Центр круга - Slav

Уорлок расправил мантию так, чтобы и другие смогли оценить его остроумие, но Марк Детфорд неожиданно вскочил с воплем:

— Она такая же! Такая же, как и на тех странных людях!

Взгляды обратились к Марку, Том всерьез забеспокоился, стал рядом с Николасом. Марк подбежал к Уорлоку, боязливо тыча в мантию, зачастил:

— Стью, ты же сам первый их увидел, потом и нам показывал. Уорлок, ты ведь тоже там был!

Уорлок посмотрел на недоумевающего Стайна, тот пожал плечами:

— Детфорд, ты ничего не путаешь?

Марк озирался в поисках поддержки, взгляд метался, как перепуганная птица, от сироты к сироте, но встречал лишь непонимание.

— Вы что сговорились? Вы же тоже видели их! Луишем, Дейвис, Хоппс, Харроу, Свенсон, да что с вами? Ладно Стайн, он Уорлоку всегда подыгрывает, но вы почему молчите?

Хоппс встал с кровати, приблизился к Марку.

— У тебя случаем температуры нет?

Марк оттолкнул его руку, словно боялся удара. Николас скрестил руки на груди.

— Кто‑нибудь объяснит, в чем дело?

— В этой тряпке дело, – взбесился Марк. – Стайн ночами лунатил, разве не помните? А однажды прибежал, все говорил, что в приюте видел странных людей. Он тогда всем нам их показывал. На них были похожие одежды, другого цвета, но похожие.

— Мне не показывал, – возразил Николас.

— Ты спал тогда.

— Ну, Николас, допустим, спал, – заговорил Свенсон, – но ведь и мы ничего такого не помним. Ты уверен, что сам не спал?

— Уверен! Я своими глазами… Пиклс, ты тоже не спал!

— Я никуда и не выходил, – открестился Пиклс поспешно. – И все, кто уходил во вторую ночь со Стайном, потом говорил, что вранье это.

Николас заинтересовался:

— Во вторую ночь? А была еще и первая?

— Была. Со Стайном тогда только Марк, Дейвис и Симон ходили.

Николас уставился на Дейвиса:

— Дирк, чего молчишь?

— А что говорить? – недоумевал Дейвис. – Я из этой чепухи ни слова не разобрал. Ничего такого не помню. Марк, ты ничего на ужин лишнего не ел?

Марк покраснел от гнева и возмущения.

— Я не псих! Если ты в отказку пошел, то меня Симон поддержит. Симон, ну, скажи им!

Все, кроме Тома, посмотрели на Луишема, тот был спокойнее обычного. Том знал, чтобы ни сказал Симон, ему поверят. Луишем всегда говорил мало, но емко и к месту, слова его никогда не оспаривались.

Симон медленно встал с кровати, взял у Уорлока мантию, стал бережно складывать.

— Мартин верно сказал, скоро обход. Нужно ложиться.

Уорлок глянул на Тома, кивнул Стайну «отступление». Симон так же размеренно принялся складывать книги обратно в чемодан, Том поборол оцепенение, кинулся помогать. Прочие разбрелись, только Марк еще стоял, как вкопанный, безвольно шлепал губами:

— Симон. Ты…

Симон оглянулся через плечо, посоветовал мирно:

— Ложись спать, Марк. Ночью всякое может привидься, но не обо всем нужно кричать.

Николас помог Тому и Симону убрать беспорядок. Том торопливо переоделся в пижаму, прячась от подозрительных взглядов, юркнул в кровать. Марку могли и не поверить – Симон и Пиклс его слов не подтвердили, другие удивительным образом забыли о «странных людях», но все же в спальне ощущалось беспокойство. Слишком много вопросов осталось без ответов. Том, словно особый барометр, чувствовал общее напряжение.

Сироты заснули не скоро.

***

Тяжелые подошвы ботинок сделали бы шаги слишком громкими, потому одел лишь носки и халат, так и остался в пижаме. Том приоткрыл дверь, осторожно просунул голову в коридор. Ближе к лестнице приметил стол дежурящей сестры. Тусклый свет масляной лампы падал на безмятежное лицо, Том довольно улыбнулся: сестра Агнесс всегда спит на дежурствах. Любительница скоротать ночь за чтением, она задремывала уже на втором десятке страниц. Тишину пустого коридора нарушали лишь свистящее похрапывание монахини да осторожные шаги Тома.

Со стороны казалось, что сестра Агнесс только на мгновение прикрыла глаза, спинка стула помогала удерживать осанку прямой. Крадучись, Том проскользнул мимо дежурной, паркет под ногами даже не скрипнул. Свет в лампе колыхнулся, монашка гулко забормотала во сне, и Том, не оглядываясь, припустил в сторону учебных кабинетов.

Том не боялся быть обнаруженным: ночью монашки дежурят только у спален сирот, этажи же просто обходят, проверяют, все ли двери закрыты. Бежал легко, неслышно, на поворотах даже скользил. В нужной рекреации перешел на шаг, не смотря на потемки, уверенно пропускал лишние двери. Наконец, остановился у одной, на слух убедился, что прилегающие коридоры также пусты. Том погладил табличку на двери, повторил губами то, что ощутил кожей, – «Сестра Мэри Альма. Преподаватель истории». Пальцы скользнули ниже, к замочной скважине, Том опустился на колени, резко выдохнул воздух: нужно попасть внутрь, время обхода близится.

Рука потянулась к карману халата, до уха донеслось тоненькое бряцание отмычек. Все также на ощупь Том стал, по очереди, скрести отмычками в замке. В соседней рекреации послышался звук шагов, ночью так шумно ходят только монахини. Том заторопился, свет масляной лампы из‑за поворота становился все ярче, когда замочный механизм глухо щелкнул. Вместе со скулежом дверных петель Том на корточках нырнул в кабинет. Спиной навалился на дверь, та захлопнулась, и замер в ожидании.

Шаги затихали, так и не свернув в его сторону. Том ткнул нужную отмычку обратно в замочную скважину, чтобы на обратном пути не возиться. Только теперь осмотрелся, втянул носом воздух места, где впервые узнал, что он волшебник, пахло пылью, отравой для крыс и отсыревшими книгами. За окном мелькнула размазанная тень, сердце Тома замерло на краткий миг. По подоконнику процокали когтями, а в тусклом свете обрисовался силуэт птицы.

Том сплюнул на пол: страх сменился гневом.

— Принесла нелегкая.

Решил, если будет вести себя тихо, то Корникс улетит скорее, но ворон на этот счет имел иное мнение. Дробный стук по стеклу выразил его нетерпение и желание попасть внутрь. Том, опасаясь лишнего шума, кинулся открывать окно.

— Успешной ночи, мастер–р Том, – выдал Корникс с видом заговорщика.

Он сливался с темнотой ночи, только глаза поблескивали голубыми огоньками, словно посмеивались. Том не ответил, вынул фонарь, на стене заплясал желтый кругляш. Из темноты проступил аляповатый интерьер: заваленное бумагами и папками бюро; каталожный шкаф с давно выцветшими надписями; кресло с истертой обивкой и низкий журнальный столик; далее рабочий стол, а рядом пугающий своей тучностью готический шкаф. Все седое от пыли.

Том погасил фонарь, решил начать с бюро. Задрав лицо к потолку, чтобы не вдыхать пыль, взялся перекладывать папки на пол, затем стал шарить по выдвижным отделениям и полочкам. Пару раз отдергивал руку, злостно ругался: пальцы натыкались на шилья или другие острые предметы.