Магнолия - Валентин Шатилов

— Ладно. Ждем еще, — вошедший взглянул на часы, — сорок минут. Если девка не найдется — ничего не поделаешь — объявляем тревогу.

Он лениво повернулся и вразвалочку вышел. А Магнолия осталась стоять в этой невероятно темной ярко освещенной комнате, безлюдной, хотя и битком набитой Исполняющими Приказы — одинокая, тошнотно-оглушенная…

14

На свежем воздухе, среди теплых, темных, наивно растопыренных во все стороны яблоневых ветвей, уничтожая, рассеивая изображение некоего Степана Сергеевича, одного из организаторов всеобщего страха, она чувствовала мстительное, постыдное удовольствие.

Все — никаких изображений военных! Никаких фуражек и касок! Хватит! Правда, тогда закрыт путь через ворота… Ну и плевать. Полезем, значит, напрямик. Не особенно выбирая дорогу, только отводя кое-как яблоневые ветки от лица, она зашагала в сторону забора.

Влезть на сетку оказалось невероятно трудно. Сандалии она сразу перебросила на ту сторону, а потом подтягивалась на руках, вставляя пальцы в ячейки сетки. Пальцы ног — особенно большие пальцы — мучительно застревали в переплетении проволоки, и она старалась не особенно опираться на ноги. Но время от времени это делать все-таки приходилось, чтоб хоть немного дать передохнуть рукам — уж очень больно проволока резала пальцы рук — до костей. Так, что казалось: еще чуть-чуть — и ладони останутся здесь, а пальцы упадут с той стороны, рядом с сандалетами.

Сетка прогибалась под ее тяжестью несильно — Магнолия выбрала место рядом со столбом. Но наверху, когда пришлось перебрасывать сначала ноги, а потом и все тело на внешнюю сторону, Магнолия сильно поцарапалась о торчащие как попало проволочные штыри. Глаза, не привыкшие к свету звезд, различили внизу черную, слегка шевелящуюся — как бы мягкую и единую — массу кустарника. Усталость подсказала самый простой способ: сигануть вниз, а там — будь что будет…

Было — что было. Когда она выкарабкалась из кустов, то казалось — горит все тело, исполосованное и исхлестанное, а во рту было солоновато от крови с разбитой губы.

Но все это — к лучшему. Физическая боль оттеснила, сняла прежнее мучительное ощущение нечистоплотности происходящего. Осталась просто ночь, теплое касание ветерка, похрустывание камешков под подошвами…

Магнолия, как и советовал Виктор, не стала выходить на дорогу. Она шла вдоль нее. Но не в сторону их сада, а в противоположную. Было очень жаль Виктора — не спит, напряженно ожидает ее кукареканья — или чего? — мяуканья. Но под всевидящее око телекамер идти не имело смысла. Прости, Виктор! Возвращение в усадьбу-ловушку? Нет, надо было уходить — все дальше и дальше. В темноту, в теплый ночной ветер. Каждый шаг почти на сорок сантиметров удалял ее от той совершенно безумной ситуации, что сложилась вокруг дома.

И, как ни мало расстояние в сорок сантиметров, повторяясь снова и снова, оно превращалось в десятки метров. Потом в сотни метров, в тысячи — и это уже было кое-что, это уже было настоящее, взаправдашнее расстояние.

Черные мрачные деревья справа и слева от дороги резко закончились, и открылось поле — пустое, тихое после шелеста оставшейся позади листвы. А впереди — ясно различимый — ну опять-таки шлагбаум! Понаставили!

Может быть, там никого и не было, но Магнолия на всякий случай спустилась с дорожной насыпи и круто взяла вправо, далеко обходя торчащую вверх, строго указывающую на небо палку.

15

Она остановилась на обочине, лицом к наплывающим фарам, и подняла руку.

Вой мотора перешел в громкое тарахтение. Машины, привозившие им продукты, вещи, оборудование — военные машины, гудели не так, а ровно и сильно.

«Мо-ло-ко», — с трудом разглядела Магнолия большие буквы на боку светло-грязной цистерны, громыхающей позади. Дверца, лязгнув ручкой, заунывно пожаловалась на жизнь — и Магнолия заглянула в тускло освещенную кабину.

— Ну что, будешь залезать, нет? — раздраженно спросил мужичонка в кепке, придерживая левой рукой руль.

— Да, конечно, спасибо, — сказала Магнолия, ухватилась за поблескивающую ручку, забралась по вибрирующим ступенькам, уселась. Было жестко и неудобно — пружины выпирали из продавленного сиденья. Но Магнолия слишком устала.

— Дверь сильнее захлопни, — подсказал мужичонка и выключил свет.

