Центр круга - Slav

Сколько Том помнил, Мартин Свенсон всегда был таким занудой и педантом. Он все делал до конца и с особенной тщательностью: и выглядел опрятнее других, хотя это казалось невозможным, и одеяло застилал лучше всех, ни морщинки, ни складочки, и псалмы заучивал с рвением фанатика. Том не знал случая, чтобы Мартин не вымыл руки перед едой, хотя они с Пиклсом долгое время пытались его на этом подловить. За такое поведение, пожалуй, Мартина и выбрали главным по комнате. Он распределял дежурства по столовой и по уборке спальни, доводил до сирот мелкие поручения сестер, выполнял всю грязную, по мнению Тома, организаторскую работу, однако на этом полномочия заканчивались. Уважения или страха к Мартину никто не испытывал, обращались с ним, как с брехливым псом, что лает, но укусить не посмеет.

У Хью иная история. Он попал в приют в возрасте девяти лет, и как, оказалось, до того момента рос невыносимым неряхой. Это стало заметно даже среди воспитанников приюта, Том иногда брезговал садиться за один стол с Хью, столь дурно несло от его одежды. Единственный, с кем Хью удалось сдружиться, был Дирк Дейвис, и то только потому, что в приют их распределили практически одновременно. Том вспоминал, что уже на следующий день после появления Хью в приюте, возникли шуточки о его росте и нескладной фигуре. Повседневная, рабочая и воскресные одежды ему не подходили, тут коротко, там жмет, здесь топорщится. Монахиням тогда пришлось шить буквально на заказ, но всего через полгода одежда оказалась малой. И все началось заново… Сироты открыто дразнили Хью аристократом, мол, носит одежду только индивидуального пошива. А самонадеянный Хоппс умудрялся этим гордиться, напускал на себя важный вид, что вкупе с неряшливостью создавало комичную картину.

Том за спором не следил. Вот уже несколько минут возился с чемоданом, изображать задумчивость не было нужды: в голове зрел план о переселении Антонина из голубятни. Со стороны выглядело так, словно он никак не мог открыть чемодан. Том еще поклацал запорами, посопел, затем с раздражением пнув чемодан, обратился к Пиклсу:

— Пиклс, у тебя самодельные отмычки остались?

— Тебе зачем? – удивился тот.

Перебранка между Мартином и Хью стала затихать, потому Том понизил голос:

— На чемодане замок заклинило, а там пижама.

— Они у Николаса, – сказал Пиклс весело, – подожди, сейчас кликну. Николас!

Том вздрогнул от того, насколько громко Пиклс окликнул Ламбета, слишком громко. На третьей кровати у противоположной стены заворочалось, взлохмаченный Николас приподнялся на локтях.

— Чего?

— Верни отмычки! – потребовал Пиклс.

Теперь в комнате звучали лишь голоса Пиклса и Ламбета, Том неуютно поежился.

— Сейчас?! – рявкнул Николас возмущенно.

— Нет, через неделю! Боже, конечно же, сейчас!

Николас с ворчанием вылез из‑под одеяла, стал рыться в тумбочке, изнутри повалилось всякое барахло.

— Зачем сейчас‑то? – бухтел он с недовольством. – Утром бы и отдал…

— Они Тому нужны! – прикрикнул Пиклс. – У него чемодан заклинило!

— Пиклс! – одернул Том, но было поздно. Теперь все двенадцать мальчишек были в курсе того, что пижама у Реддла в чемодане, но замки заело, и срочно требуется отмычка.

Том одарил Пиклса убийственным взглядом, но тот изумленно вздернул брови.

— А что такого?

Со спины к Тому подошли, на плечи опустились две ладони, с силой оттолкнуло в сторону. Том успел лишь оглянуться.

— Зачем отмычка, Ребус, – оскалился Стайн недобро, выволакивая чемодан в проход между кроватями, – если есть друзья?

Заинтересованный Уорлок бросил возню с расстегнутой пижамой, кинулся к Стайну с воплем:

— Друг в беде не бросит, верно, Ребус?

— Ты мне не друг, Уорлок, – возразил Том, присел на свою тумбу.

— Это и радует. Стью, пасуй мне! Устроим чемоданбол. Эй, ребята, кто еще хочет поучаствовать?

Чемодан был тяжел, но Стайн поднатужился, подхватил на плечо, так словно собрался всерьез пасовать Уорлоку.

Том вдохнул и выдохнул, принялся расстегивать подтяжки, как обычно перед сном. Тут главное не потворствовать массовым забавам: станешь играть по их правилам и проиграешь; кликнешь сестер – прослывешь трусом, хуже этого только церковный хор; а изобразишь равнодушие, в миг отвяжутся. Он уже и прежде изображал равнодушие, и всегда отвязывались: псы гонятся только за теми, кто убегает. Волшебная палочка грела правое запястье, и Том тихо ликовал, что самое дорогое все же при нем.

Лицо Стайна покраснело от натуги, но чемодан не опустил, даже умудрялся перекладывать с плеча на плечо.

— Уорлок, Стайн, хватит, – возник неподалеку Мартин. – Скоро обход, всем нужно ложиться.

Уорлок и не слышал, всем своим видом призывал других поучаствовать в игре. Том теперь и вовсе отвернулся к стене, буднично расстегивал пуговицы на манжетах, но будто бы и затылком видел сирот. Ждал того неосторожного, кто рискнет присоединиться. Конни Кларк покосился на спину Тома, вспомнив о чем‑то давнем, глубже закутался в одеяло. Хоппс и Дейвис обменялись красноречивыми взглядами и разошлись по кроватям. Остальные же знали Тома слишком долго, чтобы завязывать с ним ссору из‑за такого пустяка.

Угрюмый Николас отыскал‑таки отмычки, прошлепал мимо Уорлока.

— Дик, серьезно, хватит.

— Всего один тайм, Ламбет, – протянул Уорлок. – Присоединяйся.

Не доходя до кровати Пиклса, Николас швырнул ему отмычки, резко обернулся.

— Сказано, уймись.

Уорлок посмотрел на него зверем: умышленно Николас никогда не искал драки, но уж если ее искали другие, хватало нескольких его слов или взгляда, чтобы урезонить забияку. Стайн понял, что веселью приходит конец, швырнул Уорлоку чемодан с воплем:

— Лови, Дик!

Уорлок сделал вид, что принимает пас, а в следующий миг отскочил в сторону, и чемодан беспрепятственно хряснулся об пол. Том вздрогнул всем телом, чуть обернулся. На самом деле замки были никудышными, пасть чемодана перекосило, по полу разметало содержимое: учебники, носки, серебристо–зеленый галстук, мешочек с перьями, свитками пергамента и чернильницей, брюки, мантию.

Уорлок склонился над чемоданом, рассматривая пожитки Тома. Все в комнате замолчали в ожидании, Стайн приблизился к другу, тоже с умным видом уставился на «мяч». Николас начинал закипать, бросил взгляд на Тома, но тот выжидал. Уорлок всегда был поверхностен для того, чтобы заметить необычные книги с бойкими названиями типа «Слова и словечки, оЧАРЫвательные и не очень». Том знал эту слабость недруга, потому и бездействовал, но случилось непредвиденное.

Уорлок вытащил из тряпья школьную мантию слизеринца, покрутил с недоумением, хмыкнул:

— Ребус, ты чего на маскарад собрался?