Второе пришествие - Александр Новичков

Снаружи темнел двор. В тусклом свете луны я не мог рассмотреть его целиком, но даже по расположению поленницы я понял, что нахожусь совсем не в том дворе, где вчера ночью на меня напал оборотень. Или сегодня ночью. Сколько времени я пролежал на чердаке, пару часов или целые сутки, – мне было неизвестно.

Следовало выбираться с этого чердака. Например, через окно.

Но до земли было метров шесть. Может, даже семь. А других способов выбраться с чердака я просто не видел. Пришлось прыгать в кромешную тьму. Я очень надеялся, что хозяин не забыл убраться во дворе, не побросал где попало инвентарь, и что мне не грозит приземление на грабли или наточенные вилы.

Итак, затаив дыхание, я нырнул в темноту.

Приземлившись удивительно мягко, на кучу опилок, я перекатился вперед, гася инерцию падения. Глянул в сторону и обомлел. В двух метрах вправо от меня воткнутым в огромный пень стоял топор. А ведь я мог приземлиться на него…

Невольно я прижал руку к сердцу и коснулся рубашки. Вернее того, что осталось от моей рубашки. Ворот был оторван, правый рукав превратился в ленточки, а на груди отсутствовал внушительный лоскут. Да и вся ткань насквозь пропиталась чем‑то темным и липким. Я принюхался. Пахло, как кровь. И, кажется, это была моя кровь…

Впрочем, я был жив и даже не ранен, так что кровь на рубашке должна была меня беспокоить меньше всего. Существовало множество проблем, и они были намного важнее всяких пятен или грязи. Я обернулся и отыскал на темном силуэте дома узкое чердачное окно. От удивления присвистнул. Метров шесть, не меньше. И как только я туда забрался? Рядом не было ни батута, ни лестницы.

Запрыгнуть на такую высоту сам я просто не мог. Люди не приспособлены к подобным трюкам.

«А оборотни приспособлены?»

От этой мысли у меня неожиданно защемило грудь.

И как можно было об этом забыть. Ведь я теперь оборотень, и тот факт, что мне удалось забраться на чердак без лестницы и чьей‑либо помощи, очередное подтверждение тому. Да, фактов было слишком много. Слишком много.

Но оставалась пара незначительных несоответствий. Я не чувствовал и не видел своего превращения, оно не началось даже, когда я глубокой ночью закричал на луну. Это раз. И на меня напал другой оборотень. Это два?

Почему он напал?

Не могу утверждать, что оборотни терпят чужаков на своей территории. Но если они имеют повадки своих сородичей, волков, то должны тоже охотиться стаей. Но все же он напал на меня. Решил, что я покушаюсь на добычу? Тогда почему не убил? Что вообще произошло, когда я потерял сознание? Быть может, оборотень бросился на меня, прижал к земле и начал вылизывать, как большая собака?

«Какая нелепица».

Тогда откуда кровь? И почему рубашка разорвана?

Может, эта кровь не моя, а того несчастного, кого убил оборотень до встречи со мной, а рубаха порвалась от острых когтей оборотня, вовсе не желающего навредить мне?

Нет, один я не мог найти ответы. Нужно было поговорить со стариком Рименом, ведь он знал об оборотнях намного больше меня. И поговорить так, чтобы он не догадался, что оборотень – я. А для этого следовало привести себя в порядок. Нужно было вернуться в трактир, возможно, у хозяина нашлась бы какая‑нибудь сменная одежда.

Блуждать по ночной деревне я не рискнул. Отбежал подальше в лес, благо двор, где я очутился, находился на самом краю деревни, сориентировался на местности и вскоре вышел к трактиру. Оказалось, что при свете одной только луны видно намного лучше, чем в лучах городских фонарей. Однородный свет позволял глазам подстроиться. Вот только, к моей великой неудаче, пройти никем не замеченным мне не удалось.

Что делал тот человек ночью в трактире, я так и не узнал. Входную дверь обычно не запирали даже ночью, вдруг гостям потребуется выйти на улицу. Зато кухня, кладовая и комната хозяина закрывалась изнутри на засов, как, впрочем, и комнаты гостей. Поэтому по ночам никого не обслуживали, да и красть в зале было нечего. Тем не менее мужчина был там. Он словно ждал меня или кого‑то еще.

Людям свойственно бояться крови, и разорванная рубашка с красными пятнами может довести некоторых до обморока, но его реакция казалась ненормальной даже для самого впечатлительного гемафоба. Я не сразу додумался, что испугался он вовсе не моей изодранной рубахи.

Услышав шаги, он повернулся и словно окаменел от страха.

— Здравствуйте, – учтиво промолвил я.

Мужчина вздрогнул. Брови поползли вверх, глаза округлились, колени задрожали. Возможно, он хотел даже закричать, но звукам просто не удалось покинуть скованного страхом горла. Он попятился, Но, сделав пару шагов, поскользнулся, упал, растянулся на полу.

— Д–демон! – заикаясь, взвизгнул он и отполз в сторону, уткнулся затылком в угол скамьи. Я двинулся по окружности, переставляя ноги мягко, короткими шагами, уверенно держа дистанцию, тем самым открывая ему путь к двери – на свободу. – Д–демон!

Мужчина, не сводя с меня глаз, перевернулся на четвереньки и медленно пополз к выходу. Сообразив, что я не преследую его, поднялся на ноги побежал. Хлопнула дверь. Стало тихо.

Я облегченно выдохнул. Опасность миновала.

Вернувшись в комнату, я стянул с себя липкую и мокрую рубаху, забросил ее в дальний угол. Понял уже, что больше она мне не пригодится. Обессиленно сел на кровать.

Тишина сильно давила на голову. Трескотня насекомых доносилась с улицы, но ее было недостаточно, чтобы отвлечься, чтобы заглушить тяжелые мысли, душащие мое сознание. Хотелось услышать человеческий голос, но будить кого‑нибудь в поздний час я не решился. Растянулся было на кровати, но вдруг заметил небольшой округлый предмет, похожий на блюдце, лежащий на крышке сундука. Кажется, это было зеркало.

Созерцание собственного отражения могло немного отвлечь меня.

Но из зазеркалья выглянуло чудовище. Оно имело нормальное человеческое лицо, округлое, симметричное, средних размеров нос и небольшой тонкий рот. Но глаза… Глаза были нечеловеческими. Не было ни белков, ни глубоких черных зрачков, только кроваво–красное пламя, насыщенное и яркое.

«Неужели это мое собственное отражение?»

От страха у меня подкашивались ноги, но я продолжал упорно смотреть в зеркало, боялся, что если отведу взгляд хотя бы на одно мгновение, то чудовище выберется наружу и проглотит меня целиком. И вскоре отражение изменилось.

Постепенно глазные яблоки очищались. Пламя, которое оказалось вовсе даже не пламенем, а каким‑то красноватым газом, рассеивалось, словно туман холодным утром в горячих лучах восходящего солнца. Стали видны зрачки, радужка, белки с тонюсенькими прожилками капилляров.