются къ мосту, изъ подъ котораго должны выступить соперники. Половина третьяго, и вниманіе публики начинаетъ утомляться, какъ вдругъ раздается выстрѣлъ, и громкое "ура!" оглашаетъ оба берега рѣки. Зрители наклоняются впередъ. Шумъ и крикъ распространяются болѣе и болѣе. Шлюбки, стоявшія подъ мостомъ, мгновенно бросаются оттуда, сопровождаемыя прекраснымъ и хорошо вооруженнымъ катеромъ, съ котораго раздаются крики одобренія.

"Вотъ онѣ, вотъ онѣ!" дѣлается общимъ восклицаніемъ, и вслѣдъ за тѣмъ показывается первая шлюбка. Люди въ ней почти полу-нагіе, для того, чтобы дать свободу каждому мускулу. Прочія четыре шлюбки слѣдуютъ за первой почти подлѣ самой кормы. Крики становятся ужасны, и вниманіе народа достигаетъ высочайшей степени.

— Продолжай, Розовый, — продолжай! вотъ такъ![5]

— Дай ей больше ходу, Красный!

— Сильнѣе! сильнѣе, Жолтый!

— Браво, Джорджъ!

— Э-эхъ, Томъ, какъ ты отсталъ! закидывай дальше свои весла!

— Десять шиллинговъ противъ одного, на Жолтаго!

И проч. и проч.

Вотъ только эти слова и можно разслышать, среди оглушительнаго народнаго крика. Каждый незначительныій трактиръ безпрерывно стрѣляетъ изъ ружей и поднимаетъ надъ зданіемъ флагъ. Съ окончаніемъ гонки, толпы народа стремятся отдохнуть въ этихъ гостиницахъ. Невозможно представить себѣ того шума, крина, брани, похвалы, которыми заключается все торжество и описаніе которыхъ дало бы читателю весьма слабое понятіе.

Одно изъ самыхъ любопытныхъ и болѣе другихъ извѣстныхъ намъ мѣстъ на Темзѣ: это — пароходная пристань подлѣ Лондонскаго моста или подлѣ Екатерининскихъ доковъ, особливо въ субботу утромъ, въ лѣтнее время, когда грэвзендскіе и маргэтскіе пароходы бываютъ набиты биткомъ. А такъ какъ мы успѣли ужь нѣсколько познакомить нашихъ читателей съ верхней половиной Темзы, то надѣемся, что они не откажутся прогуляться вмѣстѣ съ нами на Грэвзэндскомъ пароходѣ.

Экипажи ежеминутно подъѣзжаютъ къ пристани, и васъ какъ нельзя болѣе занимаетъ суетливость пассажировъ, поручающихъ себя и свой багажъ на руки носильщиковъ, которые хватаютъ всѣ чемоданы безъ всякаго разбора и исчезаютъ съ ними богъ знаетъ куда. Маргэтскій пароходъ стоитъ подлѣ самой пристани, а Гравзендскій (который отправляется первымъ)" возлѣ Маргэтскаго. Временное сообщеніе между обоими пароходами, образуемое посредствомъ доски съ желѣзными перилами, нисколько не уменьшаетъ безпорядка, неизбѣжнаго въ подобныхъ случаяхъ.

— Который изъ нихъ отправляется въ Грэвзэндъ? спрашиваетъ огромный отецъ огромнаго семейства, которое слѣдуетъ за нимъ подъ руководствомъ матери и служанки, рискующихъ потерять кого нибудь изъ членовъ юной отрасли. — Который изъ нихъ отправляется въ Грэвзэндъ?

— Проходите дальше, сэръ, отвѣчаетъ пароходный служитель. — Не угодно ли вамъ пожаловать на другой пароходъ.

При этомъ почтенный отецъ семейства, опасаясь быть жертвою мистификаціи, и попечительная мать черезчуръ озабоченная опаснымъ положеніемъ семейства, располагаются на Маргэтскомъ пароходѣ. Поздравивъ себя съ пріобрѣтеніемъ прекраснаго и спокойнаго мѣста, отецъ отправляется къ трубѣ взглянуть на свой багажъ, который, судя по слабому воспоминанію, онъ отдалъ какому-то человѣку, чтобы снести куда ему угодно. Но, къ крайнему изумленію джентльмена, между грудами чемодановъ, узловъ, ящиковъ и коробовъ не открылось даже ни малѣйшаго сходства съ его поклажей. Джентльменъ немедленно обращается къ полицейскому чиновнику и объясняетъ ему свое недоумѣніе въ присутствіи другого джентльмена — отца другого семейства — маленькаго, худенькаго человѣка, который вполнѣ соглашается съ предположеніемъ, что въ этомъ пароходномъ обществѣ начинаютъ быстро наводиться безпорядки, и что для искорененія ихъ непремѣнно нужно бы принять самыя строгія мѣры, что пассажиры ни подъ какимъ видомъ не обязаны жертвовать своимъ достояніемъ, и что если пропавшая поклажа не будетъ немедленно отъискана, то онъ непремѣнно постарается распубликовать объ этомъ въ газетахъ, потому что публика никогда не должна быть жертвою такой обширной монополіи. Въ свою очередь, чиновникъ возражаетъ на это, что Общество Екатерининскихъ доковъ, съ самого начала своего существованія, постоянно старалось охранять жизнь и имущество людей, которые избирали его въ посредники; что онъ нисколько не сталъ бы удивляться, еслибъ подобное обстоятельство случилось въ Обществѣ пароходовъ "Лондонскаго моста", потому что на нравственность того Общества едва ли кто поручится; что, наконецъ, онъ убѣжденъ, что тутъ скрывается какое нибудь недоразумѣніе, и что джентльменъ отъищетъ свою поклажу прежде, чѣмъ пріѣдетъ въ Маргэтъ.