Когда Магнолия сильным рывком захлопнула дверцу, он не глядя, привычным движением воткнул скорость, и машина, озлобленно взвыв, тронулась с места. В тусклом свете Магнолия видела его крупные, некрасиво исполосованные жилами руки, мятый воротник рубашки, щетинистый большой кадык.

— К родным? — спросил он, не отворачивая голову от дороги.

— А? — не поняла Магнолия.

— Едешь куда? К сродственникам? Или какие знакомые у нас живут? Может, я знаю?

— Вы меня, пожалуйста, не расспрашивайте, — устало попросила Магнолия. — Я, понимаете, ничего ответить вам не могу.

— К хахалю, что ль? — неправильно истолковав ее слова, предположил шофер. — А чего такая оборватая? Дралась, что ль, с кем?

— Нет, нет, не дралась, — помотала головой Магнолия, — извините, пожалуйста, я как-то совсем устала… и, наверно, сейчас засну…

— Ты, того, лучше не спи! Лучше поговори со мной. А то заснешь, я засну — что ж это за дела будут?

Но Магнолия не слышала — она уже спала, откинувшись назад, и голову ее мотало из стороны в сторону.

— Во шальная девка, — констатировал шофер, взглянув на нее, и полез в бардачок за сигареткой. Прикурил. Забросил коробок спичек обратно в темную пасть бардачка, потянулся было прикрыть его крышку — как вдруг резко отдернул руку, вильнув от неожиданности рулем.

Там, где под свисающей крышкой бардачка только что торчала голая, расцарапанная коленка шальной девки, теперь слегка покачивалась толстая мужская нога в мешковатых форменных солдатских брюках, засунутых в голенище сапога. Шофер так резко затормозил, что их обоих инерция кинула вперед, и поскорее включил свет в кабине.

— Что, приехали? — сонно спросила Магнолия, выпрямляясь на сиденье и изо всех сил протирая кулачками слипающиеся глаза.

Шофер смотрел на ее голую коленку — все царапины были на месте.

— Ты, девка, этого… того… ты чего творишь-то? — сипло спросил он и непроизвольно отодвинулся в угол. Он и сам не понимал — чему верить: тому, что видит сейчас, или тому, что видел секунду назад.

— Я, что, превратилась в кого-то? — вяло позевывая, спросила Магнолия. — Вы извините, мне что-то приснилось… Вы не обращайте, пожалуйста, внимания — это не страшно… Это, должно быть, недолго… будет, наверно…

Последние слова она уже едва протолкнула сквозь непослушные губы и, не дослушав себя, опять уснула.

Шофер ощутил в углу рта размокшую сигарету, выплюнул ее за окошко, вытащил новую из мятой пачки, выцарапал дрожащими пальцами спичку из коробка, чиркнул и судорожно затянулся.

Было очень тихо — когда ж это он заглушил мотор? Девка — обычная городская девка, даже, можно сказать, ничего так девка — мирно спала, неслышно дыша приоткрытым ртом.

Шофер матюкнулся, повернул ключ зажигания, со второго раза молоковоз завелся и не спета, гремя и раскачиваясь на ухабах, покатил по привычному маршруту. Только вместо девки на сиденье опять спал, тяжело всхрапывая, какой-то важный толстый сержант с золотым кольцом на волосатом пальце. Девка предупредила, что это будет не страшно — но это все-таки было страшно.

А когда шофер через какую-то секунду снова повернулся к ней, на сиденье спал уже какой-то другой мужик — тоже толстый, но совсем не сержант, не первой молодости, в хорошем светлом костюме.

«Еще запачкается тут у меня», — машинально подумал шофер.

У мужика в костюме из угла приоткрытого рта покатилась струйка слюны, и он, не просыпаясь, вытер ее мягкой пухлой ладошкой.

«Пришелец! — наконец понял шофер. — То он девка, то мужики какие-то, а сам — на тарелке прилетел на разведку!» По телевизору говорили про такие случаи.

— Во, мать твою так! — успокаиваясь, пробормотал шофер. — Нестрашно, говоришь? А в милицию мы тебя все-таки, голуба, доставим. Прямо к дому участкового подвезу — пускай разбирается!

Удовлетворенный своим решением, он украдкой глянул на сиденье рядом с собой, и опять, резко скрипнув тормозами, машина замерла посреди дороги. На сиденье никого не было.

16

… А Магнолии снился удивительный сон.

Тело было очень легким. Даже как-то неприятно легким. Вокруг было совсем тесно — не повернуться — и темно — хоть глаз выколи. Очень хотелось спать и было очень душно. Хотя и не холодно.

Магнолия неуверенно потрогала свою голую руку и удивилась, какая она скользкая — до блеска. Если бы хоть чуть-чуть света — рука наверняка бы заблестела, как полированная.