Нашъ джентльменъ, воображая, что онъ сразу опровергнетъ всѣ возраженія полицейскаго чиновника, объявляетъ, что онъ и не думаетъ ѣхать въ Маргэтъ, и что на его чемоданѣ весьма ясными двухъ-дюймовыми буквами сдѣлана надпись: "принадлежитъ Грэвзэндскому пассажиру", При этомъ открытіи, чиновникъ немедленно разъясняетъ ошибку, вслѣдствіе чего все семейство почтеннаго джентльмена со всевозможною скоростью переправляется на Грэвзэндскій пароходъ и открываетъ, къ своему особенному удовольствію, что чемоданъ ихъ покоится на палубѣ, а къ крайнему неудовольствію, что покойныя мѣста давно уже заняты. Вслѣдъ за тѣмъ раздается звонокъ, подающій сигналъ къ отплытію парохода, и между пассажирами начинается необыкновенное движеніе. Вы замѣчаете, что многіе подъ тактъ звонка убѣгаютъ съ парохода и вбѣгаютъ на него. Звонокъ замолкаетъ. Пароходъ отваливаетъ. Тѣ, которые прощались съ своими друзьями на пароходѣ, уносятся въ Грэвзэндъ противъ всякаго желанія, а тѣ, которые прощались на пристани, открываютъ, что они очень не кстати растянули церемонію прощальнаго обряда. Тѣ изъ пассажировъ, которые имѣютъ билетъ для цѣлаго сезона, спускаются въ каюту завтракать; тѣ;, которые купили нумеръ утренней газеты, располагаются читать ее; и, наконецъ, тѣ, которые въ первый разъ плывутъ по Темзѣ, отправляются къ носу парохода и любуются живописными берегами Темзы.

Одушевленіе пассажировъ начнетъ распространяться вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ пароходъ, достигнувъ Блаквола, приметъ болѣе быстрый ходъ. Старыя женщины, которыя принесли съ собой огромныя плетеныя корзины, весьма серьёзно принимаются за уничтоженіе тяжелыхъ сандвичей и съ видимымъ удовольствіемъ прикасаются къ рюмочкѣ, передаютъ ее своимъ друзьямъ и время отъ времени пополняютъ ее изъ плоской фляжки съ желудочными каплями. Не забывается при этомъ случаѣ и джентльменъ въ высокой фуражкѣ, который играетъ на арфѣ, и угощается, частію для выраженія удовольствія, какое онъ доставилъ своей плѣнительной игрой, а частію и для того, чтобъ заставить его проиграть какую нибудь національную плясовую пѣсню, подъ звуки которой маленькій Аликъ, пузатый ребенокъ въ красныхъ шерстяныхъ чулкахъ, къ невыразимому удовольстію семейнаго кружка, дѣлаетъ на палубѣ нѣсколько неловкихъ прыжковъ. Дѣвицы, которыя принесли въ своихъ ридикюляхъ первый томъ новаго романа, дѣлаются чрезвычайно задумчивы и весьма краснорѣчиво начинаютъ распространяться передъ мистеромъ Броуномъ или мистеромъ О'Бріеномъ о лазури неба по прозрачности воды. Мистеръ Броунъ или мистеръ О'Бріенъ, смотря по обстоятельствамъ, замѣчаетъ при этомъ случаѣ, что съ недавняго времени онъ сдѣлался совершенно нечувствителенъ къ красотамъ природы, что всѣ его мысли и желанія сосредоточены на одномъ только предметѣ. При этомъ признаніи молоденькая лэди поднимаетъ голову и, не умѣя скрыть своего смущенія, снова опускаетъ ее и перевертываетъ слѣдующій листокъ романа съ большимъ затрудненіемъ, — вѣроятно, для того, чтобы воспользоваться случаемъ продолжительнаго пожатія руки.